Стон (СИ) - Страница 3

— Шерлок, какой ты забавный! — весело рассмеялся гость, запрокидывая красивую голову. — Все твои важные дела закончились, и осталось только одно — я.

В следующее мгновение Шерлок увидел того самого зверя, силу которого почувствовал сразу: сузившиеся зрачки, полыхнувшие смертью и яростью, хищный оскал и полное отсутствие жалости к тому, кто по неосторожности оказался у него на дороге.

— Ты мой. По-другому не будет. И не дай тебе бог подумать, что может быть как-то иначе.

Посетитель поднялся и снова заулыбался, тепло и дружелюбно.

— Мне и в самом деле пора. Дела, Шерлок, дела… — Мягко ступая, он направился к выходу, оглянувшись лишь на пороге. — Забыл самое главное. Неужели я так отвратительно стар? Завтра за тобою приедет машина. Та самая, которую ты, конечно же вспомнил, мой внимательный мальчик. Ты сядешь в неё и приедешь ко мне.

— Вы уверены? — Он ещё пытался сохранить самообладание, но хорошо понимал, что попал в какую-то страшную западню, где его непременно уничтожат, не оставив даже следа.

— Я буду ждать тебя, сгорая от страсти, — глумливо продолжал незнакомец, — и ты придешь в мои объятия.

— А если не приду? — насмешливо спросил Шерлок, пытаясь включиться в предложенную игру, и отчетливо понимая, что нет никакой игры и не было изначально.

— Тебя убьют. Безжалостно, грязно и о-очень больно, — прозвучал спокойный ответ. — А на Майкрофта не рассчитывай, я смахну его с лица Земли, как хлебные крошки с обеденного стола. Одним движением ладони. До завтра, мой мальчик. И ты всё правильно понял: я абсолютно, идеально безумен.

* положение обязывает

========== Глава 4 Ромео ==========

Очарованная Шекспиром мать дала ему прекрасное имя — Ромео.

Как в ней сочетались набожность и страстность, он так и не смог понять, но мать поклонялась Шекспиру и молилась Мадонне с одинаковым фанатизмом. Возможно, именно это соединение двух противоположностей и делало её невероятно чувственной и притягательной для всех без исключения. Лорена была пропитанной солнцем итальянкой без единой капли чужеродной крови. Горячую кровь Ромео разбавила прохлада его британского natural father*, о котором он до сих пор ничего не знал, и тайну о котором мать свято хранила всю свою жизнь. Но брошенной Лорена не выглядела, будто тот, от кого был зачат дорогой сыночек, явился в её жизнь с единственной миссией: оплодотворить налитое молодыми соками тело и исчезнуть, не затронув сердце ни болью, ни сожалением.

Ромео ненавидел Британию и всё, с нею связанное, но именно сюда его неудержимо влекло и, как ни странно, именно здесь он осознавал, что такое домашний очаг, свив себе настоящее гнездо — теплое и уютное. Его английский домик был до смешного мал в отличие от громоздких и вычурных вилл, которые он с ослиным упрямством строил по всему миру, и в которых совершенно невозможно было существовать.

Детство Ромео прошло в деревушке одной из провинций Калабрии**, где его прекрасная мать жила с рождения, и где потом была похоронена и горько оплакана мужем, французом Роменом Бонне, чью одинокую жизнь она щедро согрела своим солнечным телом. Как эту женщину, почти не покидающую богом забытый поселок, находили все кавалеры, было загадкой. Но прихоти судьбы не поддаются анализу, а на все вопросы сына мать отвечала улыбкой и слабо щелкала по носу тонкими душистыми пальцами.

Но это потом, в далекой Франции, куда увёз их до самозабвения влюблённый Бонне, они стали нежными и душистыми. В своей родной деревушке Лорена Гримальди потрошила рыбу, и хотя руки её были надежно запрятаны в толстые резиновые перчатки, запах рыбы прочно въелся в каждую пору смуглой матовой кожи.

Лорена была молчалива, загадочна и неглупа. Умение быть счастливой она получила от бога, поэтому счастье никогда не было для неё проблемой. Лишь одно её огорчало всерьез, до отчаяния — десятилетний сынок наотрез отказался от своего романтичного имени, и появился Рэм. Рэм Гримальди. Отчаянно смелый, дерзкий и самолюбивый.

Добрый.

