Столичный доктор (СИ) - Страница 1

«…а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша…» — я попытался перелистнуть страницу, но рука соскользнула с Библии, больно ударилась о прикроватный держатель. Это повлекло за собой падение телефона на пол, неприятный звук хрустящего стекла. Пипец котенку. Новый смартфон вдребезги. Я попытался повернуть голову, посмотреть вниз, но увы, после такого усилия, в глазах потемнело, в груди привычно сдавило.

БАС. Боковой амиотрофический склероз. Его еще нежно зовут басиком. Болезнь, которая гарантированно ведет меня в могилу уже полтора года. Шанс получить — два случая на сто тысяч. Какова ирония судьбы, а? Ты можешь быть мускулистым, накаченным физкультурником, любителем ЗОЖ, не принимать и не злоупотреблять, но однажды ты почувствуешь одышку при подъеме по лестнице, которую раньше преодолевал чуть не через ступеньку. Затем обращаешь внимание на странные онемения и подергивания. И поначалу списываешь на усталость, недостаток кальция и магнитные бури. Но фигня эта не прекращается, и витамины не помогают. И из рук всё валится. Ты идешь к знакомому врачу, сдаешь анализы и… ничего. Никто не может поставить диагноз, от которого надо плясать. Вернее, диагнозов много, а вот толку от лечения никакого. А ты уже не можешь выстоять у стола операцию, и поначалу тебя сдвигают на крючки, потом подменяют, потом… Медику больничный получить — проще некуда. Ну и продлеваешь, и продлеваешь. Но легче не становится.

И только через несколько месяцев впервые звучат эти страшные три слова. А потом остальные предположения тают в небытие вместе с мышечным тонусом. Зато кто-то рассказывает, что не так всё плохо, у вас необратимо разрушаются клетки, передающие моторные нервные импульсы, но течение заболевания дает надежду на длительный период… Но как раз это не работает, и уже следующий специалист, исповедующий принцип не скрывать от пациента, начинает разговор с заявления, что осталось мало. И дальше на тебя обрушивают статистику, которую ты и сам смутно помнишь по учебе в универе. Средняя продолжительность жизни больных с таким диагнозом — года три. Только каждый пятнадцатый живет дольше пяти лет. А что вы так побледнели? Вон Стивен Хокинг с БАС прожил целый полтинник, и в конце даже развелся и женился на сиделке. Не надо отчаиваться! Вот, выпейте успокаивающего.

Помню, любил начинающим алкашам рассказывать про цирроз. И описывал это как состояние, когда вечером засыпаешь с твердой уверенностью, что хуже уже некуда, а утром понимаешь, что вчера еще ничего так было. Вот и у меня то же самое, только без бухла.

МЯУ! Я все-таки смог повернуть голову, обнаружил сидящего рядом с кроватью Барсика. Хотел переназвать черного мейн-куна после диагноза, уж больно кличка напоминала про болезнь. Но котик уже привык к своему имени, напрягать животное не стал.

— Погоди, сейчас придет Рита, покормит тебя, — я говорил тихим, успокаивающим голосом, но Барсик продолжал негодующе урчать. На самом деле громко я уже и не мог говорить. Сначала у тебя начинают подергиваться мышцы по всему телу. Потом добавляются спазмы и судороги. Нейроны отмирают, возникают проблемы с глотанием. Текут слюни, как у новорожденного. Растет тотальная слабость по всему телу, ты уже не можешь ходить — пересаживаешься в инвалидное кресло. Мне повезло — ученики купили супер навороченную модель, с поддержкой головы, мотором для езды. Мое кресло даже могло спускаться по ступенькам. Прямо как у Стивена Хокинга, чью фотографию я повесил в кабинете. Вроде мотивация. Ученый-то после того, как заболел, сделал десятки открытий, написал сотни научных статей, кучу книг. Вот и я смогу.

Не смог. У меня подтвердили быстропрогрессирующий БАС. От двух до трех лет. Вряд ли больше. Лечащий врач так и сказал — «Вам, Федор Александрович, уже можно писать завещание. Лечения не существует». Я сам просил его не церемониться со мной. Как писал кто-то из поэтов: «Лучше горькая, но правда, чем приятная, да ложь». И вот тебе говорят все как есть, глаза не отводят, дают ознакомиться с протоколом лечения. Точнее, протоколом паллиативной помощи. Ибо сначала отказывает двигательные функции, потом речь, наконец, дыхание. Можно довольно долго просуществовать на ИВЛ — если, конечно, тебя не убьет госпитальная пневмония или какой-нибудь сепсис, но конец всегда один. Ты умираешь, задыхаясь. Во сне или…

МЯУ! Голодный кот скачком взобрался на кровать.

