Стёртые буквы - Страница 61

— Сколько там было человек? — поинтересовалась Ксанта.

— В колонии? Около сотни.

— Не считая женщин и детей?

— Нет, все вместе. Правда, далеко не все брали с собой семьи. Это была первая партия — в основном строители: плотники, кровельщики и так далее. Остальные должны были прибыть весной, уже в отстроенные дома.

— А солдаты среди них были? — поинтересовался Дреки.

— Среди колонистов — нет. Конечно, все мужчины умели владеть оружием и в случае чего могли дать отпор. Но профессиональных воинов там не было. На кораблях — другое дело. Практически все наши матросы — бывшие солдаты.

— А кстати, сколько человек было на кораблях?

— Точно не скажу, но от десяти до двадцати человек на каждом.

— Так мало? — изумился Дреки.

— У нас так принято.

Керви снова смутился. Было видно что разговор пошел о том, о чем чужеземный гость не хотел слишком много распространяться, и Ксанта сжала запястье Дреки. Тот понял, на что намекает мать, и сменил тему.

— Итак, там было полторы сотни человек, не слишком хорошо владеющих оружием. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что для двух-трех кораблей Людей Моря это пустяк. В порту рассказывают, что Люди Моря дерутся, как заговоренные.

— Люди Моря никогда не берут пленных, — возразил Керви. — А на острове мы не нашли ни одного трупа.

Он быстро глянул на Ксанту и отвел глаза.

«Странно. Ведет себя так, как будто врет, — подумала она. — Или стыдится чего-то. Чего? Почему? Зачем ему врать мне? Вообще, зачем я ему?»

— Значит, венеттцы, — продолжал Дреки. — Уж они-то берут пленных. Решили отомстить вам за старое.

— Я тоже думал об этом, — согласился Керви. — И оказавшись здесь, в Венетте, первым делом проверил тюрьмы. Это оказалось проще, чем я думал. Годовой запас соли, подаренный храму Айда, — и меня пустили всюду, куда бы я ни попросил. Но никого из наших в тюрьмах Beнетты нет. Впрочем, я не слишком надеялся на это. Венеттцы вряд ли сумели бы добраться до Оленьего острова и вернуться назад целыми и невредимыми.

— Так, может быть, они и потонули вместе со всеми пленниками? Хотя, если бы какие-нибудь корабли пропали на севере, слухи бы пошли сразу. Тар ле вещи в секрете не удержишь. В порту всех знают наперечет.

— Может быть, — с сомнением покачал головой Керви. — Только… Не знаю. Я пробыл на острове очень недолго, но мне показалось… у меня было ощущение…

— Что?

— Что колонистов никто не захватывал в плен. Дома не горели, не были разрушены. Наоборот — люди собрали вещи, привели все в порядок перед тем, как уйти. Они спешили, да. В одном доме мешок с мукой зацепился за гвоздь и порвался, его так и бросили на пороге. Но не было следов грабежа или отчаянного бегства. Клети закрыты, инструмент спрятан в подвал и накрыт мешковиной. 6 домах не осталось ни одежды, ни посуды, ни детских игрушек. Я… не знаю. Как будто их что-то напугало, но не до паники, понимаете? Но почему они ушли и куда направились, я не могу себе представить. И, честно говоря, это меня пугает.

— И вы поплыли в Венетту.

Керви вздрогнул и резко обернулся. Но это всего лишь Ингольда, давно стоявшая в дверях, решила наконец вступить в разговор.

— Точно, госпожа. Я приказал капитану моего корабля взять курс на Венетту. Я просто не видел другого выхода для себя и для всех нас. Во-первых, я в самом деле должен был убедиться, что дело обошлось без венеттских пиратов. Наверное, я даже надеялся на то, что все окажется так просто. Конечно, я не смог бы разом выкупить всех колонистов, и все же будь необходимость, мы собрали бы выкуп без большого труда.

— А во-вторых? — поинтересовалась Ингольда.

— Во-вторых, я вспомнил о госпоже Ксанте и приехал просить ее плыть с нами на Олений остров.

Оставшись одна, Ксанта вспомнила о подарке Дариссы и наконец открыла шкатулку. На алом бархате лежали два сморщенных, но, несомненно, человеческих пальца. Большие, с правых рук. Узнать эти пальцы «в лицо» Ксанта, разумеется, не могла, но догадывалась, откуда они взялись. К внутренней стороне крышки Дарисса приколола изящной булавкой с изумрудной головкой еще одну записку. В которой сообщала, что «другие два я оставила себе». Ксанта вздохнула и поморщилась. Чего-то подобного она и опасалась. Закрыла шкатулку, слезла с постели, опираясь на стул доковыляла до дверей и позвала: «Инги!» Ингольда тут же явилась, фыркая от праведного гнева.

