Стена над Бездной (СИ) - Страница 20
— Та-Кем, Митанни, Ашшур — кто устоит против такого союза? Бабили обречён.
— Ты сказал: «На словах покорился». А на деле?
— Откуда мне знать, царь Ишкандар? — улыбнулся купец.
— Но ты имеешь дела со многими людьми, — сказал Эвмен, — которые не бреют бороды.
— Как и с теми, что бреют.
Эвмен усмехнулся и почесал щетину.
— Я слышал, — сказал купец, — в Карт-Ишкандар построили храм Маат?
— Это правда, — ответил Александр.
— Вот видишь, Ловец душ, Рыболов Нетеру преуспевает даже тогда, когда стрелы и огонь не приносят ему победы.
Александр откинулся на спинку кресла. Лицо его скрылось в тени, однако Эвмен видел, что эти слова купца царю очень не понравились.
— А я слышал, — сказал архиграмматик, что богатейшим купцам Цора никто никогда не связывал локти за спиной. И некоторые из них входят в Дом Маат, как в свои покои.
— Всякое болтают, — усмехнулся Нитбалу, — некоторые говорят, будто Величайший заключил договор о мире с неким северным царём, да тот царь всё никак воинов своих к плугу не отпустит. Хотя, может это про царя Тунипа болтают? Весьма воинственен сей муж, пять раз меч обнажал, чтобы потом оземь бросить. На рынках чешут языками, что, дескать, нравится ему внимание ремту, да кто ж лампу возле его мыслей держал? Как и на ступенях Дома Маат.
— Не во всём следует басням досужих людей верить, — покивал Александр.
— Вот и я о том.
— Однако же остерегают нас отцы и от легковерия. Особенно в делах торговых.
Купец снова молитвенно простёр ладони перед грудью.
— Всякий, кто назвался Священным Рен, знает, что придётся ему отвечать в Чертоге Двух Истин: «Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от неё».
— Непросто, как я гляжу, торговому люду приходится в Стране Реки, — засмеялся Эвмен.
— То правда, — вздохнул купец, — нелегко. Но барыши все затруднения окупают.
— И велики затруднения? — спросил Эвмен.
Купец прикусил губу, кивнул. Некоторое время он молчал, что-то обдумывал. И, как видно, принял некое решение.
— Я наследовал торговый дом, в ту пору входивший в двадцатку богатейших Домов Кинаххи, имел немало кораблей и воинов. Опытных воинов. Я давал им лучшее оружие и броню, не скупясь. Мне не приходилось гнуть спину перед царями Цора и Цидона. Во дворцах меня чаще желали видеть, дабы испросить золота в долг. Оказывал я и другие услуги.
Нитбалу кашлянул, отпил вина.
— Они помогали возвыситься одним и пасть другим. Но в ту пору я ещё не имел дел с Домом Маат.
Купец помолчал немного, потом продолжил:
— Однажды в Уасите я встретил знатного юношу в окружении его высокородных сверстников. Мне сказали, что это сам Верховный Хранитель. Сей титул Ранефер принял в весьма юном возрасте, после смерти отца. Тогда в Ипет-Сут принимали брата Бин-Мелека Йаххурима. Ремту откуда-то прознали, что он склоняется к дружбе с митанни. Рассказывали, что Ранефер выпил с ним из одной чаши. Спустя час брат Йаххурима скончался в судорогах, а Ранефер лишь позеленел лицом и долго блевал. Наутро, когда он ещё не оправился от яда, спутники нечестивца попытались свершить месть. Он убил троих. Три года спустя он рубил мечом золотого Баала и божий гнев не пал на голову святотатца. Тогда все кинаххи поверили, что яд, стрелы и даже гнев Благого Господина бессильны против воплощённого Нетеру.
Купец взглянул на Александра. Лицо царя окаменело, меж бровями появилась морщинка.
— Ещё тогда, при первой встрече, — продолжил Нитбалу, — я счёл полезным представиться ему и, узнав, что юноша уже женат, преподнёс украшения для его супруги. Самые дорогие, какие смог достать. Меня запомнили. Позже я не раз получал приглашения в Дом Маат. У меня просили огромные займы и не спешили отдавать. Вместо этого я получал знание — когда Та-Кем снизит поставки хлеба или уменьшит продажу золота. Я неплохо наваривался на этом знании. Ранефер убирал моих соперников. Вскоре я стократно преумножил богатства, полученные от родителя…
— Зачем ты всё это рассказываешь нам, почтенный? — спросил Александр.
— Рано или поздно, великий царь, наша встреча бы состоялась, — ответил купец, — но кто знает, какого рода слава обо мне достигла бы твоих ушей?
