Стихотворения. Рассказы. Пьесы - Страница 34
Изменить размер шрифта:
РАССЛЕДОВАНИЕ
Власти начнут расследование.
Так объявлено. В городских кварталах
Никто нынче не спит по ночам.
Никому не известно, ни кто лиходеи,
Ни в чем преступление.
Под подозрением все.
Если народ вынужден от своих дверей отметать подозрения,
То никто уже не заметит
Бесчисленных преступлений Властей.
ТОЛЬКО ИЗ-ЗА РАСТУЩЕГО ХАОСА…
Только из-за растущего хаоса
В наших городах классовой борьбы
Кое-кто из нас в эти годы решил
Не говорить больше о портовых городах, о снеге на крышах,
о женщинах,
О запахе спелых яблок в подвале, о радостях плоти,
Обо всем, что делает человека счастливым и человечным,
А говорить отныне только о хаосе
И значит стать односторонним, сухим, погруженным
Только в политику, в сухой «недостойный» словарь
Политической экономии,
Чтобы чудовищная мешанина
Снегопадов (они не только холодные — мы это знаем!),
Эксплуатации, восставшей плоти и классового суда
Не заставила нас оправдать этот столь
Многосторонний мир и найти
Радость в противоречьях этой кровавой жизни.
Вы поймете меня.
МЕДЕЯ ИЗ ЛОДЗИ
Старинные преданья
Сообщают легенду одну,
О том, как попала Медея
В чужую злую страну.
Иноземец, ее полюбивший,
Увез Медею с собой.
Сказал: «Ты будешь как дома
В стране, где дом мой родной».
Но были ей непонятны
Здешние речь и молва.
Для «хлеба», «воды» и «неба»
У них другие слова.
Им странны ее наряды,
Обычаи, цвет волос.
И часто косые взгляды
Ей замечать довелось.
О судьбе Медеи
Рассказывает Еврипид.
В хорах его слышен отзвук
Давних злодейств и обид.
Беспощадно она покарала
Негостеприимный кров.
И покрылись прахом забвенья
Развалины городов.
Минули тысячелетья,
И распространился слух,
Будто снова Медеи
У нас появились вдруг.
Средь антенн, заводов, трамваев
Ожил древний навет —
В двадцатом веке, в Берлине,
В преддверье страшных лет.
1934
ПЕРЕЧИТЫВАЯ «ВРЕМЯ, КОГДА Я БЫЛ БОГАТ»
Сладкий вкус собственности я почувствовал хорошо, и я рад,
Что я его почувствовал. Гулять в своем парке, принимать гостей,
Обсуждать строительные планы, как это делали до меня
Другие люди моей профессии, — все это
Мне нравилось, в чем и признаюсь. Но семи недель
С меня хватило. Я ушел без сожаления или почти без сожаления.
Когда я это писал, мне уже было трудно себя вспомнить.
Ныне, Спрашивая себя, был ли бы я готов много лгать
Ради того, чтобы сохранить эту собственность,
Я знаю: много — нет. Поэтому я думаю —
Ничего плохого не было в том, что я владел собственностью.
Это было немало, но есть Нечто большее.
КОГДА РАСПАЛИСЬ МЫ НА ТЫ И Я…
Когда распались мы на Ты и Я,
Расставив наши ложа Здесь и Там,
Пришлось избрать простое слово нам,
Чтоб значило: касаюсь я тебя.
Казалось: что я словом сделать мог?
Прикосновение незаменимо,
Но все-таки «она» не так ранима,
Хранима, словно отдана в залог.
Отобрана, но все-таки и снова
Сохранена, чужой не становясь,
И остается не со мной — моей.
Когда одни среди чужих людей
Употребляли вскользь мы это слово,
Мы знали — нерушима наша связь.
ПЕСНЯ О СААРЕ
Весь край от Мозеля по Неман
Колючей проволокой сжат.
За нею кровью истекает
Германский пролетариат.
Но от зверья Саар удержим,
Саар удержим от зверья
И новую начнем страницу
С тринадцатого января.
Царит зверье в земле Баварской,
В земле Саксонской держит верх,
Сегодня тяжко ранен Баден,
Смертельно ранен Вюртемберг.
Но от зверья Саар удержим,
Саар удержим от зверья
И новую начнем страницу
С тринадцатого января.
Стал в Пруссии постоем Геринг,
Разбойник Тиссен занял Рейн,
Они в Тюрингию и Гессен
Суют нацистских главарей.
Но от зверья Саар удержим,
Саар удержим от зверья
И новую начнем страницу
С тринадцатого января.
Те, кто Германию большую
Ограбил, в клочья истерзал,
Теперь протягивают лапы,
Чтоб сцапать маленький Саар.
Но от зверья Саар удержим,
Саар удержим от зверья
И новую начнем страницу
С тринадцатого января.
И разобьются эти звери
О наш Саар своей башкой,
Тогда, Германия, ты станешь
Германией совсем иной.
Так от зверья Саар удержим,
Саар удержим от зверья
И новую начнем страницу
С тринадцатого января.