— Ты чего скачешь, поскакушка? Сама не отдыхаешь и людям не даешь! Не напрыгалась еще?

— Погоди ты! Унеси эту Радость да выброси поскорее.

— Ты чего? Это же подарок!

— Делай, как я говорю, Дара не обидится. Выкинешь и возвращайся. Поговорить надо.

Ингольда пожала плечами, вышла и тут же из-за двери донеслось приглушенное: «Ого!» — разумеется, любопытная приятельница Ксанты не утерпела и открыла загадочную шкатулку.

К тому времени, как Ингольда вернулась в комнату — довольно бледная и с брезгливо поджатыми губами, Ксанта уже успела заново водвориться на постель и даже перевести дыхание.

— Значит, так, — сказала она, усадив Ингольду в ногах. — Первое дело будет такое. Когда мы уедем, тебе придется что-то решать с Великими Храмами. Либо в тот же день пойдешь к здешней Дариссе и будешь просить у нее покровительства, либо, уж не взыщи, придется тебе перебираться в Кларетту, под крылышко к нашей Даре.

— Вот еще! — фыркнула Ингольда. — Тоже придумала. Никуда я отсюда не уеду и на поклон ни к кому не пойду! Не дождутся. Рылом не вышли, чтоб мы перед ними кланялись.

— Погоди, не кипятись! — Ксанта потрепала подругу по плечу. — Еще нам с тобой не хватало — с кем-то рылами меряться. Я, конечно, сама виновата — тоже больно гордая была по молодости. Боялась, что храм Дариссы нас под себя подомнет. Погоди, не перебивай, дослушай. Может по-первости я и права была, да вовремя не остановилась, за что и получила. Теперь-то бояться нечего, чего бы там Дарисса про себя ни думала. Нас в городе хорошо знают, девушки, наши бывшие ученицы, дочек только сюда и пошлют, так что теперь можно и покровителем обзавестись. Все равно наш храм каким был, таким и останется. Так что как Раз все очень удачно складывается. Я уеду, а ты — новый человек, врагов еще не нажила, в самый раз покаяться — простите, мол, госпожа Дарисса прежняя жрица мне голову заморочила, в страхе держала, пикнуть не давала.

— Сама погоди! Какой храм, если ты и Гес…

— Гесихия останется здесь, — спокойно ответила Ксанта. — Керви за мной, а не за ней приехал.

— Так ты что же…

Старая женщина покачала головой:

— Я никогда не собиралась навек остаться жрицей. Погуляли, повеселились, пора и честь знать. Я и так уже на одном месте засиделась, двадцать лет тебе глаза застила.

— Ксанка, что ты такое говоришь?!

— Что есть, то и говорю. Погоди, уеду, ты волю почуешь, так сама поймешь, что я права.

— Ксанка!

— Ладно. Хватит об этом. У меня к тебе другое дело есть. Не знаю уж, как ты решишь, — здесь оставаться или в Кларетту податься… Молчи! Об этом уже все переговорено. Я о другом. Если к тебе придет однажды девушка и попросится при храме жить… Уж не знаю, как она назовется, да и ты не допытывайся. Просто позволь ей остаться.

— Ксанка! Ты чего, будущее видеть начала?

В глазах у Ингольды загорелось любопытство, и Ксанта вдруг вспомнила, как давным-давно, когда они только-только познакомились, Ингольда спросила ее:

— А чудо показать можешь, раз ты жрица?

Ксанта тогда вытянула вперед руки, довольно неуклюже, но старательно «оторвала» большой палец, «прирастила» его на место и сказала со вздохом:

— Других чудес не будет, ты уж не взыщи.

И сейчас она могла бы повторить старый фокус, но вместо этого просто молча сидела на постели, опустив глаза. Ксанта понимала, что Ингольде и в самом деле нужно чудо, хоть крошечное, чтобы поверить беззаветно в свою богиню и в себя, чтобы не в одиночку и не без надежды тащить через годы ту ношу, которую Ксанта только что беззастенчиво на нее свалила. И все же чуда не будет. Это Ксанта знала совершенно точно, но не могла подобрать слов, чтобы сказать это Ингольде.