Стихотворения. Рассказы. Пьесы - Страница 196

Вирджиния. Но почему же?

Галилей. Что там еще?

Вирджиния. "…И уразуметь превосходящую разумение любовь Христову…". Послание апостола Павла к эфесянам, глава третья, стих девятнадцатый.

Галилей. Особенно благодарен я вашему преосвященству за дивную цитату из послания к эфесянам. Побуждаемый ею, я нашел в несравненном творении святого Фомы "Подражание Христу" (цитирует наизусть): "Он, кому глаголет вечное слово, свободен от многих расспросов". Смею ли я по сему поводу обратиться к вам по личному делу? Меня все еще попрекают за то, что некогда я написал книгу о небесных телах на языке простонародья. Но ведь это отнюдь не означало, что я тем самым хотел предложить, чтобы и книги на значительно более важные темы, такие, как, например, богословие, также писались на наречии продавцов макарон. Объясняя необходимость богослужения по-латыни, обычно говорят, что благодаря всеобщности этого языка все народности слушают одну и ту же святую мессу. Но такая аргументация представляется мне не совсем удачной, ибо дерзкие насмешники могли бы возразить, что, таким образом, ни одна из народностей не понимает смысла слов. Я, однако, считаю, что священные предметы вовсе и не должны быть общепонятны и всем доступны. Латынь, звучащая с амвона, оберегает вечные истины церкви от любопытства непосвященных, пробуждает к себе доверие, когда произносится священниками-выходцами из низших сословий, — с интонациями местного говора… Нет, вычеркни это…

Вирджиния. Все вычеркнуть?

Галилей. Все после слов "продавцов макарон".

Андреа. Добрый вечер. Я уезжаю из Италии, чтобы вести научную работу в Голландии; меня просили посетить его, чтобы я мог сообщить о нем.

Вирджиния. Не знаю, захочет ли он тебя видеть. Ведь ты никогда не приходил. Андреа. Спроси его.

Галилей. Это Андреа?

Вирджиния. Да. Сказать ему, чтоб уходил?

Галилей (после паузы). Веди его сюда.

Вирджиния (монаху). Он не опасен. Он был его учеником. А теперь он его враг.

Галилей. Оставь нас вдвоем, Вирджиния.

Вирджиния. Я тоже хочу послушать, что он расскажет. (Садится.)

Андреа (холодно). Как вы поживаете?

Галилей. Подойди ближе. Чем ты занимаешься? Расскажи о своей работе. Я слышал, ты занимаешься гидравликой.

Андреа. Фабрициус из Амстердама поручил мне узнать, как вы себя чувствуете.

Галилей. Я чувствую себя хорошо. Мне уделяют много внимания.

Андреа. Меня радует, что я могу сообщить о том, что вы чувствуете себя хорошо.

Галилей. Фабрициус будет рад услышать это. Можешь сказать ему, что я живу с достаточными удобствами. Глубиной моего раскаяния я заслужил благорасположение моих руководителей настолько, что мне разрешено в известной мере вести научные работы под духовным надзором.

Андреа. Да, мы тоже слышали, что церковь довольна вами. Ваше полное подчинение подействовало. Уверяют, что церковные власти с удовлетворением отметили, что, с тех пор как вы покорились, в Италии не было опубликовано ни одной работы с новыми утверждениями.

Галилей (прислушиваясь). К сожалению, существуют и такие страны, которые уклоняются от покровительства церкви. Я опасаюсь, что эти осужденные учения продолжают развиваться там.

Андреа. И там ваше отречение также вызвало такие последствия, которые весьма радуют церковь.

Галилей. Вот как?

Ничего нового у Декарта? В Париже?

Андреа. Есть новое. Узнав о вашем отречении, Декарт спрятал в ящик свой трактат о природе света.

Галилей. Я все беспокоюсь о тех моих ученых друзьях, которых я некогда увлек на неверный путь. Надеюсь, что их вразумило мое отречение?

Андреа. Чтобы иметь возможность вести научную работу, я намерен уехать в Голландию. То, чего себе не позволяет Юпитер, того, уж наверно, нельзя позволить быку.

Галилей. Понимаю.

Андреа. Федерцони опять шлифует линзы в какой-то миланской лавке.

Галилей (смеется). Он не знает латыни.

Андреа. Фульганцио, наш маленький монах, отказался от науки и вернулся в лоно церкви.

Галилей. Да.

Мои руководители предвидят, что скоро у меня наступит полное душевное оздоровление. Я делаю более значительные успехи, чем предполагалось.

Андреа. Так.

Вирджиния. Слава и благодарение господу!

Галилей (грубо). Погляди, как там гуси, Вирджиния.

Монах. Этот человек мне не нравится.

Вирджиния. Он не опасен. Вы же слышите сами. Мы получили свежий козий сыр. (Уходит.)

Андрея. Мне предстоит ехать всю ночь, чтобы завтра на рассвете пересечь границу. Могу я уйти?

Галилей. Я не знаю, зачем ты пришел, Сарти. Чтобы растревожить меня? Я живу осторожно и думаю осторожно с тех пор, как очутился здесь. Но все же бывает, что вдруг примусь за старое.

Андреа. Я не хотел бы вас волновать, господин Галилей.

Галилей. Барберини сказал, что это прилипчиво, как чесотка; он и сам не избежал этого. Я опять писал.

Андреа. Да?

Галилей. Я закончил книгу "Беседы".

Андреа. Ту самую? "Беседы о двух новых отраслях науки: механика и падение тел"? Здесь?

Галилей. Мне дают бумагу и перья. Мои руководители не глупцы. Они знают, что укоренившиеся пороки нельзя истребить за один день. Они оберегают меня от вредных последствий, забирая и пряча каждую новую страницу.

Андреа. О господи!

Галилей. Что ты сказал?

Андреа. Значит, вам позволяют пахать воду! Вам предоставляют бумагу и перья, чтобы вы были спокойны! И как же вы только могли писать, зная, куда это идет?

Галилей. О, я ведь раб моих привычек.

Андреа. "Беседы" в руках монахов! А в Амстердаме, в Лондоне, в Праге так жаждут их иметь!

Галилей. Да, мне кажется, что я слышу, как там скулит Фабрициус, требуя свою долю; сам-то он в Амстердаме в безопасности.

Андреа. Две новые отрасли науки все равно что утрачены!

Галилей. Однако и Фабрициуса и других несомненно ободрит, если они узнают, что я рискнул последними жалкими остатками своих удобств и снял копию, так сказать, тайком от самого себя, использовав малые толики света, в лунные ночи последних шести месяцев.

Андреа. У вас есть копия?

Галилей. Мое тщеславие до сих пор удерживало меня от того, чтобы ее уничтожить.

Андреа. Где она?

Галилей. "Если твое око соблазняет тебя, вырви его". Кто бы ни написал это, он понимал жизнь лучше, чем я. Мне кажется, что было бы верхом глупости отдать эту рукопись. Но раз я уж так и не сумел удержаться от научной работы, то вы могли бы ее получить. Рукопись лежит в глобусе. Если ты решишься увезти ее в Голландию, ты, разумеется, примешь на себя всю ответственность. В случае чего ты скажешь, что купил ее у кого-то, кто имел доступ к оригиналу, хранящемуся в святейшей коллегии.

Андрея (подошел к глобусу. Достает рукопись). "Беседы"! (Перелистывает рукопись. Читает.) "Мое намерение заключается в том, чтобы создать новую науку, занимающуюся очень старым предметом — движением. С помощью опытов я открыл некоторые свойства, которые заслуживают того, чтобы о них знали".