Стивен Спилберг. Человек, изменивший кинематограф. Биография - Страница 5

Джозеф МакБрайд в своей бесценной биографии описывает сцену с изящными подробностями: мраморная арка в синем и золотом цветах, перед Стивеном стоит в свете загадочного красноватого света ларец, чьи дверцы скрыты занавеской, мерцающей при свете свечей. Сверху льется свет от бронзовой люстры, над которой словно парит звезда Давида. Вокруг стоят взрослые и ритмично поют.⁵

Насколько красивым кажется все это нам, настолько ужасным это могло быть для младенца – все огромное, яркое, кругом неизвестные люди, скорбные звуки; все это невыносимо для малыша, но он просто еще не знает, как выразить это словами. Возможно, именно этот ковчег вызвал самую первую тревогу Стивена, стал базисом всех его страхов, которые выразились в дальнейших его фильмах и самых невероятных образах. Вспомните хотя бы вихрь из призрачных душ в конце самой первой части приключений Индианы Джонса: чудовищные существа с клыками, которые выпивают душу и высасывают жизнь изо всех вокруг – кроме Инди и Марион.

Похоже, этот мальчик обладал крайне высокой степенью чувствительности и исключительной эмоциональной памятью, усиленной беспокойным нравом. Мальчик в мужчине, этакий Пруст со Стэдикамом, который творит чудеса и при этом обуздывает свои страхи. Страшный и невероятный образ ковчега будет удивительно трансформироваться во многих его фильмах, сохраняя ту поразительную универсальность образа, понятную зрителям любой религии и национальной принадлежности.

В 1949 году, во многом благодаря Лее (ах да, она уже стала Ли), семья переехала в Нью-Джерси, где Арнольд был нанят RCA (Radio Corporation of America) для работы на заводе в Камдене. По окончании средней школы он не мог претендовать на стипендию для обучения в колледже, возможно, если бы не Ли, он бы оставил попытки снова взяться за это дело; но жена свято верила в его талант и убедила обратиться в Университет Цинциннати как соискателя на грант для демобилизовавшихся солдат (известный как GI Bill). Арнольд посещает вечернюю школу и получает степень инженера; теперь-то детское увлечение механикой, а затем электроникой реализовалось в жизни.

Вместо того чтобы попасть в техники на телевидении, как он ожидал, ему поручили работать в военной электронике, разрабатывать схемы в новой области – компьютерные технологии, где транзисторы начали заменять магниты. Это было прекрасное время. Из-за обострения конкуренции с Советским Союзом наконец-то пали все ограничения против евреев в науке, теперь они могли спокойно получать высшее образование; даже один из членов правления RCA – Дэвид Сарнофф – был одним из немногих евреев в высших эшелонах бизнеса. (Другим был владелец CBS, магнат Уильям Пейли, также украинского происхождения.)

То были послевоенные годы эпохи Эйзенхауэра, когда у каждого должны были быть дом, автомобиль и телевизор. В 1949 году у Спилбергов появились первый телевизор и первая младшая сестра Стивена, Энн, которая родилась в Рождество. В 1952 году семья переехала из Камдена в более престижный пригород Хаддон-Тауншип, где они жили до переезда в Аризону в 1957 году. Везде Стивен чувствовал себя аутсайдером. Еще хуже стало в пригородном Фениксе. Мальчик был беспокойным и нервозным.

В Хаддон-Тауншипе селилась разношерстная публика, в отличие от соседнего Хаддона, где неевреи не селились. В Хаддон-Тауншипе проживали протестанты, католики и даже несколько еврейских семей, но костяк – район Кристалл Террас – был в основном христианским. Стивен был крайне шаловлив, любопытен и в то же время негодовал. Его окружали одни женщины: его мать устраивала концерты для дам со всей округи в их гостиной, а сестры – бенефициары непринужденного стиля воспитания Ли, придерживавшейся правила «минимального вмешательства родителей», – рождались и рождались (всего у него будет три сестры). «Я должен был заявить о себе», – сказал он Энди Уорхолу в интервью 1982 года (для ТВ-шоу); в нем же он пожалуется на то, что даже собака у них – девочка. Как и любой мужчина, оказавшийся в меньшинстве и вынужденный обороняться, он превратился в мучителя, любимой жертвой которого стали все представительницы противоположного пола, ближайшими из которых оказались сестры. Самый его любимый трюк заключался в том, чтобы запереть их в чулане, а затем сунуть в лицо пластиковый череп с внезапно зажженым фонариком внутри. Постепенно его жертвами становились все женщины по соседству, Лея лишь пожимала плечами. «Даже в пакостях он был оригинален, – скажет она позднее. – Ведь у нас не было книг, в которых бы было написано, что с ним делать»².