Веселый.

Красивый.

Всё давалось Рэму легко: в одиннадцать он отрезал рыбьи головы так же ловко, как и его мать. Учился, не прилагая усилий, схватывая всё на лету. Дружил, смеялся и плакал. Его разум всегда был распахнут для новых знаний и впечатлений, а душа — открыта для чувств. Тело рано налилось мужской силой, и в неполные двенадцать Рэм испытал свой самый яркий оргазм, кончая в рот семнадцатилетнему божеству — прекрасному Киро, загорелому до черноты и пропахшему рыбьими потрохами так же сильно, как он. Киро едва не плакал, прижимая к себе худое мальчишечье тело, а Рэм хохотал, наслаждаясь звенящей легкостью в паху, бесстыдными руками и рабской зависимостью любовника, чья теплая, густая сперма тоже имела запах и привкус рыбы.

В четырнадцать он безжалостно сказал свое первое «нет» дрожащему божеству. Киро осточертел ему до тошноты. Жаркие ласки, ненасытный рот, стоны и шепот были скучны и однообразны. И уж конечно Рэм никогда не был в него влюблен.

Он рвался в огромный мир, и мир вскоре принял его в свои объятия — судьба привела в их тихую деревушку любителя живописных итальянских окрестностей, успешного и богатого француза Ромена Бонне, закоренелого холостяка, толстого, добродушного, немного нелепого и даже не помышлявшего о любви, но влюбившегося в мать Рэма сразу и навсегда.

Счастливая доля Лорены Гримальди дала ей и её рано повзрослевшему сыну ещё один шанс.

***

Франция Рэма очаровала, став его первой настоящей любовью.

Второй любовью стал Шерлок…

Они жили в чудесном пригороде Болоньи, где у Бонне был бестолково обустроенный, но большой и красивый дом с идеально ухоженным садом, которым он любил заниматься сам в свободное от ценных бумаг и банковских расчетов время, не допуская туда даже горячо любимую женушку.

Лорена не настаивала. Она наслаждалась предоставленной передышкой и с маниакальной страстью холила свое безупречное тело, старательно избавляясь от преследовавшего её запаха рыбы.

Рэм с не меньшей страстью восполнял пробелы в своем деревенском образовании. Бонне не поскупился на оплату частной школы, где Рэм блистал, поражая преподавателей быстротой восприятия и жадностью к знаниям.

Поступив в Болонский университет, Рэм с головой погрузился в изучение права, и это на несколько лет стало основным в его жизни. Он наслаждался процессом познания, алчно набрасываясь на всё новое и неизведанное. Финансы, философия, языки — ничто не осталось вне поля его зрения, всё было ему интересно.

И женщины, и мужчины влюблялись в независимого красавца, но Рэм этого не замечал. Секс мало его привлекал, а любовь к матери, уважение и дружеская привязанность к Бонне вполне восполняли отсутствие романтических отношений.

Он настойчиво рвался к вершине, которую сам пока для себя не определил, но был совершенно точно уверен, что она где-то есть. Придет день, и эта неведомая вершина откроется перед ним сама, и он покорит её, наслаждаясь триумфом.

Счастлив ли он был в то время?

Сейчас, находясь в настоящем аду, Рэм ни секунды в этом не сомневался. Ощущение постоянной наполненности теплом и светом он помнит до сей поры. Но именно в тот благословенный период впервые обозначил свое присутствие монстр, который теперь так беспощадно его пожирал. На короткий миг, испугав до трясущихся рук и ног, загнанный потом в самые темные глубины души, он все-таки был…

*

Он случайно наткнулся на взгляд того симпатичного парня.

Рэм общительным не был, но нелюдимость тоже не являлась чертой его непростого характера. Обыкновенная нехватка времени, всего лишь. Сосредоточенность на главном, не более.

Иногда он принимал участие в студенческих вечеринках, где с удовольствием танцевал, где был всегда остроумен и весел, но вернувшись домой, едва ли мог отчетливо вспомнить хотя бы одно лицо. Все они сливались во что-то массовое, не имеющее особенностей и запоминающихся черт.

На этот раз Рэм почему-то не отвернулся и не проследовал рассеянно дальше. То ли взгляд парня был по-особенному горяч, то ли тело самого Рэма взбунтовалось против долгого воздержания, но он неожиданно возбудился.