Столица - Страница 13

— Миссис Уинни вечно старается пристроить Чарли,— с веселым смехом закончил Оливер.

Он распорядился по телефону, чтобы лакей принес ему фрак, и братья стали переодеваться. Затем вошла Элис, похожая в своем великолепном розовом туалете на богиню утренней зари. Румянец на ее щеках горел ярче обычного; низко вырезанное декольте платья привело ее в смятение; она боялась, как бы не совершить faux pas [4], появившись на вечере в таком виде.

— Посоветуйте, как мне быть,— произнесла она, слегка даже заикаясь от смущения,— няня Люси говорит, что надо бы приколоть кружева или букетик цветов.

— Няня Люси не парижская портниха,—сказал Оливер, находивший все это очень забавным.— Вот подожди, посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь миссис Уинни!

Миссис Уинни очень любезно послала за ними свой лимузин. Фыркая и вздрагивая, он уже стоял у входа в отель, и его ацетиленовые фонари отбрасывали далеко вдоль улицы яркие лучи. Дом миссис Уинни помещался на Пятой авеню против парка и занимал полквартала. Его постройка и меблировка обошлись в два миллиона долларов. Он весь был из белого мрамора, и его прозвали «Снежным дворцом».

У подъезда ливрейный лакей открыл дверцу автомобиля, другой лакей с поклоном провел гостей в вестибюль. При входе стояли выстроенные в ряд почтенного вида мужчины в напудренных париках, облаченные в ярко-красные жилеты с золотыми пуговицами и бархатные бриджи до колен, и в лакированных парадных туфлях с золотыми пряжками. Эти пышно разодетые существа сняли с гостей верхнюю одежду и затем поднесли Мон-тэгю и Оливеру на серебряном подносе по букетику цветов, а на другом подносе — маленькие конверты с именем дамы, которую каждый из них поведет к столу на этом «неофициальном» обеде. Затем ряды слуг расступились, дав им возможность любоваться всей ослепительной роскошью вестибюля «Снежного дворца». Широкая мраморная лестница посредине вела к высокой галерее, выложенной резным мрамором; внизу под лестницей был мраморный камин. Для украшения этого особняка хозяева купили и вывезли древний дворец из Пенджаба с изумительными по красоте мозаиками из нефрита и черного мрамора, редкими сортами дерева и причудливой, сложной резьбой.

У входа в салон главный дворецкий громко докладывал о прибывающих гостях. А в салоне, у дверей, стояла сама миссис Уинни.

Монтэгю никогда потом не мог забыть первого впечатления, произведенного на него этой женщиной; ее вполне можно было принять за настоящую принцессу из пенджабского дворца.

Это была яркая брюнетка с великолепным цветом лица, черными глазами, пунцовыми губами, полной шеей и грудью. Одета она была в платье из серебряной парчи и белые, расшитые цветами из драгоценных камней туфли. Всю свою жизнь она собирала бирюзу. Лучшими из этих камней были украшены тиара на ее голове, колье и набедренный пояс. Каждый камень, окруженный алмазным венчиком, был прикреплен к тончайшему проволочному стебельку и при малейшем движении вздрагивал и мерцал. Все это производило странное впечатление и поражало своим прямо-таки варварским великолепием.

Миссис Уинни, видимо заметив, что Монтэгю ошеломлен ее видом, пожала ему руку немного крепче обычного и сказала:

— Я так рада, что вы приехали. Олли много рассказывал мне о вас.

От наряда ее веяло холодной торжественностью, а в голосе звучала мягкая ласка.

Монтэгю представили поочередно каждому из гостей: Чарли Картеру — красивому молодому человеку с темными волосами, с классическим лицом греческого бога, но болезненно-неприятным, желтым цветом лица; майору Винэблу—плотному низенькому краснолицему джентльмену с тяжелой нижней челюстью; миссис Френк Лэндис—молоденькой краснощекой вдове с веселыми глазами и каштановыми волосами; Уилли Дэвису — в прошлом знаменитому хавбеку, а ныне — младшему компаньону банкирской конторы; и двум парам молодоженов, имена которых он не расслышал.

