Стена над Бездной (СИ) - Страница 18

— Благодарю тебя за дары, почтеннейший сын Илирабиха, поистине они царские. Я огорчён — мне нечем достойно отдариться.

— Думаю, государь всё же имеет то, что доставило бы большую радость скромному купцу-кинаххи.

— Вот как? Что же это? Золото, оружие?

— О, это не вещественно, государь. Я говорю о том, что обезопасит мои торговые дела и принесёт выгоду.

— Так ты пригласил меня для обсуждения торговых дел? — удивился Александр, — право слово, ради этого не стоило устраивать тайную встречу! Александрия открыта для купцов всех стран. Ты хочешь просить меня о беспошлинной торговле?

— В какой-то мере, государь. В какой-то мере. И не только. И всё же мои речи не предназначены для чужих ушей, как и моя заинтересованность в некоем деле, потому я здесь. И потому ты здесь.

— В таком случае пройдём внутрь, — Александр пригласил гостя в шатёр.

За ними последовал Эвмен. Увидев такое дело, следом дёрнулся было ремту-лучник, но дорогу ему преградил хмурый и всё ещё бледный Лисимах.

Купец жестом велел телохранителям остаться снаружи, а на Эвмена посмотрел с явным неудовольствием. Александр заметил это.

— Ты можешь быть спокоен, почтеннейший. Здесь нет чужих ушей. Это Эвмен, сын Иеронима, старший над моими писцами.

Глаза купца чуть расширились. Архиграмматик сдержал улыбку. Конечно же… «Пурпурные» видят в нём персону столь же могущественную, как и Ранефер. Что ж, это заблуждение сейчас только на пользу.

Они удобно расположились в креслах. Вошёл виночерпий, разлил вино в богато украшенные чеканкой увесистые золотые чаши и удалился.

Купец заговорил. Вопреки ожиданиям царя и собственным словам, он повёл речь о делах сугубо торговых. О товарах и пошлинах, об опасностях и выгодах.

Александр учтиво поддерживал беседу. Изредка встревал кардиец. Оба не впервые имели дело с финикийцем и знали — у них попросту не принято сразу переходить к делам. Нитбалу мог бы и погоду обсуждать пару часов.

Хозяева терпеливо ждали, а Нитбалу раскладывал по полочкам первые впечатления. Размышлял, не ошибся ли.

Возможно, эта беседа обо всём и ни о чём могла бы тянуться бесконечно, если бы царь, наконец, не выдержал.

— Досадно, что ты, почтеннейший, до сих пор не побывал в Александрии. Уверяю, ты был бы принят, как подобает человеку твоего достоинства. Увидел бы собственными глазами всё то, о чём расспрашиваешь меня. Ты ведь опасаешься чего-то? Потому и затеял тайную встречу. Прости, если невольно оскорбил тебя.

Купец отклонился на спинку кресла.

— Ты проницателен, царь Ишкандар. Нет, я не оскорблён. Только глупец теряет голову от слепой обиды, причинённой незнакомым человеком. Во многом ты прав, но кое в чём ошибаешься. Я наслышан о твоём городе. Рассказчики были весьма впечатлены красотой Карт-Ишкандар. Красотой и силой, да. Весьма впечатлены. Хороший город. В хорошем месте. Будет богатым. Может быть, — купец улыбнулся и поднял взгляд верх, — всё в руках Благого Господина.

Он замолчал, неспешно отпил вина, степенно пригладил бороду и продолжил.

— Ты сказал мне, царь: Нитбалу, приходи ко мне в Карт-Ишкандар, всё увидишь своими глазами. Я встречу тебя пиром, развлеку беседой, и ты увидишь, что я твой друг.

— Так и есть, — согласился Александр.

Нитбалу покачал головой.

— А я скажу так. У царя Йаххурима был ручной лев. Он свободно ходил по дворцу, лениво возлежал возле трона Йаххурима и никого не задирал. Малолетние дети царя играли с ним, дёргали за гриву и хвост. Но кто стал бы утверждать, что этот лев не способен разорвать человека, даже вооружённого? Всем ведомо, что лев — могучий зверь. Ты, царь, спросил меня о звере пахема. Я сказал, что он способен потопить ладью. Но если бы ты увидел его мирно жующим траву, ты решил бы, что я обманщик, ибо на вид он не опаснее коровы. Да и то, у неё есть рога, а у него нет. Не раздразнив пахема, ты не узнаешь его силы. Сытый лев, живущий во дворце, может позволить дёргать себя за хвост, и даже будет урчать, как домашний кот.

