Стервятники (Мертвый сезон) - Страница 1
Джек Кетчам
Стервятники (Мертвый сезон)
Часть первая
12 сентября 1981 года
02.26.
Они видели, как женщина пересекла луг и, перешагнув через невысокую каменную стенку, углубилась в возвышавшийся позади нее лес. Движения ее были неловкими, даже неуклюжими – догнать такую большого труда не составит.
Они решили остановиться, чтобы немного передохнуть, а заодно наломать себе березовых веток, с которых тут же принялись сдирать кору. Все это время они отчетливо слышали, как она бежит через подлесок, переглянулись, улыбнулись, но так и не произнесли ни слова. Очистив все ветки, они устремились за ней следом.
Она благодарила Господа за то, что он подарил ей луну – без нее она так и не заметила бы дыру в земле, оставшуюся на месте старого и глубокого погреба. Осторожно обогнув зияющее отверстие, женщина снова перешла на бег, продираясь сквозь заросли травы и папоротника, пробегая мимо белых сосен, черных сосен, берез и тополей. Под ногами мягко проминались мох и лишайник, ноздри щекотали запахи древесной трухи и хвои. Она слышала, как они движутся где-то позади, оглашая ночной лес своими негромкими, нежными, почти музыкальными голосами; так – ребятишки, резвящиеся в темноте. А потом вспомнила прикосновение их рук – грубых, шершавых, сильных маленьких рук с длинными, острыми, грязными ногтями, которые царапали ей кожу, когда они пытались схватить ее. Она непроизвольно вздрогнула. Их смех становился все ближе, тогда как лес перед ней постепенно сгущался.
В такой темноте особенно не разбежишься – почти ничего не видно. Длинные ветки цеплялись за волосы, норовили выколоть глаза. Она скрестила перед собой голые предплечья, стараясь уберечь лицо, и руки, приняв на себя все удары ветвей, стали покрываться кровоточащими царапинами. Бежавшие позади дети остановились и прислушались. А она заплакала.
Ну какая же ты глупая, – подумала она. – Разреветься именно сейчас. – И вот снова послышался звук их шагов. Видно ли им ее? Она устремилась вперед, в самую гущу кустарника. Старые, задубевшие ветки легко пронзали тонкую ткань хлопчатобумажного платья, отчего ей казалось, что она бежит нагишом, тогда как по рукам, ногам и животу уже текли все новые и новые тоненькие струйки крови. Боль не останавливала ее; напротив – подгоняла вперед. Отставив попытки защитить лицо, она принялась обеими руками отталкивать, раздвигать летящие навстречу ветки, стремясь поскорее выбраться из чащи на открытое место.
Потом сделала глубокий вдох и тут же ощутила запах моря, которое находилось где-то близко, почти рядом. Она снова припустилась бежать. Ведь там могли быть дома, коттеджи рыбаков. Кого угодно. Луг оказался длинным и широким. Вскоре она стала различать доносящийся откуда-то спереди легкий рокот прибоя, и, сбросив туфли, босиком устремилась навстречу этому шуму, не замечая того, что одиннадцать маленьких и бледных фигурок наконец прорвались сквозь последнюю кромку кустов и остановились, наблюдая за ее несущейся вперед и освещаемой лунным светом тенью.
Она не увидела ничего из того, на что так надеялась – ни домов, ни огней, лишь только широкая, поросшая высокой травой равнина. А что, если там действительно ничего нет – одно лишь море, и все? Таким образом она окажется в ловушке, в западне. Сейчас об этом не хотелось даже думать. Быстрее, – сказала она себе, – не мешкай. – Утомившиеся легкие давали о себе знать колющей, холодной болью в груди. Шум прибоя становился все громче; значит море где-то совсем недалеко, скорее всего, прямо за лугом.
Затем она снова услышала – прямо у себя за спиной – топот бегущих ног, и поняла, что они догоняют ее. Она неслась вперед и сама удивлялась, откуда только силы взялись. А они тем временем заливисто смеялись, и смех их был ужасен – такой холодный, зловещий. Краем глаза она увидела, как несколько фигурок догнали ее, но продолжали бежать вровень с ней; бежали они легко, без видимых усилий, заглядывая ей в глаза, ухмыляясь, поблескивая в лунном свете оскалившимися зубами и искрящимися глазами.
