Столичный доктор. Том VI (СИ) - Страница 3

— Что это за музыка? — тихо спросил я, стараясь не пропустить шаги. — Дирижер сказал, что из «Лебединого озера».

— Вальс из первого действия, — на ухо ответила жена. — Очень популярная мелодия.

Я из этого балета только танец маленьких лебедей знаю, да и то, по причинам, от искусства весьма далеким.

После вальсирования мы получили довольно бурные аплодисменты в награду за мои мучения. Я не обольщался — сегодня такой день, что даже если бы мы там, в центре бального зала просто постояли, реакция гостей была примерно той же.

Отвел Агнесс на место, и пошел по гостям — каждому надо уделить время, поблагодарить. Только вышел из бального зала, наткнулся на сидящего в углу Гамачека. Тесть тихо плакал, размазывая слезы по щекам ладонью. Я подал ему платок.

— Ну же, Грегор, успокойтесь. Всё ведь хорошо.

— Я до последнего не верил, Евгений. Боялся, что свадьба расстроится. Вы же стали князем! И вот… Ласточку мою отдал… Ведь ради нее одной и жил…

— Послушайте, мы же не в Новую Зеландию уезжаем. Впрочем, если соберемся, позовем вас с собой. Там выращивают отличный шираз и совиньон блан с великолепным цитрусовым послевкусием. Не пропадем. А пока надо радоваться счастью своей дочери. Найдите Николая, он наверняка где-то рядом. Поговорите с ним. А пока извините, мне надо к гостям.

Пяти шагов не сделал, как навстречу Зубатов.

— Князь, еще раз поздравляю! — он улыбался от уха до уха.

— Благодарю, конечно, но вы слышали уже? Про Винокурова?

— Пустое, — беспечно махнул рукой Сергей Васильевич. — Думаете, сюда сунется? Даже при благоприятных условиях от Иркутска до Петербурга ехать больше недели. А его искать будут на каждой станции. Скорее всего, попытается через Китай в Европу попасть. Если доберется. Забудьте про него, празднуйте. А на писульки внимания не обращайте. Эти угрозы некому претворять в жизнь.

Если у тебя паранойя, это еще не значит, что за тобой никто не следит. Лучше я потрачусь на охрану, чем стану персонажем некролога.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Въ Петербургъ ожидается на-дняхъ казенный транспортъ золота въ 610 пудовъ. Транспортъ съ вокзала Николаевской желѣзной дороги будетъ направленъ на монетный дворъ, для чеканки новой золотой монеты.

ОДЕССА. Въ Одессѣ появились въ обращенiи фальшивые серебряные рубли, помѣченные 1843 годомъ, Рубли изготовлены не чисто, съ явною ошибкою: вмѣсто слова «пробы» вычеканено «гробы».

САНКТЪ-ПЕТЕРБУРГЪ. Съ выигрышемъ въ 200 тысячъ послѣдняго тиража повторилась обычная исторiя. Въ то время как въ Петербургѣ оповѣстили, что онъ упалъ на билетъ коломенскаго извозчика Рухлова, «Кiевское слово» сообщаетъ, что 200 тысячъ выигралъ носильщик № 10, на вокзалѣ Кiевъ I (Кiевско-Воронежской желѣзной дороги) Н. И. Курышкинъ. Билетъ, будто бы, прiобрѣтенъ счастливцемъ-носильщикомъ года три назадъ въ одной изъ мѣстныъ банкирскихъ конторъ.

Когда личный помощник третий день отсутствует на службе, поневоле задумаешься. Не на кого возложить почетную обязанность выполнять рутинную работу, не с кем отправить нужную бумагу, чтобы срочно подписали и вернули. Короче, всё не так. К хорошему быстро привыкаешь.

Я понимаю еще — день, второй. Мало ли, может, завел всё же даму какую, нашел отдушину, чтобы лишний революционный энтузиазм было куда девать. Мне как-то не до того было. Медовый месяц, знаете ли, он много сил и времени занимает. Я бы и больше отдал этому занятию, но на службу ходить надо.

Из министерства — сразу на Сергиевскую поехал. Никаких яхт-клубов. Там пообедать без того, чтобы языками не зацепиться — большая удача. А нас и дома неплохо кормят. И компания намного приятнее.

