Стёртые буквы - Страница 65

— Я… я думал это камень такой, — рассказывал один из матросов. — Подошел поближе. А тут…

— Ломайте лед! — приказала Ксанта.

Пока искали в ближайшем лесу подходящие увесистые сучья, пока крошили лед, высвобождая человеческие останки, у берега собрались все восемь участников экспедиции. Первое, что бросилось Ксанте, да и всем прочим в глаза, это то, что скелет был гол. Разумеется, одежда должна была со временем истлеть, а плоть, скорее всего, съели рыбы, но ни пуговицы, ни пряжки от пояса или башмаков, ни заколки, скрепляющей плащ, ни ножа найти не удалось, даже когда по просьбе Ксанты Дреки лег животом на лед и обыскал всю прорубь, из которой они извлекли тело. Если этого человека и не убили, то уж ограбили скорее всего.

Убили или нет? Может быть, это утонувший рыбак, которого волны вынесли на берег? Кости были поцарапаны льдом и камнями, но никаких переломов. Впрочем, если его задушили или утопили, следов все Равно не осталось бы. А, может быть, и в самом деле, умер своей смертью? Судя по искривленным грудным позвонкам, по истончившил костям, он был не так уж молод. Немолодой, невысокого роста, скорее всего, сутулился и шаркал при ходьбе — вон какое плоскостопие! Мелкие суставы стоп все в костных наростах и шпорах — мучился болями в ногах. Мог оступиться, поскользнуться на камне… Впрочем, здесь совсем мелко… Сердечный приступ? А это что?

Ксанта, припомнив рассказы Андрета, опустилась на колени, глянула на скелет сбоку — и так и замерла.

— Никогда ничего подобного не видела… — пробормотала она. Керви тоже привстал на одно колено — ни дать ни взять рыцарь перед дамой глянул и недоуменно пожал плечами.

— Просто части ребра нет. Наверно рассыпалось за зиму.

— Никогда ничего подобного не видела… — повторила Ксанта.

— Ну, слава богам, хоть что-то есть на свете, чего мама не видела! — фыркнул Дреки.

Ксанта на мгновение прикрыла глаза — слишком ярки были воспоминания — вечно мокрые, продуваемые всеми ветрами пирсы столиц Королевства, промерзший до ледяной корки плащ, вечно красные от холодной воды руки, постоянное ощущение холода и молодой силы в теле ночной корабль, который, крадучись, входил в родную гавань, трупы моряков, раны… раны… раны… Алебарда, топор, короткий меч, длинный меч, кинжал, просто большой нож… она всего насмотрелась. Что угодно, как угодно, но никогда и ничего похожего на эту рану.

На левом боку и в самом деле не было куска ребра. Его словно вырвали или выбили. Ксанта провела пальцем по краю — ровный, кость почти не крошится. И скошен — отверстие на передней стенке ребра было явно меньше, чем на задней. И вот что еще странно — на пальце остался едва заметный угольный след. Как обожжено. Будто его ткнули в грудь раскаленным колом. Или нет, будто какой-то зверь вытянул лапу и раскаленными когтями вырвал сердце. Что за ерунда?

— Ты не знаешь, кто это может быть? — спросила она Керви. Тот покачал головой:

— Я не был хорошо знаком со всеми колонистами, госпожа жрица. В лицо, возможно, узнал бы… а теперь…

Ксанта вскинула голову — ей не понравилось напряжение, неожиданно зазвучавшее в голосе старого приятеля, — и успела заметить, что Керви отводит глаза.

— Что мы будем с ним делать? — спросил он поспешно. Слишком поспешно.

Ксанта пожала плечами.

— Не знаю. Это уж, как у вас заведено. Можно взять с собой, в Хамарну. Может быть, кто-нибудь из родственников опознает его?

— Нет! — снова как-то слишком быстро и слишком резко возразил Керви. («Интересно, одной мне это кажется, или другие тоже заметили? — подумала Ксанта. — Надо будет расспросить Дреки, только осторожно».)

— Нет, — повторил Керви. — Мы не знаем, какой смертью он умер, и родственники, скорее всего, не захотят поместить его на семейное кладбище. Покойник, умерший дурной смертью, может принести много беспокойства. Его место здесь.

— Но мы не сможем выкопать могилу, — возразил один из матросов. — Земля слишком твердая, да и время уходит.

— Тогда просто нарубите веток и забросайте его. Это будет лучше всего.

