Стихотворения (1884 г.) - Страница 40
Изменить размер шрифта:
Богдан Хмельницкий и послы
Внимая потокам приветственных слов,
Хмельницкий Богдан принимает послов.
Посол тут валахский, посол молдаванской
И князь, представитель земли трансильванской.
Прислал и державник Московии всей
С подарком послов к нему царь Алексей.
Не любо ль принять от владыки такого
И шубу соболью, и доброе слово?
От Польши здесь также послы и гонцы.
Он – дома, кругом козаки-молодцы:
Полковники славные, ратные люди,
Разгульные головы, крепкие груди,
Но – грубы, – что ж делать? – Их вождь-атаман
Доволен, радушен и весел Богдан.
При нем его женка, – богато одета,
Гостей принимает с улыбкой привета,
Сама ж, с деревянного ложкой в руке,
Табак растирает в простом черепке.
Хозяин уставил заздравные кубки
И сам набивает курителям трубки,
И в ценные кубки, гостям на почет,
Родную горелку он запросто льет.
Те – ждут его речи, все – на ухо чутки,
А он отсыпает им басни да шутки –
Зовет их обедать. «Нехай, – говорит, –
Вам жинка козацкого борщу зварит!
Що сталось, то сталось! Забудем всё злое –
И добре запьем да закусим былое!»
И вольно с заплечья вождя своего
Полковники речь приправляют его –
И – слово за словом – доходят до шуму.
«Мовчытэ!» – кричит он, сам – думает думу.
Он – бедный изгнанник… Невзгод и потерь
Пора миновала, – и вот он теперь
В почете великом… А что его ходу
Пособьем служило? – «Спасибо народу!
Ты, Русь! ты, народ православный! тебе
Обязан я, – мыслит он, – честью в борьбе!..»
К. К. Витгефту
Прощай, друг Карл! Еще на здешнем поле
Увидимся ль? Едва ли… Разве там?
Покорствуя верховной божьей воле,
Воспримем то, что свыше дастся нам!
С ребячества мы сблизились друг с другом,
И север, юг не разделили нас, –
Напротив, мы сомкнули север с югом –
И с Питером Одесса обнялась!
Фантазия
Нет, желанная, мой жребий непреложен –
И союз меж нами брачный невозможен.
Уз, которые б не рвались, не слабели,
Для чего нам не дано от колыбели?
Если б ты была мне близкою, родною,
Если б ты была мне милою сестрою,
Мы бы жили под одним домашним кровом, –
И никто б нас не задел недобрым словом,
И к тебе я, при блаженном, вечном «вместе»,
Был бы нежен, как жених к своей невесте.
А когда б ты на другого указала,
И «хочу его женою быть» сказала, –
Я б желанью твоему не прекословил
И приданое немедля приготовил:
Крупный жемчуг из очей моих бы выпал,
Шейку б нежную тебе я им осыпал.
«Вот, – сказал бы я, – на свадьбу, на веселье
От меня тебе подарок-ожерелье!»
К белым ручкам, с их волшебными перстами,
Я прильнул бы помертвелыми устами,
Эти пальцы и до локтя эти руки
Поцелуями закрыл бы при разлуке,
И промолвил бы: «Возьми, сестра, для счастья
Скудный дар мой – эти перстни и запястья!
Извини, что бедняком тебе надеты
Не иные многоценные браслеты!»
И потом, моею грустию святою
Осенив тебя, как брачною фатою,
Я бы молча на веселый пир венчальный
Проводил тебя улыбкою печальной,
И остались бы в удел мне без сестрицы –
Домик темный да сажень сырой землицы.
Не забудь, сестра, отпраздновавши свадьбу,
Навестить мою последнюю усадьбу!
Отплата
Красоте в угожденьях бесплодных
Посвящая мой страстный напев,
Много пел я красавиц холодных,
Много пел я бесчувственных дев.
Для тебя ж не слагал я ни строчки, –
Если ж начал бы славить тебя,
Вместо слов я одни только точки
Всё бы ставил, безмолвно любя.
Между тем ты одна из прелестных
На земле, где всё горе да труд,
Подарила мне искры небесных,
Золотых, незабвенных минут.
Что ж? Какие мои воздаянья?
Не отраду тебе я принес,
Но, как жрец при святыне страданья,
Посвятил тебя в таинство слез.
Ты мне к счастию путь указала,
Но – увы! – я не мог им идти.
На привет, где ты «здравствуй» сказала,
Я печально ответил «прости».
Перед нами могила разлуки…
Да, прости! – С этим словом должны
Оборваться все стройные звуки,
Все аккорды блаженства и муки
Стоном лопнувшей в сердце струны.
Человечество
История раскрыта предо мной.
Мне говорят: «Взгляни на эту панораму!»
И я к ней подошел, как бы к святому храму,
С благоговейною душой, –
И думал видеть я, как люди в век из века,
В разнообразии племен,
Идут по лестнице времен
К предназначенью человека.
И думал видеть я, как человек растет,
Как благо высится, стирается злодейство,
И человечество со всех сторон идет,
Чтоб слиться наконец в блаженное семейство,
И что же вижу я? – От самых юных дней
Доныне, в ярости своей,
Всё тот же мощный дух, дух зла – мирохозяин,
И тот же пир для кровопийц.
К началу восхожу, – там во главе убийц
Стоит братоубийца Каин,
Нависла бровь его и жилы напряглись,
Рука тяжелая подъята,
Чело темно, как ночь, и в сонный образ брата
С кровавой жадностью зрачки его впились, –
Быстробегущий тигр, при этом выгнув спину,
Из лесу выглянул, остановил свой бег
И выкатил глаза на страшную картину –
И рад, что он – не человек!
И с той поры всемирное пространство
Багрится кровию, враждуют племена, –
И с той поры – война, война,
И каинство, и окаянство.
Война за женщину, за лоскуток земли,
Война за бархатную тряпку,
Война за золотую шапку,
За блестку яркую, отрытую в пыли,
И – чтоб безумия всю переполнить меру –
Война за мысль, за мнение, за веру,
За дело совести, – война из века в век!
О тигр! Возрадуйся, что ты – не человек!