Александр кивнул. Видно было, что он не вполне удовлетворён ответом.
— Чего ты хочешь?
Нитбалу не отвечал долго. Александр ждал, хотя не привык, чтобы его терпение испытывали столь бесцеремонно. Но царь чувствовал, что разговор достиг черты, переступив которую, назад уже не вернуться. И потому он ждал.
— Когда два льва дерутся, — заговорил Нитбалу, — обезьяне следует сидеть на дереве. Полагаю, для льва и крокодила справедливо то же самое. И более всего обезьяну в сей момент должно беспокоить, высоко ли располагается та ветка, на которой она сидит.
— Крокодил уполз в восточные болота, — вставил Эвмен, — и чавкает там. А лев не желает прослыть шакалом.
Александр, сидевший слегка сгорбившись, распрямил спину.
Нитбалу медленно покачал головой.
— Тот человек, рассказавший мне про воинов и плуги, прежде ни разу не был уличён во лжи.
— Он мог ошибиться, — сказал Эвмен.
— Мог, — кивнул Нитбалу, — но охотничьи угодья льва не слишком богаты. Возможно, скоро из всей дичи останется лишь обезьяна. Будет ли лев с урчащим пузом столь же благороден, как теперь? Ведь обезьяна хорошо помнит, каковы его когти и клыки. Она помнит, что едва успела добежать до спасительного дерева на берегу реки, где живёт крокодил.
— Я могу принести клятву перед всеми богами, что под защитой льва обезьяне не будет хуже, нежели под властью крокодила, — сказал Александр, — и прежнего разорения более не случится. Достаточно ли тебе такой клятвы? Перед каким алтарём ты желаешь выслушать её?
— Благодарю тебя, великий царь, — склонился купец, — мне достаточно твоего слова.
— Ради этого ты проделал столь дальний путь? — спросил Эвмен.
— Не только. Я знаю, вы имеете причины не доверять мне. И сейчас мне почти нечего добавить на чашу весов, где уже лежит моё слово. Только откровенность. Возможно, ты сможешь по достоинству оценить мою откровенность великий царь, ибо то, что я хочу сказать тебе, попросить у тебя, не знает Ранефер. А если узнает — моя жизнь укоротится.
— Я слушаю тебя, — ответил Александр негромко.
— Когда я рассказал тебе о «нечестивом Нитбалу» и «достойнейшем Мутхопте», я опустил одну важную деталь. Ещё задолго до того, как я познакомился с юношей, которому судьба назначила оскорбить Баала и не поплатиться за это, я уже был принят во дворцах Та-Кем. При власти той, которую Ранефер зовёт Самозванкой и ненавидит даже после её смерти. Царь Йаххурим не устраивал никого, его жизнь в любом случае не была бы долгой. Но некоторые из возвысившихся рядом с троном Величайшей Мааткара, желали бы видеть на его месте не сына, тогда совсем малолетнего, а другого мужа. С царской кровью в жилах, но стоящего в тени. Всегда в тени. Простого купца.
— И этот купец, стократно умножив свои богатства, по-прежнему пребывает в тени, — медленно проговорил Эвмен.
Нитбалу кивнул.
— Продолжай, я слушаю тебя, — повторил царь.
— Я долго ждал. Очень долго. Но потом рухнули стены Ушу и чужое войско из ниоткуда вошло в Цор. Чужой флот появился в водах Града-на-острове. Вы знаете, что потом случилось. Знаете судьбу городов и правителей, оставшихся за вашей спиной. Недолго пустовали троны Кинаххи. Но вот сидят там сейчас не те, кто имеет на это право. Ни по крови, ни по заслугам.
— И они бреют бороды, — почти прошептал Эвмен.
Купец кивнул.
— Люди знают — Нитбалу Бен-Илирабих никогда не поступался своим достоинством. Не всё так просто в Кинаххи под лапой крокодила, великий царь. Тех, кого проклинали в спину, могут встретить пальмовой ветвью.
Он замолчал.
«Но Рен ты принял», — подумал архиграмматик, но вслух не сказал.
Александр не отвечал долго. Потом медленно, тщательно подбирая слова, заговорил:
— Я понял тебя, достойнейший сын Илирабиха. Но лев не поступится своей честью. Я не нарушу договор, на котором стоит моя печать. Я не бросаюсь своим словом, и потому можешь быть спокоен — какой бы жребий не вынули мне боги, не повторится разорение Страны Пурпура. Но договор преступить не могу. Хочешь моей помощи, Нитбалу Бен-Илирабих? Избавь меня от договора.