Столетняя война. Леопард против лилии - Страница 20

И все же в целом Парижский договор был важнейшей вехой в истории соперничества двух монархий. Именно это соглашение подвело черту под первым длительным этапом в развитии англофранцузских противоречий в Западной Европе.

Интересным подтверждением этапного характера событий середины XIII в. в истории отношений Англии и Франции являются свидетельства источников о том, что именно к этому времени современники осознали глубину и непримиримость англо-французских противоречий. Английские хронисты, постоянно уделявшие большое внимание борьбе короны за владения на континенте, начали с 30-х гг. XIII в. проявлять острую враждебность к французам и писать о них как о злейших и опасных врагах Англии. Так, рассказывая о расследовании по делу некоего заподозренного в измене лица, автор официальной Сент-Олбанской хроники писал: «Он был обвинен в том, что вступил в союз с главными врагами короля – французами (francigenis), шотландцами и уэльсцами» [43]. Матвей Парижский отмечал в 1244 г.: «…Всему миру известно, что франки (Francis) являются смертельными врагами господина английского короля» [44]. Верноподданный хронист воспринял эту враждебность и отразил ее в эмоциональных оценках определенных событий. Например, крупные землевладельцы Номандии, сохранившие в 30-е гг. XIII в. преданность Англии, представлены на страницах хроники как жертвы «высокомерия франков» [45]. Любопытно, что этот же хронист не только осознал широту масштабов англо-французского соперничества («всему миру известно»), но и ощутил в какой-то степени расстановку сил в происходящей борьбе. Сообщение о женитьбе шотландского короля Александра II на дочери французского «барона» Ангеррана де Куси Матвей Парижский комментирует следующим образом: «И это было вовсе не приемлемо для английского короля; это показало, что Франция враждебна Англии» [46]. Наконец, в этой же хронике к середине XIII в. (а именно в это время ее автор стал зрелым человеком и видным церковным деятелем) начинает ощущаться растущая значимость англо-французских противоречий в жизни Англии и Западной Европы. В записях за 1245 г. Матвей Парижский (уже аббат Сент-Олбанского монастыря и «государственный человек») отмечает «враждебность королевств Англии и Франции» среди самых важных событий года [47], хотя, заметим, в этом году не произошло ничего особенно яркого, а шла уже привычная «позиционная борьба» на юго-западе.

Итак, с какими же итогами подошли два враждующих дома, Капетинги и Плантагенеты, к зениту Средневековья – середине XIII в.? Прежде всего вражда домов превратилась в противостояние двух королевств и стала стержнем, вокруг которого началось стихийное движение феодальных государств в направлении установления «равновесия сил» в западноевропейском регионе. Об этом свидетельствовал процесс образования военно-политических союзов вокруг двух соперников —

Англии и Франции. Объективно оба королевства нуждались в стабилизации границ и отказе от вассально-ленных обязательств, ставших в XIII в. явным анахронизмом. Однако человеческая память и природа таковы, что ни в какие эпохи не торопятся ломать себя вслед за меняющейся политической и экономической реальностью. Столетнее противостояние леопарда и лилии соткало нервную ткань повышенной чувствительности и обидчивости во взаимоотношениях Капетингов и Плантагенетов. Главным средоточием этих страстей и эмоций стал в середине XIII в. обломок былой «Анжуйской империи» – английская Гасконь.

Вассальные обязательства английской короны, признанные Парижским договором 1259 г., стали живым воплощением анахронизма, в результате которого английский король был королем у себя дома и французским вассалом на континенте. Этот юридический казус, вполне органичный для раннего Средневековья, сделался взрывоопасным и неприемлемым для меняющегося сознания многих современников. В эпоху, когда категории чести во всех сословиях ценились высоко, хотя и понимались неоднозначно, непроясненность англо-французских отношений на юго-западе Франции сулила в будущем бедствия.

В истории англо-французских отношений вторая половина XIII – первая треть XIV в. стали новым этапом, переходным между периодом возникновения и закрепления комплекса противоречий и их разрешением в ходе Столетней войны – крупнейшего военно-политического конфликта в Западной Европе эпохи Средневековья. Второй этап в истории англо-французских противоречий был отмечен существенными переменами в развитии международных отношений в регионе. Их наиболее общие черты уже были названы. Казалось, черты «семейной драмы» были полностью вытеснены крепнущим межгосударственным характером противостояния двух монархий в новой эпохе Высокого Средневековья. Однако, как показали события сравнительно недалекого будущего, на пороге Столетней войны давние родственные обиды проявились с прежней остротой и непримиримостью.