Время уходит! Эти слова словно плетью стегнули Ксанту, и она мигом выбросила из головы и таинственного покойника, и не менее таинственное смущение Керви. Они приехали сюда не за тем, чтобы хоронить мертвых, а за тем, чтобы искать живых. А времени и в самом деле практически не осталось. Короткий зимний день близился к концу, солнце клонилось к закату. Что делать? Возвращаться в поселок и продолжать поиски? Но Ксанта уже не верила в успех — не верила, что записка, которую они ищут, действительно существует. Спору нет, в поселке наверняка были грамотные люди или хоть полуграмотные, вроде нее, но в спешке найти чернила и пергамент или хоть вощеную дощечку… А потом еще сообразить, куда спрятать, да так, чтобы надпись сохранилась… Нет. Нет-нет. Послание должно быть проще. Гораздо проще. Один или два знака, не понятные для чужака, но ясно говорящие сведущему человеку, где искать беглецов. Но тогда сведущий человек Должен также без труда догадаться, где это послание искать. Какое-то место, которое первым делом придет в голову. Ксанта села на камень, знаком дала понять Керви и Дреки, чтобы не мешали, и закрыла глаза. Где? Разумеется, у колонистов уже появились «свои» места на острове. Кузница. Вырубки. Площадка, где по вечерам собирается молодежь. Вот это самое озеро. Особые грибные места, ягодные поляны. Камни причудливой формы. Старые деревья. Нет! Они рассчитывали, что их будет искать человек, вроде Керви. То есть он бывал на острове, но не знает досконально. Что за место, которое в первую очередь примется искать человек из Королевства, увидев новое поселение? Человек, вроде нее самой. Что за место, которое люди уже успели обжить, пометить, закрепить за собой? Ну конечно!

— Керви, здесь есть кладбище?

— Разумеется. У западного мыса, как обычно.

— Скорее туда!

Пока они шли (снова практически через весь остров) туман нач~ подниматься от земли, в спину ударили первые порывы холодного ветра — легкие, как плеск волн.

— Кажется, погода портится, — предположил Дреки. Керви кивнул.

— Да. Надо убираться отсюда.

— Сейчас. Я не задержу вас. Только одна последняя попытка, — обещала Ксанта.

В стремительно сгущающейся темноте они вышли к западно мысу, и жрица увидела именно то, что рассчитывала увидеть — низкую покатую тростниковую крышу кладбищенской землянки. Ее вырыли шагах в пятидесяти от берега, на небольшом холме, где земля была посуше.

— Вы оставайтесь здесь, — распорядилась Ксанта. — Я спущусь надолго, и сразу уходим.

— Что ты там увидишь в темноте? — возразил Керви, впервые обратившись к Ксанте на «ты».

— Не знаю, — она пожала плечами. — Либо увижу, либо не увижу. Нельзя сказать, что видишь, пока не посмотришь.

— Мудрено, — Керви усмехнулся. — Ну давай, смотри. Дощатая, успевшая перекоситься, дверь была, как и положено,

восточного края землянки. Придерживаясь рукой за земляную, густо перевитую корешками травы, стенку, Ксанта спустилась по семи ритуальным ступеньками и подошла к расположенному в середине алтарю-очагу. Прямо над ним в широкое отверстие дымохода лил тусклый сумеречный свет. Ксанта преклонила колени, касаясь ладонями холодных отсыревших углей и мгновенно яркой вспышкой пришло воспоминание — в последний раз она стояла вот так много лет назад в родной деревне, в день, когда к ней впервые пришли крови, и ей надлежало взять с алтаря красный цветок — полевую гвоздику — в знак того что отныне она считается невестой. Стояла, уже зная, что это в последний раз, что этой же ночью она сбежит из родного дома. С мужчиной, как водится. Стой. Это уж здесь совсем не причем!

Не поднимаясь с колен, Ксанта осмотрелась. Было уже слишком темно, и ей не удалось рассметреть, сколько гробов вмуровано в земляные стены. Может быть, и ни одного. Люди здесь были по большей части молодые и здоровые — с чего им помирать? Ладно, это тоже не важно. Ксанта подняла голову к еще одному источнику света — маленькому окошку под самой крышей на западной стороне. Еще снаружи Ксанта заметила, что между землянкой и побережьем растет с полдюжины старых узловатых деревьев. И теперь в окошке она разглядела одно из них — вскинувшее руки-ветви в безмолвном неутешном плаче. Кажется, осина. В родной деревне Ксанты окошко выходило на реку, и в него была видна плакучая ива. Все люди, что собирались здесь на закате солнца и преклоняли колени перед алтарем, соединяющим их в единую общину, день за днем видели это дерево и наверняка помнили его не хуже, чем дверь собственного дома или лица родителей. Если не здесь, то больше нигде!