На карточке, которую ему вручили, значилось имя миссис Олдэн. Она явилась почти вслед за ним — почтенная дама лет пятидесяти, внушительной внешности, со склонностью к тому, что именовалось еще не знакомым ему словом embonpoint [5]. Миссис Олдэн носила парчу с тех пор, как овдовела, и на ее пышном бюсте красовалась брошь величиной с мужской кулак, вся из сверкающих бриллиантов— самая внушительная драгоценность, какую когда-либо видел Монтэгю.

Подавая ему руку, она, нисколько не стесняясь, оглядела его с головы до ног.

— Обед подан,— объявил внушительного вида дворецкий. Сверкающая процессия проследовала в столовую — огромный зал, отделанный панелями полированного черного дерева и украшенный великолепной стенной росписью, представляющей сцены из «Романса о розе» [6].

Стол, накрытый скатертью с французской ручной вышивкой, был заставлен искрящимся хрусталем и золотой посудой, на обоих концах его красовались массивные золотые канделябры, а посредине целые охапки орхидей и ландышей в тон с абажурам-и канделябров и тонкой росписью обеденных карточек.

— Ваше счастье, что вы попали в Нью-Йорк, уже имея некоторый жизненный опыт,— говорила миссис Ол-дэн.— Большинство наших молодых людей пресыщаются жизнью прежде, чем успеют дожить до того возраста, когда были бы способны вообще что-либо оценить. Послушайтесь моего совета, не спешите, сперва осмотритесь вокруг и не позволяйте вашему веселому братцу верховодить над вами.

Перед миссис Олдэн стоял графин с шотландским виски.

— Не хотите? — спросила она, берясь за графин.

— Нет, благодарю вас,—сказал он и тут же подумал, что, может быть, следовало согласиться, а его дама тем временем уже выбрала из стоящих перед нею строем полдюжины рюмок самую большую и наливала в нее добрую порцию виски.

— Что вы успели осмотреть в Нью-Йорке? — спросила она и, не сморгнув, опрокинула рюмку.

— Не много,— сказал он,— у меня еще не было времени. Меня увезли за город, к Роберту Уоллингу.

— А-а,— протянула миссис Олдэн; а Монтэгю, чтобы поддержать разговор, спросил: — Вы знакомы с мистером Уоллингом?

— Знакома, и очень близко,— спокойно ответила миссис Олдэн.— Видите ли, я ведь сама была миссис Уоллинг.

— О! — растерянно отозвался Монтэгю. И снова спросил:—До замужества?

— Нет,— еще спокойнее сказала миссис Олдэн,— до развода.

Наступило гробовое молчание. Монтэгю был смущен. Услышав легкий сдержанный смешок, который перешел в откровенный смех, он нерешительно взглянул на миссис Олдэн, увидел в ее глазах озорной огонек и сам расхохотался.

Они так громко и весело смеялись, что на них стали в недоумении оглядываться.

Итак, лед был сломан, и Монтэгю почувствовал облегчение. Правда, его все еще не оставляло неясное чувство благоговейного трепета, так как он понял, что это, должно быть, та самая знаменитая миссис Билли Олдэн, чья помолвка с герцогом Лондонским была теперь в центре внимания всей страны. А ее огромная бриллиантовая брошь, видимо, представляла собой часть приданого, в котором одни только драгоценности расценивались по крайней мере в миллион долларов!

И эта знаменитость сама обещала, что не выдаст его, и великодушно добавила, что, когда он приедет к ней обедать, она даст ему необходимые сведения, касающиеся людей их круга.

— Я понимаю, новичку приходится здесь очень трудно,— сказала она и, помрачнев, добавила: — Когда люди разводятся, всего чаще это случается из-за глупой ссоры, и даже расставшись, они иногда не могут мирно договориться. А бывает, что люди, и не связанные браком, могут ссориться так же, как женатые. Не раз хозяйки дома губили свою репутацию только тем, что не учитывали всего этого.

Итак, Монтэгю сделал открытие, что такая на первый взгляд недоступная, знаменитая миссис Билли при желании могла быть очень добродушной и обладала недюжинным умом. Эта женщина обо всем имела собственное мнение и обладала решительным характером. Она сумела подчинить себе окружающих и занять главенствующее положение в обществе, считая себя достаточно значительной персоной, чтобы поступать так, как ей заблагорассудится; в течение обеда она не раз бралась за графин шотландского виски, предлагая Монтэгю к ней присоединиться, и, когда он отказывался, невозмутимо наполняла свою рюмку.