Он был взволнован, энергичен, любопытен, боязлив. А еще он начал грызть ногти. Он плохо учился в школе, но был очарован радио и телевидением, причем не столько картинкой, сколько звуком, – мог часами сидеть и слушать: ему казалось, что сквозь шумы и помехи эфира его зовут загадочные голоса. Как он рассказывал в интервью Уорхолу, это были одни из тех слуховых явлений, которые имели обыкновение встречаться в беспорядке между сигналами, но он-то был уверен, что это предназначенные ему тайные послания, которые он мог расшифровать. В «Полтергейсте» (1982) девочка сидит перед телевизором и слышит голоса, которые взрослым кажутся всего лишь помехами. Словно настроенная на альтернативную вселенную, она довольно жутка: как и другие дети, которые появляются в фильмах Спилберга, – одержимый малыш в раннем фильме ужасов «Нечто злое», Барри в «Близких контактах третьей степени» и Дэвид в «Инопланетянине».

Он холил свои фобии и коллекционировал страхи. Одним из самых чудовищных порождений его воображения стала тень клена, росшего под его окном (оно появлялось в «Полтергейсте»): темными ночами, когда за окном бушевала буря, оно превращалось в призрачное чудовище наподобие гибры, чьи корявые ветви, словно кривые пальцы ведьмы, тянулись к мальчику. Все эти порождения собственного разума, сдобренные страшными сценами из репертуара Диснея, Стивен виртуозно превратит из собственных страхов в инструмент гениального запугивания публики – прием, много раз опробованный на собственных сестрах.

Отец часто отсутствовал дома, что ужасно возмущало Стивена. Однажды Арнольд пришел домой с транзистором. «Это будущее», – объявил он, передав его Стивену. Мальчик моментально проглотил этот полупроводник. «Я говорил, что это ваше будущее, – позднее сказал Спилберг в интервью журналу Time. – Но не мое»³. Испытывая амбивалентные чувства к отцу, мальчик пытался сделать все, что угодно, лишь бы быть отцу интересным – пусть даже в ожидании этого пришлось бы съесть инженерное чудо, созданное его отцом.

Вероятно, в это время Стивен начал формировать образ Арнольда-злодея: вечно отсутствующего отца, интеллектуального (или бестолкового) ботаника. Он не мог идентифицировать себя ни с одним из двух мужчин в своей жизни, не мог найти пример для подражания. Арнольд любил учиться – Стивен ненавидел школу. Дедушка Фивель, который часто бывал в гостях, был противоположной крайностью. По большей части Спилберги, кажется, расстраивали его даже больше, чем сам Стивен может упомнить. Он был пучком энергии, и если его садистские тенденции тревожили некоторых родителей, то среди друзей он был чрезвычайно популярен благодаря таким «шалостям», как, например, камера пыток, которую он построил в подвале. И ничто не било так больно по ощущению собственной отчужденности мальчика, как визиты ортодоксального деда. Фивель был непостижимым, другим – он приносил с собой культуру гетто, культуру избранного народа.

Семья лишь время от времени посещала синагогу; однажды Спилберг назовет эти попытки есть кошерную пищу только во время визитов раввина, бабушек и дедушек «кошерной показухой». Однажды Лее и Стивену даже пришлось спрятать омаров под кровать. Дедушка Фивель «говорил смешно» (по словам одного соседа) и одевался чудно. Стивен до ужаса боялся деда, который внезапно появлялся на крыльце как ветхозаветный пророк прямо в тот момент, когда мальчик играл с друзьями. В эти минуты он делал вид, что не знает этого бородатого старика.