Стихотворения - Страница 6
Изменить размер шрифта:
Автобиография обрушенного потолка
Воздвигнутый в венец торжественной палате,
Спокойно я висел, незыблемый в годах.
Я зрел Потемкина – небритого, в халате,
Я зрел Потемкина – в брильянтах и звездах.
Плясали подо мной красавицы столицы,
Иллюминации ночь обращали в день,
И лебедью плыла премудрыя Фелицы
Божественная тень.
Увы! Блестящий век был краток и непрочен!
Светлейший опочил в окрестностях Бендер;
Таврический дворец уныло заколочен,
Как суеты сует учительный пример;
Ремонт его вошел в графу бюджетной сметы,
Хищению казны прибавив новый шанс…
Лишь Дягилев порой здесь выставлял портреты
И славил декаданс.
Прошло сто лет… Опять жива моя обитель.
Начистили паркет, с окошек смыли мел…
Пришел под мой навес «народный представитель» —
Заспорил, закричал, затопал, зашумел.
Был любопытен мне Содом сей безобидный.
Я – партий не знаток. Сквозь сетку паутин
Мне нравились равно – и Муромцев солидный,
И чинный Головин.
Шумели там внизу Аладьин и Аникин,
И Родичев в экстаз лирический впадал.
С трибуны яростно отчитан Горемыкин,
И Павлов потерпел неслыханный скандал.
Клубились прения неистово и быстро,
Неистощимые, как вешняя вода.
И каждый голосил на каждого министра:
«В отставку, господа!»
Не знаю, парлам_е_нт каков у прочих наций:
Кто хочет знать – Максим Максимыча спроси..»
Но вряд ли где еще красивых декламаций
Фонтан обильнее, чем на святой Руси.
Не то чтобы я был социализмом болен,
Не то чтобы я был ретивый демократ…
Но всласть поговорить – премного я доволен,
Послушать тоже рад.
Кто говорит: я стар? О нет! В начале мая
Дала мне молодость народная гроза.
Волнующим речам почтительно внимая,
Я даже отсырел: невольная слеза!
Разоблачения звучали каждой язве!
Порокам страшный суд глас трубный возвещал!
Нет, если я тогда трещал слегка, то разве
От радости трещал!
Но помню мрачный день, явился некто Г_у_рко…
Задрал он до меня носки своих сапог!
И дрогнула моя невольно штукатурка:
Негодованья пыл едва я перемог,
Перила ветхие презрением заныли…
Впервые видел я подобный моветон!
С тех пор меня вотще крепили и чинили,
Истратив миллион.
Сей Гурко был еще «неведомый избранник».
Теперь, как говорят, он много преуспел:
Лидваля компаньон, Эстер покорный данник…
Недаром, видно, я над Гуркою скрипел!
Пространство не щадя и не жалея время,
С гримасой он цедил свой безобразный спич…
Как жаль, что я тогда на дерзостное темя
Не уронил кирпич.
Затем – предела нет трагическим моментам.
Конфликты сосчитать – неодолимый труд.
Пищала правая: запахло здесь конвентом!
Вопила левая: под суд! под суд! под суд!
Но был начальства глаз угрюм и неусыпен,
Но был начальства план язвителен и жгуч:
В одну глухую ночь пришел сюда Столыпин
И запер зал на ключ.
Так Дума первая скончала жизнь без шума,
В пустыню удалясь от сих прекрасных мест.
Но пишут в Англии: «Нет Думы – будет Дума!»
Надеждами добра тревоги успокоив,
Я мирно спал, один питая интерес:
В грядущем феврале каких пришлет героев
Страна под мой навес?
Желанный день настал, но мне пришелся жестко;
Он отравил меня, как пиво – кукельван.
Ах, было отчего рассыпаться в известку!
Я вижу: под меня вдруг входит… Крушеван!!!
Как? Чистоту мою коптит его дыханье?!
Как? Кишиневский смрад сюда он приволок?!
Обрушься же скорей ты, вековое зданье!
Валися, потолок!