Сто рассказов из русской истории. Жизнь Эрнста Шаталова. Навеки — девятнадцатилетние. Я вижу солнце. - Страница 152
Все это солдаты из взвода Третьякова. «Он смотрел на них, живых, веселых вблизи смерти», как пишет автор, и не мог в эту минуту затишья представить кого-либо из них погибшими.
В повести воплощены раздумья самого Бакланова о себе и своем поколении. Еще в 1965 году писатель говорил, что в их классе, в воронежской школе, мальчиков было столько же, сколько и девочек: примерно двадцать человек. После войны в живых осталось трое. Но двое не воевали, а из тех, кто был на фронте, в живых остался он один.
Неудивительно, что оставшемуся в живых как священный долг виделась необходимость рассказать о мыслях, мечтах, делах тех, кто не дожил до победы, но без кого эта победа была невозможна.
«Может быть, самые великие — Пушкин будущий, Толстой — остались в те годы на полях войны безымянно и никогда ничего уже не скажут людям. Неужели и этой пустоты не ощутит жизнь?» — так думает Володя Третьяков, ощущая боль за тех, кто погиб в те фронтовые годы, что шел он по военным дорогам.
В критике, посвященной произведениям Г. Бакланова, его обычно называют в ряду тех писателей, которые разрабатывают тему Великой Отечественной войны. Это закономерно, но все же не совсем точно. Есть у Бакланова и произведения о мирной жизни, как есть они у Ю. Бондарева, Б. Васильева, В. Быкова и других писателей, для которых военная тема остается сквозной, непреходящей. Наверно, в этом и заключается общность ряда писателей как исследователей военной темы: о чем бы они ни писали, раздумья не только о мире, но и о войне тревожат их творческую сущность.
«Среди многообразных обязанностей, которыми заполнены мысли, дни, у человека есть одна главная обязанность: быть человеком. И об этой его обязанности литература должна напоминать ему неустанно. Потому что назначение литературы — быть совестью своего времени — так справедливо считает Г. Бакланов, так пишет он в очерке „Быть совестью“».
В том же очерке он заметил: «Когда моя дочь нажимает кнопку лифта и вот этим усилием крошечного пальца подымает нас на седьмой этаж, я испытываю сложное чувство».
В самом деле, то, что ребенку кажется таким привычным, повседневным, отцу, чудом оставшемуся в живых, ощущавшему в течение долгих лет войны постоянную опасность смерти, кажется ежедневно необыкновенным, фантастическим. Так что же, неужели меняется сознание поколений? Неужели забудется период тяжелейших человеческих жертв? Эти вопросы, как бы их ни сформулировать, постоянно тревожат тех, кто пишет о войне.
«Книги об Отечественной войне неотделимы от всей нашей литературы, они часть ее. Так же, как и вся литература, они рассказывают о жизни нашего общества — о жизни предвоенной и периода войны. И как мы знаем, книги эти оказываются очень современными», — подводит итог своим раздумьям о писательском назначении, о ведущей теме своего творчества Г. Бакланов в беседе с критиком И. Козловым.
Для писателей таких, как Бакланов, характерна удивительная целостность в восприятии мира, в осознании своих задач — литературных и жизненных. Будучи в пору войны девятнадцатилетними, они сохранили завоеванное, став зрелыми людьми, и всей страстью своего таланта и жизненных сил стремятся сохранить мир для поколений грядущих.
Широкую популярность в читательской среде получили произведения Г. Я. Бакланова — «Июль 41 года», «Пядь земли», «Мертвые сраму не имут».
Григорий Яковлевич Бакланов — лауреат Государственной премии СССР.
Повесть «Я вижу солнце» появилась в печати в 1963 году в Тбилиси. На русском языке отдельным изданием опубликована в 1965 году в издательстве «Детская литература». С тех пор издательство неоднократно обращалось к этой повести, последний раз опубликовав ее в 1983 году.
