Стервятники (Мертвый сезон) - Страница 41

Она посматривала на тощего мужчину, который наблюдал за спаривающейся на полу пещеры парой, и увидела у него на шее серебряное распятие. Это было единственное украшение, которая она на нем заметила. Женщины же носили в волосах перья чаек и иглы дикобраза, а оба мужчины и мальчики были разукрашены угольной пылью, красной и охряной красками, золой и, очевидно, соком каких-то ягод, смешанным с жиром.

И везде, словно вторая шкура, их сопровождал запах паленого сала и тухлятины, который присутствовал буквально повсюду – ив сделанных из хвойных веток лежанках, и в украденной одежде, и даже пропитал сами стены пещеры.

Однажды Марджи уже доводилось столкнуться с таким же запахом. Тогда они с Карлой, еще будучи подростками, поехали с родителями на машине во Флориду. По пути к друзьям они решили остановиться в одном их мотелей, дорога к которому проходила по кромке заболоченной равнины. Карла первой увидела стервятников, которые сидели неподалеку от обочины; она же настояла на том, чтобы родители остановили машину. Те поначалу подняли шум и стали отказываться, но Карла всегда умела настоять на своем. Как выяснилось чуть позже, птицы лакомились трупом собаки. Марджи удивила всех, когда выразила желание пойти вместе с сестрой и посмотреть поближе.

Родители заставили их пообещать, что они не будут слишком близко подходить к стервятникам, хотя девочки и так при всем своем желании не могли бы отойти от машины слишком далеко.

Уже через несколько ярдов трупный запах стал густым, плотным; в воздухе зависало марево совершенно невыносимой вони, что невольно наводило на мысль об из года в год слоями засыхающей все новой и новой крови, старом, разложившемся мясе. Это было дыхание мрачного, жутковатого распада. Каким-то образом до Марджи дошло, что чудовищный гнилостный запах исходил вовсе не от добычи, а именно от птиц, которые на протяжении всей своей жизни повсюду носили его с собой. И именно эта вонь, а вовсе не крохотные, враждебные глазки – которые были ужасны уже сами по себе, – загнала их обратно в защищенную кондиционером атмосферу салона машины. С тех пор она никогда и ни с чем не спутала бы запах пожирателей тухлятины, миазмы самой смерти.

И вот сейчас, находясь внутри подвешенной под потолком пещеры клетки, она снова ощутила его. С того места, где она сидела, ей был виден котел для пищи, в котором, медленно переворачиваясь, плавали отсеченные пальцы. Марджи никогда бы не назвала этих существ людьми; она отказывалась даже думать о них как о людях. Они были тем же, что источало подобный запах – стервятниками, намеревавшимися сделать из нее жуткую, мерзкую жратву – подобно тому, как они поступили с Карлой. И как собирались поступить с этим странным, безнадежно грустным мальчиком, который ничком лежал на полу клетки.

Марджи дотронулась до него, затем легонько потрясла, но так и не дождалась ответной реакции. Казалось, что он пребывал в еще более худшем состоянии, чем даже Лаура. Дети уже и не пытались расшевелить его тычками своих палок. Она задавалась вопросом, как долго он уже находится здесь и какие дикие, ужасные картины доводилось видеть этим несчастным, зеленовато-голубым глазам. Видел ли он, как они разрубали остальных пленников? Она почти не сомневалась в том, что так оно и было. Так что на его помощь или содействие Лауры ей рассчитывать не приходилось. Оставался только Ник. Один лишь Ник, махнувший ей рукой с безопасной крыши дома; Ник, который обязательно пойдет следом за ней. Если, конечно, сможет.

Мужчина в лесу, – подумала она. – Мужчина в красной рубахе. Возможно, Нику так и не удалось скрыться от него, а значит, он также не сможет прийти за ней. Она должна была принимать во внимание и такой вариант развития событий. И что тогда? Ради всего святого, – подумала она, – пусть будет так, чтобы он смог прийти за мной. Ее пальцы с такой силой вцепились в прутья клетки, что даже суставы побелели. Сидя у стены, тощий молча наблюдал за ней. Совокупляющаяся пара уже разомкнула свои объятия и распалась. Интересно, – пронеслось в голове у Марджи, – когда же они доберутся и до нас? Сколько мне еще ждать? Сколько у меня осталось времени?