Агнесс взвалила на себя нелегкий труд превращения нашего особняка в образцово-показательное семейное гнездышко. Для чего издевалась над прислугой, требуя от них неукоснительного соблюдения своих обязанностей. Думаю, легенды о благословенных временах, когда я платил более чем щедро в обмен на простые обещания работать хорошо, уже циркулируют среди угнетаемых сотрудников. Наверное, только то самое жалование и держит их на месте. Стараются, пыхтят, вытирают микроскопические следы пыли по углам и полируют паркет до состояния катка. И если поначалу я боялся, что дом превратится в подобие музея, то сейчас уже почти начал воспринимать это как должное. Оказалось, что в вышколенной прислуге очень много положительного.

— Здравствуй, любимая, — поцеловал я жену, вышедшую меня встречать. — Как ты тут? Не убила кого-нибудь из горничных? Не придется вывозить тело?

— Может, завтра, — засмеялась Агнесс, и я получил ответный поцелуй. — А ты? Как там казнокрады?

— Воруют потихоньку. Кстати, ты видела Николая? Где этот лодырь?

— Так он простыл, лежит у себя в комнате. Пьет теплое молоко с медом, дышит над чугунком с вареной картошкой.

— Похоже, злой волшебник украл у всех обитателей этого дома знания о наличии лекарств. Ладно, пусть накрывают к обеду, я переоденусь пока. Потом зайду, посмотрю, до чего доводит народная медицина.

Собрал после приема пищи саквояж, пошел к помощнику. В его комнату я заходил редко. В последнее время вообще перестал. Если сильно захочется подискутировать на бесполезные темы, то и без него собеседников найду.

— Ну-с, Николай Александрович, долго работу прогуливать собираетесь?

Семашко выглядел печально. Красные глаза, бледное лицо.

— Еще пару дней, что-то сильно прихватило, Евгений Александрович, — помощник закашлялся противным сухим кашлем, когда процесс облегчения не приносит, одни мучения. — Здравствуйте, кстати.

— И вам не хворать. Давайте, садитесь, послушаю вас.

Пока Семашко раздевался, я подошел к столу, посмотрел, что там в стопке книг. Пирогов, «Вопросы жизни», клинические лекции Боткина, Вирхов, «Медицина и теория эпидемий». Виллерме, Вальрас, первый том «Das Kapital», куда ж без него. Экономика и медицина. Не прекращает работать над своей революцией. Похвально. Так, а что это за журнальчик? «Новое слово». Солидное издание, на четыре сотни страниц с лишком. Редакция, подписка. Содержание за прошлый год. Ну, тут всё ясно, марксизм не прет наружу, но чувствуется. К стене пришпилена вырезка из газеты про «невиданной красоты и мощи фейерверк, явившийся апофеозом великолепной свадьбы князя Баталова». Помню, могём. Зря, что ли, китайских специалистов приглашал? Четыре вызова пожарной бригады от соседей — это вошло в легенды питерских огнеборцев.

— Как умудрились подхватить болезнь?

Семашко замялся, потом все-таки раскололся:

— Обливался холодной водой. А ведь до этого нырял в прорубь на Крещение — никаких последствий.

— Вы же неверующий⁈ — удивился я.

— В целях укрепления организма. Закаливаюсь.

— Оздоровились по самое не могу.

— Как вы изволили выразиться? По самое не могу?

Я выругался про себя. Так и прут из меня анахронизмы.

Послушал, чем дышит помощник. Одышка в покое, двадцать шесть. Не катастрофа, но мне для такого надо на колокольню Исаакия бегом взобраться. Экскурсия правой половины грудной клетки уменьшена, голосовое дрожание там же усилено. Перкуторно — притупление звука. Ну и дыхание жесткое, ослаблено, влажные мелкопузырчатые хрипы, плюс сухие. Температура — тридцать восемь ровно.

— Бронхопневмония, Николай. Знакомо ли вам это слово? Встречается в сочинениях Фридриха Энгельса?

В ответ я услышал новую порцию надсадного кашля.

— Вам бы только высмеять чьи-то убеждения. Я уже начал пить стрептоцид.

— Похвально. Надо было с самого начала, вместо чугунка с картошкой. Может, помогло бы.

— А если это обычный бронхит? Обойдется?

— В переводе на общечеловеческий — скорее всего, туповатый начальник ошибся, а у нас типичная ерунда?

— Это как⁇

— Все болезни, товарищ Семашко, делятся на ерунду и крах. Первое лечить незачем, само пройдет, а второе — бесполезно, потому что уже поздно. Собирайтесь, поедем фотографироваться под икс-лучами.