А пока, со второй половины XIII в., в центре внимания соперников, бесспорно, оказались английские владения на юго-западе Франции. Английский король сохранял титул герцога Аквитанского, статус пэра Франции и вассала Капетингов. Это была, безусловно, большая победа централизаторской политики французской монархии. Юридическое положение английского короля во Франции стало теперь примерно таким же, как у крупнейших французских феодальных землевладельцев. Однако его фактические возможности были гораздо значительнее. Плантагенеты, безусловно, обладали несравнимо большей независимостью и материальными ресурсами. Это превращало их владения на континенте в наиболее важную опору сепаратистских сил Франции. Поэтому ликвидация английской власти на юго-западе оставалась непременным условием завершения централизации во Французском королевстве.

Для Англии же сохранение этого последнего фрагмента «Анжуйской империи» первых Плантагенетов было важно сразу в нескольких отношениях. Это был вопрос политического престижа английской монархии, которая, несмотря на большие территориальные потери на континенте, все же не превратилась пока в островное государство. По мере укрепления товарно-денежных отношений и усиления значения торговых связей возрастало экономическое значение юго-западных земель. Расположение последнего английского владения среди французских областей и на границе с Пиренейским полуостровом придавало ему важное военно-стратегическое значение.

Причудливое переплетение обстоятельств и событий прошедших ста лет сделали именно обломок приданого Алиеноры Аквитанской последним владением Плантагенетов на континенте. Любое возможное движение к возрождению обширных английских земель за Ла-Маншем неизбежно должно было опираться на английскую Гасконь – родину таких знаменитых Плантагенетов, как королева Алиенора и ее венценосный сын Ричард I Львиное Сердце. А новые времена и новые реалии середины XIII в. лишь усилили интерес к этой области, присоединив к славе «края трубадуров» многие вполне материальные соображения.

Объективная ценность этого английского владения на континенте увеличивалась благодаря его выгодному для морской торговли географическому положению, наличию прекрасных водных артерий, высокоразвитому сельскому хозяйству и ремеслу, богатым городам. Немалое значение имели также наличие крупных торговых и военных портов (Бордо, Байонна, Дакс) и стратегически важное соседство со странами Пиренейского полуострова. Все это превращало вопрос о принадлежности Аквитании в ключевую проблему англо-французских противоречий (в исторической литературе ее обычно называют «гасконской проблемой»).

Конфликтный характер вопроса об английской власти на юго-западе был заложен в условиях Парижского мира. Уже через несколько месяцев после подписания договора, в январе 1260 г., Людовик IX именовал Генриха III в официальных документах своим вассалом (fidelis noster) без каких-либо оговорок относительно, так сказать, частичного характера вассального статуса правителя одного из крупнейших государств, которое менее столетия назад претендовало на лидирующую роль в Европе. Английский король Генрих III находился в начале 60-х гг. в крайне сложном положении. Многолетнее внутреннее недовольство его политикой, неудачами на международной арене и тесно связанными с этим финансовыми вымогательствами вылилось в политический кризис, который по масштабам превзошел события конца правления Иоанна Безземельного и вступления Генриха III на престол. Выступление возглавленной крупными феодалами политической оппозиции и разгоревшаяся затем гражданская война 1263—1265 гг. в Англии сделали английского короля в первые годы после подписания Парижского мира не просто вассалом Людовика IX, но вассалом, по необходимости покорным. Перед лицом надвигавшейся гражданской войны Генрих III не только панически умолял французского короля о сохранении с таким трудом достигнутого мира, но и рассчитывал на его поддержку. Военную помощь обещал английскому королю после некоторых колебаний его брат Ричард Корнуоллский, германский император. По-видимому, Генрих III ожидал от французского короля прежде всего политической поддержки. Особый международный авторитет Людовика IX был настолько признанным фактом, что английский король был вынужден прибегнуть к нему. В течение 1261—1262 гг. Генрих III неоднократно обращался к своему давнему политическому сопернику в письмах, а затем прибыл в Париж для личной беседы. Во время встречи в Париже английский король демонстрировал свою преданность Людовику IX, определенно стремясь подготовить его благоприятную позицию во внутреннем конфликте в Англии. Третейский суд Людовика IX («Амьенская миза» 1264 г.) действительно оказал Генриху III реальную политическую помощь, признав «неправоту» его мятежных подданных.