В творчестве писателя это было второе крупное произведение после романа «Я, бабушка, Илико и Илларион», написанного в 1959 году. Свою литературную деятельность Н. Думбадзе начал за два года до этого, в 1957 году, работая в журнале для молодежи. Журнал назывался «Цискари», что по-грузински означает «Заря». В нем публиковались юморески литературного сотрудника Думбадзе, а затем и его названный выше роман.
Повесть «Я вижу солнце», так же как и роман, посвящена теме военного детства и стойкости героев-подростков, которые вместе со взрослыми делили тяготы, вызванные вторжением фашистских оккупантов. Основное в творческой позиции писателя — показать людей, разделяющих заботы и радости друг друга, показать сопричастность людей всему человеческому.
«Душа человека во сто крат тяжелее его тела… Она настолько тяжела, что один человек не в силах нести ее… И потому мы, люди, пока живы, должны стараться помочь друг другу, стараться обессмертить души друг друга: вы — мою, я — другого, другой — третьего, и так далее до бесконечности…» — эти слова принадлежат одному из героев романа Нодара Думбадзе «Закон вечности». Они выражают убеждения и самого писателя. Убеждения, которые он последовательно утверждал в своем творчестве — в романах и повестях «Я, бабушка, Илико и Илларион», «Я вижу солнце», «Не бойся, мама», «Солнечная ночь», «Закон вечности», «Белые флаги».
«Высокий гуманизм, идейно-художественное мастерство, глубокая самобытность романов, повестей и рассказов Нодара Думбадзе снискали им широкое признание как в нашей стране, так и за рубежом», — говорилось в некрологе, посвященном памяти писателя («Литературная газета», 19 сент. 1984 г.).
Лауреат Ленинской премии и премии Ленинского комсомола Нодар Думбадзе вошел в историю многонациональной советской литературы как патриот-интернационалист, создавший живые, обаятельные характеры подростков и взрослых, в которых воплощены лучше черты наших современников.
Повесть «Там, вдали, за рекой» написана в 1965 году, а в 1967-м — ее продолжение «В белую ночь у костра». По своей художественной целостности повести являются самостоятельными.
Оба произведения получили многочисленные положительные отклики в нашей стране и за рубежом. «Там, вдали, за рекой» переведена на языки народов СССР. Она издавалась как в социалистических, так и в капиталистических странах. Антеа Белл, переводившая повесть на английский язык, отмечала, что, по мере углубления в перевод она все больше приходила к убеждению, что «Там, вдали, за рекой» будет жить долго. «Книга выступает за детей и за романтику, и — прежде всего — за любовь к Миру и к Человеку. Но это не пустая, вялая любовь, это любовь, которая требовательна и которая хочет изменить мир, то есть это подлинный гуманизм борца», — заметила западно-германский критик Марина Штотц.
Романтизм, гуманизм, высоконравственные черты, присущие советской действительности, отличают творческое начало в произведениях писателя.
«В прозе Коринца отчетливо ощутимы гайдаровские традиции. О них можно говорить много. Но самая главная традиция Гайдара — писать так, чтобы юный читатель на всю жизнь полюбил Советскую власть, как самую правильную и справедливую. Чтобы любовь к Советской власти, к коммунизму, к Родине, к человеку вошла в его сердце как единое всепроникающее и всеобъемлющее чувство. И чтобы все его помыслы, дела, поступки определялись и направлялись этим великим чувством», — пишет И. Мотяшов в очерке «От искры ленинской костер»…
Критикой отмечались и автобиографические элементы в повести «Там, вдали, за рекой» — повести о дяде, как в подзаголовке определяет сам автор. И в то же время верно подчеркивалось, что годы, изображенные в повести, не только биография писателя, но и биография его времени, его поколения.
Именно эта черта: единство автобиографического, важного для одного человека, и общесоциального, важного для всего общества, — обеспечивает активную жизнь повести Ю. Коринца «Там, вдали, за рекой».
Созданные писателем сборники стихов и сказок, повесть «Володины братья», роман «Привет от Вернера» и другие произведения стали неотъемлемой частью детского чтения, пользуются широким общественным признанием.