Стихи - Страница 12
Изменить размер шрифта:
Напутствовать юное хочется мне поколенье;
От мрака и грязи умы и сердца уберечь,
Быть может, средь нравственной скверны, иных от паденья
Спасет задушевная речь.
А если бы песни мои прозвучали в пустыне, —
Я все же сказал бы, им честность в заслугу вменя:
«Что сделать я мог, то я сделал, и с миром ты ныне,
О, жизнь, отпускаешь меня».
1891 г.
ВСЕМ ХЛЕБА!
Рабочий люд едва не весь
На нашей родине — без хлеба.
«Хлеб наш насущный даждь нам днесь!»
Так он, голодный, молит небо.
О, братья! Хлеба — беднякам
В лихие дни нужды народной;
И хлеба умственного — нам,
Стоящим вне толпы голодной!
Утробной пищей сыты мы;
Но без духовного питанья
Ослабли тощие умы,
Бесплодны скудные познанья.
Хоть удается нам порой,
Пускаясь в хитрость и в обманы,
Прикрыть дешевой мишурой
Неблаговидные изъяны;
Хоть, искусившись в похвальбе,
Среди народов даже ныне
Мы поклоняемся себе,
Как между нечистью святыне;
Но жизнь осветит темный путь
И правду горькую откроет,
Разоблачив когда-нибудь,
Чего гордыня наша стоит.
О, никогда и никому,
Кто льстит вам, братья, вы не верьте!
Без пищи умственной — уму
Грозит беда голодной смерти.
Всем хлеба! Хлеба — беднякам
В лихие дни нужды народной;
И хлеба умственного — нам,
Стоящим вне толпы голодной!
1891 г.
ВЕСНА
Приветствую тебя, веселая весна!
Блестя, звуча, благоухая,
И силы жизненной, и радости полна, —
Как ты красива, молодая!
Лицом к лицу с тобой один бродя в лесу,
И весь твоим подвластен чарам,
Советы я себе разумные несу,
Как подобает людям старым.
Я говорю себе: «Смотри почаще вниз;
Везде цветок увидишь нежный;
Душистых ландышей здесь массы; берегись,
Чтоб их не смять ногой небрежной.
Старайся уловить и света, и теней,
Игру в причудливых узорах;
И кашель сдерживай, чтоб слышались ясней
Напевы птиц и листьев шорох»,
Стенькино. 1892 г.
ПОСЛЕ КРАТКОВРЕМЕННОГО ОТСУТСТВИЯ
Покинув города, я вновь живу на воле;
Опять в глухом лесу, опять в открытом поле…
Но мне отрадно здесь не только потому,
Что сельской жизни склад мил сердцу моему;
Что здесь я окружен тенистым, старым садом;
Что я окинуть вновь могу привычным взглядом
Давно знакомый ряд приветливых картин;
Что не отцвел еще любимый мной жасмин;
Что очередь пришла румяной земляники;
Что вечером в лесу грачей я слышу крики;
А на полях, пока тьма ночи не сошла,
Перекликаются во ржи перепела…
За то я возлюбил тебя, деревня, страстно,
Что помощи твоей просил я не напрасно;
Любовью за любовь мне отвечала ты.
Кто мне открыл тщету житейской суеты?
Кто думы мне внушал средь тихого досуга
Не ты ль, о добрая и верная подруга?
Стенькино. 1892 г.
КОНЬ КАЛИГУЛЫ
«Калигула, твой конь в сенате;
Не мог сиять, сияя в злате;
Сияют добрые дела».
Так поиграл в слова Державин,
Негодованием объят.
А мне сдается (виноват!),
Что тем Калигула и славен,
Что вздумал лошадь, говорят,
Послать присутствовать в сенат.
Я помню: в юности пленяла
Его ирония меня;
И мысль моя живописала
В стенах священных трибунала,
Среди сановников, коня.
Что ж! Разве там он был не кстати?
По мне—в парадном чепраке,
Зачем не быть коню в сенате.
Когда сидеть бы людям знати
Уместней в конном деннике?
Что ж, разве звук веселый ржанья
Был для империи вредней —
И раболепного молчанья,
И лестью дышущих речей?
Что ж, разве конь красивой мордой
Не затмевал ничтожных лиц
И не срамил осанкой гордой
Людей, привыкших падать ниц?..
Я и теперь того же мненья,
Что вряд ли где встречалось нам
Такое к трусам и к рабам
Великолепное презренье!
Стенькино.
1892 г.
ЕЛИ
В сад заглянул я в окно после бурной метели;
Вижу: покрытые снегом кивают мне ели;
Грустно седыми кивают они головами…
Мало-помалу беседа зашла между нами.
Чудится мне, что кивают они не случайно;
Ели хотят мне поведать какую-то тайну.