Стихи - Страница 27
Голод, кружись! Приходи,
Голод великий! И на поля приведи
Яд повилики.
Ешьте булыжников горы, Старые камни собора, Серых долин валуны Ешьте в голодную пору.
X X X
Волк под деревом кричал, И выплевывал он перья, Пожирая дичь... А я, Сам себя грызу теперь я.
Ждет салат и ждут плоды, Чтоб срывать их стали снова. А паук фиалки ест, Ничего не ест другого.
Мне б кипеть, чтоб кипяток Возле храма Соломона Вдоль по ржавчине потек, Слился с водами Кедрона.
Наконец-то -- о, счастье! о, разум! -- я раздвинул на небе лазурь, которая была черной, и зажил жизнью золотистой искры природного света. На радостях моя экспрессивность приняла шутовской и до предела туманный характер.
Ее обрели. Что обрели? Вечность! Слились В ней море и солнце!
О дух мой бессмертный, Обет свой храни, На ночь не взирая И пламя зари зари.
Ведь ты сбросил бремя -Людей одобренье, Всеобщий порыв... И воспарил.
Надежды ни тени, Молитв ни на грош, Ученье и бденье, От мук не уйдешь.
Нет завтрашних дней! Пылай же сильней, Атласный костер: Это твой долг.
Ее обрели. Что обрели? Вечность! Слились В ней море и солнце!
X X X
Я превратился в баснословную оперу; я видел, что все существа подчинены фатальности счастья: действие -- это не жизнь, а способ растрачивать силу, раздражение нервов. Мораль -- это слабость мозгов.
Каждое живое создание, как мне казалось, должно иметь за собой еще несколько жизней. Этот господин не ведает, что творит: он ангел. Это семейство -- собачий выводок. В присутствии многих людей я громко беседовал с одним из мгновений их прошлого существования.-- Так, я однажды полюбил свинью.
Ни один из софизмов безумия -- безумия, которое запирают,-не был мною забыт: я мог бы пересказать их все, я придерживаюсь определенной системы.
Угроза нависла над моим здоровьем. Ужас мной овладел. Я погружался в сон, который длился по нескольку дней, и когда просыпался, то снова видел печальные сны. Я созрел для кончины; по опасной дороге меня вела моя слабость к пределам мира и Киммерии, родине мрака и вихрей.
Я должен был путешествовать, чтобы развеять чары, нависшие над моими мозгами. Над морем, которое так я любил,-- словно ему полагалось смыть с меня грязь -- я видел в небе утешительный крест. Я проклят был радугой. Счастье было моим угрызением совести, роком, червем: всегда моя жизнь будет слишком безмерной, чтобы посвятить ее красоте и силе.
Счастье! Зуб его, сладкий для смерти, предупреждал меня под пение петуха -- ad matutinum и Christus venit -- в самых мрачных глухих городах.
О замки, о семена времен! Недостатков кто не лишен?
Постигал я магию счастья, В чем никто не избегнет участья.
Пусть же снова оно расцветет, Когда галльский петух пропоет.
Больше нет у меня желаний: Опекать мою жизнь оно станет.
Обрели эти чары плоть, Все усилья смогли побороть.
О замки, о семена времен!
И когда оно скроется прочь,
Смерть придет и наступит ночь.
О замки, о семена времен!
X X X
Это прошло. Теперь я умею приветствовать красоту.
Невозможное
О, жизнь моего детства, большая дорога через все времена, и я -- сверхъестественно трезвый, бескорыстный, как лучший из нищих, гордый тем, что нет у меня ни страны, ни друзей... какою глупостью было все это! Только сейчас понимаю.
-- Я был прав, презирая людишек, не упускавших возможности приобщиться к ласке, паразитов здоровья и чистоплотности наших женщин, которые сегодня так далеки от согласия с нами.
Я был прав во всех проявленьях моего презренья: потому что бегу от всего!
Я бегу от всего!
Я хочу объясниться.
Еще вчера я вздыхал: "Небо! Сколько нас проклятых на этом свете! Как много времени я среди них! Я знаю их всех. Мы всегда узна"м друг друга и надоели друг другу. Милосердие нам не известно. Но вежливы мы, и наши отношения с миром очень корректны". Что удивительного? Мир! Простаки и торговцы! -- Нас не запятнало бесчестье.-- Но избранники, как они встретили б нас? Есть злобные и веселые люди, они лжеизбранники, поскольку нужна нам смелость или приниженность, чтобы к ним подступиться. Они -- единственные избранники. Благословлять нас они не станут.
Обзаведись умом на два су -- это происходит быстро! -- я вижу причину моих затруднений: слишком поздно я осознал, что живем мы на Западе. О, болота этого Запада! Не то чтоб я думал, будто свет искажен, исчерпана форма, движение сбилось с пути... Да... Теперь мое сознание непременно желает постичь всю суровость развития, которое претерпело сознание после крушенья Востока. Так оно хочет, мое сознание!
....Но уже истрачены эти два су. Сознание -- авторитет, который желает, чтобы я находился на Западе. Заставить бы его замолчать, и тогда можно сделать свой выбор.
Я послал к дьяволу пальмовые ветви мучеников, радужные лучи искусства, гордость изобретателей, рвение грабителей; я вернулся к Востоку и к мудрости, самой первой и вечной.-Возможно, это только мечта грубой лени?
Однако я вовсе не думал об удовольствии ускользнуть от современных страданий. Я не имел в виду поддельную мудрость Корана.-- Но нет ли реальных мучений в том, что, после заявлений науки, христианство и человек играют с собой, доказывают очевидное, раздуваются от удовольствия, повторяя известные доводы, и только так и живут. Тонкая, но глупая пытка; источник моих возвышенных бредней. Природа, быть может, скучает. Месье Прюдом родился вместе с Христом.
Не потому ли так происходит, что мы культивируем сумрак тумана? С водянистыми овощами мы едим лихорадку. А пьянство! А табак! А невежество! А безграничная преданность! Разве не далеко это все от мудрой мысли Востока, от первоначальной родины нашей? При чем же тогда современный мир, если выдуманы такие отравы?
Служители церкви скажут: "Это понятно. Но вы рассуждаете об Эдеме. Нет для нас ничего в истории восточных народов".-Верно! Именно об Эдеме я думал. Чистота древних рас, что для моей мечты она значит?
Философы скажут: "Мир не имеет возраста. Просто человечество перемещается с места на место. Вы -- на Западе, но свободно можете жить на вашем Востоке, настолько древнем, насколько вам это нужно, и при этом жить там вполне хорошо. Не считайте себя побежденным".-- Философы, на вас наложил отпечаток ваш Запад!