Александр прищурился. Эвмен пытался разгадать его настроение, но не мог, и оттого сердце билось чаще.

— Ты совершенно прав, почтеннейший, — сказал Александр ровным голосом, — познать зверя можно лишь на охоте. Как бы предпочёл встретиться со львом?

— Я взял бы колесницу и лук со стрелами, — ответил Нитбалу.

— Так охотятся и ремту?

— Да, царь, — кивнул купец и добавил, — высокородные.

— Что ж, я уже убедился, что как стрелков их трудно превзойти, — складка меж бровей Александра разгладилась, он почти улыбался, — готов побиться об заклад, что и у тебя немало людей, хорошо знающих, как следует управляться с луком.

Царь чуть качнул головой в сторону выхода из шатра. Нитбалу прикрыл глаза, соглашаясь.

— Истинно так, великий царь. И люди умелые, и луки добрые. И стрелы на всякого зверя.

Александр, лицо которого приобрело благодушное выражение, покивал.

— А чтобы ты стал делать, достойнейший сын Илирабиха, если бы получилось так, что твои стрелы не смогли пробить шкуру льва?

— Разве такое бывает? — чуть наклонил голову вправо купец.

— Мой предок как-то встретил такого зверя, — сказал Александр, — ни стрелы, ни копья не могли его поразить.

— Что же сделал твой славный предок?

— Он задушил этого льва голыми руками. А потом содрал с него шкуру и носил её вместо брони.

Нитбалу снова провёл пальцами по бороде, отпил вина и цокнул языком, поглядывая в чашу. Что он одобряет, дар лозы или доблесть победителя льва, Эвмен не понял, однако отметил, что купец — крепкий орешек. Никаких чувств и мыслей напоказ. Иных людей архиграмматик читал, как развёрнутый свиток, а этот словно каменный истукан. Все сомнения, не преувеличил ли Эфраим опасность купца, уже улетучились.

— Поистине, твой предок был могучим воином, и боги щедро наградили его славными потомками, — купец приподнял чашу и кивнул царю.

Александр ответил тем же жестом.

Нитбалу продолжил:

— Немногие из мужей способны на такое. Очень немногие. Но ещё ценнее — взять зверя живым. Боги вознесли людей, одарив острым умом, что позволяет нам одолевать тех, кто сильнее нас. Зверинцы царей Кинаххи полны самых разных тварей, вооружённых страшными зубами и когтями. Все они попались в руки, которые вряд ли были способны повторить подвиг твоего предка, царь Ишкандар.

Эвмен чуть наклонился к царю. Тот разгадал его движение и прикрыл глаза: «Говори».

— Ты прав, достойнейший. Мало познать силу зверя, в его собственном логове, — сказал кардиец, — но стоит обратить взор и на того, кто смог его поймать.

Эвмен посмотрел на занавеску, прикрывающую вход в шатёр и отметил, что купец проследил за его взглядом.

— Полагаю, зверинцы Тутмоса не менее обширны, чем те, что принадлежат царям Кинаххи?

Нитбалу, не изменившись в лице, поставил чашу на небольшой складной столик возле кресла и сплёл на животе пальцы, на каждом из которых красовался перстень с самоцветом.

— Да, у Менхеперра знатные ловчие.

— Особенно главный из них, — сказал Александр.

— Догадываюсь, кого ты имеешь в виду, царь. И соглашусь с тобой. Сему мужу достойно зваться «Ловцом душ».

— В том истина, — кивнул Александр.

Нитбалу ничего не ответил.

Царь помолчал немного, а потом сказал:

— Мне приходилось видеть зверей, выросших в неволе и приручённых. Они были готовы загрызть даже собрата, если такой приказ отдаст хозяин. Ибо не считали уже подобного себе собратом.

— Тот ручной лев, о котором я рассказал тебе… — Нитбалу запустил ладонь в пышную бороду, достигавшую середины груди. — Когда ладьи Ранефера принесли неугасимый огонь в Град-на-острове, и воины ремту вошли во дворец, этот лев не бросился защищать от них детей Йаххурима. Ему было наплевать на этих детей. Он рычал не от ярости, что враг пришёл в его дом, а лишь выражал недовольство, что слуги не принесли вовремя мясо. Сочтёшь ли ты сие предательством?

— Сколько волка не корми… — негромко проговорил Эвмен.