Женщина прекрасно понимала, что находится в полнейшей беззащитности. Они же продолжали играть с ней, и потому ей не оставалось ничего иного, кроме как бежать вперед и надеяться – хотя надежды, в сущности, уже не было – на то, что когда-нибудь им надоест эта игра и они отстанут. Поблизости же по-прежнему не было ни одного дома. Значит, ей суждено умереть в одиночестве. Она услышала, как один из них заныл, совсем по-собачьи заскулил у нее за спиной, и тут же почувствовала, как что-то хлестнуло ее по ногам. Боль оказалась настолько резкой, неожиданной и сильной, что она едва не упала. Ну вот и все. Они окружили ее со всех сторон – выхода у нее уже не было. Женщина почувствовала, как ее желудок сжался в тугой комок, а сама она вот-вот сдастся под натиском ошеломляющей паники.
В тысячный раз она проклинала себя за то, что остановила тогда машину, за то, что вздумала разыграть эдакую добросердечную самаритянку. Но ведь и в самом деле чудовищно было видеть маленькую девчушку, которая в полном одиночестве ковыляет по темной, пустынной дороге. Стоило ей сделать поворот, как она тотчас же увидела ее: платьице разорвано почти до пупа, высвеченные фарами ручонки прижались к лицу, словно в тщетной попытке унять поток слез. На вид ей было лет шесть, не больше.
Она остановила машину и подошла к ребенку, думая про себя: «Несчастный случай? Изнасилование?» Но вот девочка подняла на нее свои внимательные, темные глаза, в которых не было ни малейшего намека на слезы, и неожиданно улыбнулась. Было в ее манерах нечто такое, что заставило женщину резко обернуться, посмотреть в сторону машины – и тут она увидела их, стоящих у нее за спиной, отрезавших ей путь назад.
Внезапно ей стало страшно. Она закричала, чтобы они отошли от машины, хотя прекрасно понимала, что этого не будет. «А ну убирайтесь, прочь отсюда!» – на всякий случай повторила она, чувствуя себя в совершенно беспомощном и даже дурацком положении, и в этот момент они вдруг все разом засмеялись и начали постепенно надвигаться на нее. Через несколько секунд она почувствовала прикосновение их маленьких рук к своему телу и поняла, что они хотят убить ее.
И вот сейчас бегущие дети медленно приближались к ней. Она позволила себе оглянуться и посмотреть на них. Какой ужас. Мерзость. Теперь их было четверо: трое слева от нее и один справа, причем первая группа состояла из одних мальчиков, тогда как одиноко стоящий ребенок оказался молодой девушкой. Она кинулась на эту девушку, с силой толкнула ее – та, издав крик боли и удивления, отлетела в сторону. Со стороны троицы послышался очередной взрыв смеха, и в тот же момент она почувствовала обжигающую боль в спине и в районе плеч, после чего двумя очередными ударами веток ее стеганули по ягодицам.
Ноги словно напрочь лишились всей своей силы и стали какими-то ватными, а сама она понимала, что с каждой минутой все больше слабеет. И все же страх перед падением на землю оказался сильнее боли, намного сильнее. Ведь если она упадет, они наверняка забьют ее до смерти. Она чувствовала, что плечи и бедра стали странно липкими, и тут же поняла, что это кровь. Море же было уже так близко, что она ощущала его густой, солоноватый запах, словно волнами обволакивавший все ее тело.
И тогда она побежала дальше.
Краем глаза она заметила, что к бегущим слева от нее присоединился еще один мальчик, постарше, скорее даже не мальчик, а уже подросток, который бежал особенно быстро. Бог мой, – подумала она, – что же это на нем одето? Шкура какая-то, определенно, шкура какого-то животного. Но кто, ради всего святого, эти люди? Справа также появились два новых ребенка, хотя по их внешнему виду она не могла определить их пол. Видно было лишь то, с какой завидной легкостью они передвигались по траве. Прекратите играть со мной, – молча взмолилась она. – Пожалуйста, прекратите. Внезапно подросток рванулся вперед и, обогнав ее, оказался впереди, преграждая ей путь. Итак она оказалась окруженной со всех сторон. Когда подросток обернулся и глянул поверх своего плеча назад, она увидела, что все его лицо представляло собой сплошную маску из прыщей и засохших струпьев.