Стихотворения. Рассказы. Пьесы - Страница 37
Изменить размер шрифта:
1937
ИМПЕРАТОР НАПОЛЕОН И МОЙ ДРУГ КАМЕНЩИК
(Из «Детских песен»)
Император великий Наполеон
Росточком был карлик Мук,
Но вздрагивал мир, если задницей
Издавал он чуть слышный звук.
Неужто вся сила в заднице?
Нет, конечно: имел он пушки
И мог всех раскромсать на гуляш,
А если кто не вздрагивал,
Тех брал он на карандаш.
Но, впрочем, всякий вздрагивал…
Есть друг у меня, он каменщик,
— Знай вкалывай, не ленись!
Но стоит ему чего захотеть,
В ответ он слышит: «Заткнись!»
Говорят ему грубо: «Заткнись!»
А имел бы каменщик пушки,
Так хоть пьянствуй весь день и ленись,
Он всем бы владел, чего захотел,
И никто б не ответил: «Заткнись!»
Не посмел бы сказать: «Заткнись!»
1937
ЧИТАТЬ НА НОЧЬ И УТРОМ
Тот, кого я люблю,
Мне сказал,
Что ему без меня трудно.
Потому
Я так себя берегу,
Я смотрю на дороге под ноги,
Я боюсь каждой капли дождя,
Как бы она меня не убила.
1937
ПРОЕЗЖАЯ В УДОБНОЙ МАШИНЕ…
Проезжая в удобной машине,
Мы заметили в сумерках, под проливным дождем
Человека в лохмотьях на грязной обочине,
Который махал нам рукой, чтобы мы его взяли,
И низко кланялся.
Над нами была крыша, и было еще место, и мы ехали мимо.
И услышали все мой неприязненный голос:
«Нет,
Мы не можем взять никого».
Мы проехали путь, равный, возможно, дневному пешему переходу,
Когда я вдруг содрогнулся от сказанных мною слов.
От моего поступка и от всего Этого мира.
В МРАЧНЫЕ ВРЕМЕНА
Говорить не будут: «Когда орешник на ветру трепетал»,
А скажут: «Когда маляр над рабочими измывался».
Говорить не будут: «Когда мальчишка прыгучие камешки в реку швырял»,
А скажут: «Когда готовились большие войны».
Говорить не будут: «Когда женщина вошла в комнату»,
А скажут: «Когда правители великих держав объединились против рабочих».
Говорить не будут: «Были мрачные времена»,
Но скажут: «Почему их поэты молчали?»
СОМНЕВАЮЩИЙСЯ
Каждый раз, когда нам казалось,
Что ответ на вопрос найден,
Один из нас дергал за шнурок:
Висевший на стене свернутый в рулон китайский экран, падая,
Раскрывался, и с него смотрел на нас человек
С выражением сомненья на лице.
«Я — Сомневающийся, —
Говорил он нам. — Я сомневаюсь в том, что
Работа, которая съела у вас столько дней,
Вам удалась. В том, что сказанное вами,
Будь оно хуже сказано, само по себе могло бы
Кого-нибудь заинтересовать. Но также и в том,
Хорошо ли вы это сказали, не положились ли только на
Силу правды сказанного вами.
В том, что вы выразились ясно и однозначно, — если вас не так
поймут —
Ваша вина. Но это может быть и однозначно, настолько, что
Противоречия предмета исчезли — не слишком ли однозначно?
Тогда то, что вы говорите, не годится, ваш труд оказался
безжизненным.
Находитесь ли вы действительно в потоке событий? Согласны ли
Со всем, что будет? А будете ли вы? Кто вы? К кому
Вы обращаетесь? Кому будет полезно то, что вы говорите?
И кстати:
Насколько это трезво? Можно ли это перечесть утром на свежую
голову?
Связано ли это с тем, что реально есть?
Использованы ли идеи, высказанные до вас, или,
По крайней мере, опровергнуты? Все ли доказано?
Чем — опытом? Каким? Но прежде всего —
Каждый раз и прежде всего: как надо действовать,
Если поверить тому, что вы говорите? Прежде всего:
Как надо действовать?»
Задумчиво и с любопытством смотрели мы на Сомневающегося,
Синего человека на экране, смотрели друг на друга и
Начинали работу сначала.
ПРОЩАНИЕ
Мы обнимаемся.
Я возьмусь за богатую тему,
Ты — за скудную.
Короткое объятие.
Тебя ожидает трапеза,
За мной — шпики.
Мы разговариваем о погоде и о нашей
Давней дружбе. О чем-либо другом
Было бы слишком горько.
СЫНОВЬЯ ФРАУ ГЕРМЕР
Фрау Гермер перед судом — полотна белей:
«Да смилуется господь над моими сынами!»
И никто из сограждан руки не подал ей.
«Герр мельник, бессовестно врали твои весы:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И мельник прошел себе мимо, ухмыляясь в усы.
«Герр пастор, в одних лишь поборах ты ведал толк:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И пастор прошел себе мимо, сморкаясь в платок.
«Герр лавочник, ты-то пять марок за нож огреб:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И лавочник встал: «Ты еще мне должна за гроб!»
— «Герр мясник, ты по опыту знаешь — где нож, там кровь:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И мясник прошел себе мимо, насмешливо вскинув бровь.
«Эй, сосед, ты ссудил им денег, ты сам им поднес:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И сосед прошел себе мимо, напевая что-то под нос.
«Герр писарь, ты сам пострадавшего звал подлецом:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И писарь прошел себе мимо с неподкупным лицом.
«Фрау докторша, муж твой бедняге дал кровью истечь тогда:
Да смилуется господь над моими сынами!»
И докторша мимо прошла, горя от стыда.
«Капитан, ты сказал:-Кто с оружьем, тому поверит любой. —
Да смилуется господь над моими сынами!»
И мимо прошел капитан, любуясь собой.
«Закон — он что дышло, — не ты ли сказал, герр судья?
Да смилуется господь над моими сынами!»
И судья прошел себе мимо: «Ну, конечно, не я!»
«Герр учитель, ты сам учил нас, что награды сильнейшего ждут.
Да смилуется господь над моими сынами!»
И учитель прошел себе мимо: «Что и было доказано тут!»
Тихо старая фрау Гермер ушла из суда:
«Да смилуется господь над моими сынами!»
И пошла в свой сарай, где веревка висела всегда.