Впрочем, ответ на эти вопросы она получила довольно скоро.

Ник лежал на животе за песчаными дюнами и ждал. Он слышал доносившийся из-за спины рокот прибоя, который поднимался над поверхностью воды, устремлявшейся через канал. Медленным движением дула «магнума» он чуть раздвинул заросли высокой травы. Здесь, в зарослях кустарника, травы и чертополоха, он казался всего лишь тенью. Раны на груди и ноге зудели от проникшего в них песка, но его гнев в данную минуту был обращен не на увечья, а на самого себя. Он потерял их.

Каждую минуту Ник ожидал увидеть какое-то подобие дома, но никак не эту бесконечную и пустынную панораму песка и камней. В сущности, ему оставалось лишь одно: лежать и ждать именно здесь, где тянувшаяся по лесу тропа выводила на пляж, и надеяться на то, что преследовавший его «красный» наконец прекратит попытки отыскать его. Если этот человек пройдет мимо него, Ник двинется следом, на сей раз уже постаравшись держаться ближе к нему. Он также надеялся на то, что та тропинка, возле которой он сейчас находился, была единственной, по которой можно было подойти к их жилищу. Как же он проклинал себя сейчас за собственную самонадеянность, когда посчитал, что отыскать их особого труда не составит, и потому так долго не слезал с крыши. И вот, пожалуйста – потеря нескольких минут может теперь стоить девушкам жизни.

Ник попытался стряхнуть с себя ощущение горечи, отчаяния и тревоги, которые только нервировали его. Сейчас ему как никогда требовалось спокойствие – спокойствие и бдительность, – тогда как тревога лишь парализовала бы его действия и притупила восприятие. Кроме того, он не исключал, что если успокоится и затаится, то, возможно, услышит их голоса или увидит какой-то проблеск света, после чего ему вообще не придется поджидать появления «красного». И все же ожидание томило, угнетало Ника, поскольку все его естество рвалось в новую схватку. Дурень, бестолочь! – снова и снова проклинал он себя. – Зачем ты вообще выпустил их из поля зрения? Никак нельзя было этого делать.

Теперь от его былого страха перед ними не осталось и следа.

И все же Нику не оставалось ничего иного, кроме как ждать, а потому он стал размышлять над тем, нет ли какого-то другого, более удобного способа предаваться этому вынужденному безделью. Он медленно перевернулся и тихо лег на спину, невольно поразившись тому, сколь велика раскинувшаяся над ним и наполненная звездами небесная чаша. И какая прекрасная ночь, хотя прежде он этого даже не замечал. Бездонная чистота ночного неба никогда не переставала радовать его, и даже сейчас, в самую, пожалуй, худшую ночь во всей его жизни, в глубине души на короткое мгновение шевельнулось чувство безмятежного спокойствия, граничащего с полнейшим безволием, которое неизменно сопровождало подобные сеансы любования ночным небом – впрочем, шевельнулось, и тут же угасло.

Великая ночь кошмара, – подумал он и на несколько дюймов сдвинул голову в сторону, чтобы снова посмотреть на тропу. Чувствовал он себя сейчас немного лучше; пульс и дыхание пришли в прежнюю размеренную норму. И хотя тропа теперь представала перед ним как бы в перевернутом виде, поле его зрения заметно расширилось – в сущности, оно достигло максимума. Вдобавок ко всему он также поправил очки – ну вот, теперь намного лучше.

Сдвинув голову всего лишь на несколько дюймов, он получил возможность прекрасно просматривать и саму тропу, и окружавшую ее справа и слева местность. Затем, снова чуть изменив позу, он скользнул взглядом вдоль своего тела в направлении береговой линии – так, чтобы никто не смог незамеченным подкрасться к нему со спины. Ну а так совсем хорошо, – подумал он. – Кажется, пока я все делаю как надо. Он старался припомнить, учили ли всему этому в армии? Вот Дэн смог бы ответить на этот вопрос, но Дэн был мертв.