Стихи - Страница 14
С улыбкою застынет.
Покинь, Венера, ради них, Покинь, хотя бы на мгновенье, Счастливцев избранных твоих,
Вкусивших наслажденье.
Царица пастухов! Вином Ты тружеников подкрепи! И силы Придай им, чтобы жарким днем Потом их море освежило.
Май 1872
Празднества терпения
1. Майские ленты.-- 2. Песня самой высокой башни.-- 3. Вечность.-- 4. Золотой век
(1) Майские ленты
В сплетеньях светлых веток лип Угас охотничий призыв. Однако мудрых песен стаи В кустах смородины порхают. Пусть кровь смеется в наших венах. Лоза с лозой сплелись невинно. Красиво небо, словно ангел. Лазурь сливается с волною. Я выхожу. Коль сердце ранит Меня лучом, в траву я рухну.
Терпеть ли, предаваться ль скуке Так просто! Прочь мои невзгоды! О пусть трагическое лето Меня к своим коням привяжет, И пусть из-за тебя, Природа, -- Не столь ничтожным, одиноким -Умру я. Чтоб не умирали Повсюду в мире Пастухи.
Хочу, чтоб временами года Был истомлен я. Голод, жажду Тебе, Природа, я вручаю. Корми, пои меня, коль хочешь. Ничто меня не обольщает. И никому я не желаю Дарить улыбку. Пусть же будет Свободною моя беда.
Май 1872
(2) Песня самой высокой башни
Молодости праздной Неуемный пыл, С чувством сообразно Я себя сгубил. Время б наступило, Чтоб любовь царила!
Сам себе сказал я: Хватит! Уходи! И не обещал я Радость впереди. О, не знай сомненья, Дух уединенья!
Так терпел я много, Что не помню сам; Муки и тревога Взмыли к небесам; И от темной жажды Вены мои страждут.
Брошенное поле Так цветет порой Ароматом воли, Сорною травой Под трезвон знакомый Мерзких насекомых.
О душа, что нищей Стала от потерь! Лишь один все чище Образ в ней теперь. Но, молитвы, где вы Для Пречистой Девы?
Молодости праздной Неуемный пыл, С чувством сообразно Я себя сгубил. Время б наступило, Чтоб любовь царила!
Май 1872
(3) Вечность
Ее обрели. Что обрели? Вечность! Слились В ней море и солнце!
О дух мой на страже, Слова повтори Тьмы ночи ничтожной, Зажженной зари.
Людей одобренье, Всеобщий порыв -Ты сбросил их бремя И воспарил.
Ведь только у этих Атласных костров Высокий Долг светит, Нет суетных слов.
Надежды ни тени, Молитв ни на грош, Ученье и бденье, От мук не уйдешь.
Ее обрели. Что обрели? Вечность! Слились В ней море и солнце!
Май 1872
(4) Золотой век
Звуча в тишине, И с ангельским схожий, --А речь обо мне,-Стал голос чуть строже:
Ты видишь, их тьма Вопросов, сомнений, Что сводят с ума, Таят опьяненье.
Признай эту башню Веселья и света: То волны и пышность, Семья твоя это!
И стал он петь песню Веселья и света, Был видим так ясно, -- И пел я с ним вместе,-
Признай эту башню Веселья и света: То волны и пышность, Семья твоя это!.. и т.д. ...
И вот в тишине Он, с ангельским схожий, -- А речь обо мне,-Звучать начал строже;
И пел он потом, Тот голос прекрасный, Немецкий в нем тон, Но пылкий и страстный.
Мир грешен всегда, К чему удивляться? Живи! А беда Пусть прочь удалится.
О замок! О свет! Как жизнь твоя свята! Какой тебе век, О царственный блеск Высокого брата? и т.д. ...
Я тоже пою: О хор величавый! Вас, братья, молю, Овейте мою Жизнь чистою славой... и т.д. ...
Июнь 1872
Юная чета
В окне простор зелено-голубой; Почти нет места: сундуки, шкатулки... Снаружи вьется кирказон по стенке, И десны обнажает домовой.
Конечно же, интриги духов это -Расходы, беспорядок, старый хлам. И фея африканская примета Здесь оставляет -- сетки по углам.
Приходит,-- недовольный вид у крестной,-И остается, спрятавшись в буфет... Отсутствует чета, но несерьезно, И ничего особенного нет.
Молодожена ветер здесь дурачит В его отсутствие -- все время и всегда. И даже водяные духи скачут Над сводами алькова иногда.
А ночью... О! Медовый месяц ночью Сорвет улыбку их, прольет он медь На небосвод... Но крыса зубы точит, И дело с ней придется им иметь,-
Коль огонек блуждающий и бледный Не вспыхнет вдруг, как выстрел в тишине. О привиденья в белом Вифлиема, Храните синеву у них в окне!
27 июня 1872
Брюссель
Июль
Бульвар Регента
Куртины амарантов вплоть да самых Колонн дворца Юпитера... Я знаю, Что это Ты к оттенкам этих мест Примешиваешь Синеву почти Сахары.
Затем, поскольку ель и роза солнца Здесь обрели пристанище свое, То вот и клетка вдовушки...
О сколько Отрядов певчих птиц: йа-йо, йа-йо!
Былые страсти, тихие дома! Беседки той, что от любви с ума Сошла, затем цветник и полутьма Балкона невысокого Джульетты.
И в памяти всплывает Генриетта, Прелестный полустанок в сердце гор, Где синие танцуют дьяволята, Сбежавшие на воздух, на простор.
Зеленая скамья, где под гитару О рае грозовом поет ирландка. Потом в столовой гомон спозаранку, Возня детей и щебет клетки старой.
Вот герцога окно: в его сверканье Я вижу яд улиток и кругом Самшит, на солнце спящий.
А потом... Красиво как! Давай хранить молчанье.
Бульвар, где ни торговли, ни движенья, Беззвучный, весь комедия и драма, Собранье сцен, иных и тех же самых, Тобою восхищаюсь я в молчанье.
Альмея ли она? В голубизне начальной Цветком увядшим не осыпется ль печально Перед безмерностью пространства, в чьем сверканье Таится города расцветшего дыханье?
Красиво как! О да, красиво... Но ведь это Для песни надо, что Корсарами пропета, И чтобы верили еще ночные маски В прозрачность волн морских, в их праздничные пляски.
Июль 1872
Праздник голода
Голод мой, Анна, Анна,
Мчит на осле неустанно.
Уж если что я приемлю, Так это лишь камни и землю. Динь-динь-динь, есть будем скалы, Воздух, уголь, металлы.
Голод, кружись! Приходи,
Голод великий! И на поля приведи
Яд повилики.
Ешьте Битых булыжников горы, Старые камни собора, Серых долин валуны Ешьте в голодную пору.
Голод мой -- воздух черный,
Синь, что рвется на части, Все это -- рези в желудке,
Это -- мое несчастье.
Появилась листва, сверкая; Плоть плодов стала мягче ваты. Я на лоне полей собираю Фиалки и листья салата.
Голод мой, Анна, Анна,
Мчит на осле неустанно.
Август 1872
x x x
Волк под деревом кричал, И выплевывал он перья, Пожирая дичь... А я, Сам себя грызу теперь я.
Ждет салат и ждут плоды, Чтоб срывать их стали снова. А паук фиалки ест, Ничего не ест другого.