— Жди сиделку! — попытался успокоить я пушистого. Но какое там… Мейн-кун смело пошел по телу вверх. Семь разожравшихся килограмм.

— Нет, Барсик, назад!

Я попробовал согнать животное с себя, но как назло накатил новый приступ слабости, Библия вслед за телефоном полетела вниз. Кот добрался до грудной клетки, замер.

— Хр…

— Мяу!

— ХРР! — я еще раз попробовал выгнать животное с себя, но воздуха совсем не хватало, в глазах появилась чернота. Последнее, что запомнил, как Барсик — милый друг — лижет мне лицо.

Очнулся я от какой-то влаги на щеках и подбородке. Кто-то усиленно мне лизал лицо и я первым делом подумал на кота. Не убил! Я жив! Нет, каков же паскудник!!

Глаза удалось открыть со второго раза и… я не узнал Барсика. Обычный черный кот породы «двортерьер» с голубыми глазами и белой отметиной на лбу.

— Ты кто такой?

В ответ мне досталась новая порция облизывания, которая впрочем быстро закончилась — мурлыке занятие наскучило, и он спрыгнул с кровати. Я попытался повернуть голову, и… мне это вполне удалось. Я находился в маленькой светлой комнатке с небольшим окошком. В него билась незадачливая муха. На волю хотела. В помещении была кровать, на которой я лежал, рядом стояла массивная тумбочка со стулом, сундук.

Пейзаж был совершенно незнакомым, более того, мебель вся выглядела непривычной, старинной. Так, у стула изогнуты ножки и спинка — прям, Ильф и Петров, на сундуке я заметил резьбу в форме китайского дракона.

Я попытался сесть, и меня в районе чуть выше копчика пронзила резкая боль. Тоже непривычная. Совсем не «басовская». Я поднес к глазам руки и остолбенел. Длинные худые пальцы, тонкие ручки, через кожу просвечивают кости. Не мои! Во рту сушило, и я вдруг ощутил легкую волну озноба.

Происходящее воспринималось как сон. Какие коты, сундуки и прочий антиквариат? Что там говорят об истинных галлюцинациях у больных БАС? Редкое осложнение? Или мне укололи что-то, отчего всё стало таким… Какой самый верный способ выяснить, глюк перед тобой или реальность? На глаз нажать? Нет, вроде так наоборот, можно вызвать. Не бывает таких ярких, реалистичных и выдержанных во времени галлюцинаций. Да еще вдобавок ко всему, влияющих на все органы чувств. Что тогда? Мой мозг пересадили в другое тело? Конечно, это же плевая амбулаторная процедура, любой фельдшер со скорой за тыщу делает. Остается только как Скарлетт О’Хара — подумать об этом попозже. Пока будем считать, что я таким был всегда. А потом разберемся.

Таак. Что-то тут творится непонятное. Сесть я не могу, а что могу? Например, дотянуться до тумбочки. На ней стояло несколько расписных портретов-миниатюр, лежала кипа газет. Поверх знакомая мне Библия, но в другой, синей обложке. Ну хоть какой-то «якорь» в этом, странном новом мире. Я подхватил книгу, открыл по закладке. «…а если Христосъ не воскресъ, то и проповѣдь наша тщетна, тщетна и вѣра ваша…» 1-е послание Коринфянам 15 стих. Стих знакомый, но почему с ятями? Не моя книга!

Я отложил Библию, поднял первую газету. Московские ведомости, 19 октября 1894 года. Листок задрожал в руке. «За напечатанiе объявленiя въ первомъ разделе, каждая строчка стоiт 16 копеек…». Глаза выхватывали все подряд, взгляд метался от рубрики к рубрике, игнорируя яти, фиты… «Государь Император страдает от одышки, усилившейся из-за воспаления легкого…», «Дело майора Дрейфуса и рост напряженности между Францией и Германией», «Начальство Московского учебного округа объявляет конкурс на занятие должности младшего учителя русского языка Московской губернской гимназии»… Газета летит на пол, я хватаю следующую. Все за 1894-й год.