Стена - Страница 8
- Дорогая Алевтина Олеговна, - начал он свой монолог, - вы меня совсем не знаете, и вряд ли я имею право льстить себя надеждой, что вы меня когда-нибудь узнаете лучше, но разве в этом дело? Совсем необязательно съедать пресловутый пуд соли, чтобы понять человека, чтобы увидеть за всякими там це два аш пять о аш или натрий хлор то, что скрыто в глубине, что является затаенной сутью Личности - да, так, с большой буквы! увидеть талант, всегдашней сутью которого была, есть и будет доброта. Да, да, Алевтина Олеговна, не спорьте со мной, но талант без доброты - не талант вовсе, а лишь ремесленничество, не одухотворенное болью за делаемое и сделанное, ибо только боль, только душевная беззащитность, я бы сказал обнаженность, движет мастерством, а вы, Алевтина Олеговна - опять не спорьте со мной! - мастер. Если хотите, от бога. Если хотите, от земли.
Тут молодой человек вскочил, пронесся мимо вконец ошарашенной потоком непонятных фраз Алевтины Олеговны, исчез из комнаты, в мгновенье ока возник вновь, сел и буднично сообщил:
- Борщ я выключил, он сварен.
- Но позвольте... - начала было Алевтина Олеговна, пытаясь выплыть на поверхность из теплого, затягивающего омута слов, пытаясь обрести себя серьезную, умную и рациональную учительницу химии, а не какую-нибудь дуру с обнаженной душой. С обнаженной - фи!..
Но молодой человек не дал ей выплыть.
- Не позволю, не просите. Вы - мастер, и этим все сказано. Я о том знаю, мои коллеги знают, коллеги моих коллег знают, а об остальных и речи нет.
- Какой мастер? О чем вы? - барахталась несчастная Алевтина Олеговна.
- Настоящий, - скучновато сказал молодой человек, сам, видать, утомившийся от лишних слов. Разве конкретность непременна? Мастер есть мастер. Это категория физическая, а не социальная. Если хотите, состояние материи.
- А материя - это я? - Даже в своей пугающей ошарашенности Алевтина Олеговна не потеряла, оказывается, учительской способности легко иронизировать. Вроде над собой, но на самом деле над оппонентом. - Вы, молодой человек, простите, не знаю имени, тоже мастер. Зубы заговаривать...
- Грубо, - сказал молодой человек. - Грубо и не женственно. Не ожидал... Хотя вы же химик, представительница точной науки! Прекрасно, конкретизируем сказанное!.. Вы могли бы украсить собой любой Дом моделей раз. Вы могли бы стать гордостью общественного питания - два. Вы прекрасно воспитали сына - значит, в вас не умер Песталоцци - три. И поэтому вы замечательный школьный преподаватель химии, хотя вот уже двадцать с лишним лет не хотите себе в том сознаться.
- Я плохой преподаватель, - возразила Алевтина Олеговна. - Мне скучно.
Отметим: с тремя первыми компонентами она спорить не стала.
А молодой человек и четвертому подтверждение нашел.
- Виноваты не вы, виновата школьная программа. Вот она-то скучна, суха и бездуховна. Но саму-то науку химию вы любили! Вы были первой на курсе! Вы окончили педагогический с красным дипломом! Вы преотлично ориентируетесь во всяких там кислотах, солях и щелочах, вы можете из них чудеса творить!.. - Тут молодой человек проворно соскочил со стула, стал на одно колено перед талантливым химиком Алевтиной Олеговной. - Сотворите чудо! Только одно! Но такое... - не договорил, зажмурился, представил себе ожидаемое чудо.
- Скорее встаньте, - испугалась Алевтина Олеговна. Все-таки ей уже исполнилось сорок пять, и такие порывы со стороны двадцатилетнего _мальчика_ казались ей неприличными. - Встаньте и сядьте... Что вы придумали? Что за чудо? Поймите: я не фокусник.
Заинтересовалась, заинтересовалась серьезная Алевтина Олеговна, а ее последняя реплика - не более чем отвлекающий маневр, защитный ложный выпад, на который молодой человек, конечно же, не обратил внимания.
- Нужен дым, - деловито сообщил он. - Много дыма.
- Какой дым? - удивилась Алевтина Олеговна. И надо сказать, чуть-чуть огорчилась, потому что в тайных глубинах души готовилась к иному _чуду_.
- Обыкновенный. Типа тумана. Смешайте там что-нибудь химическое, взболтайте, нагрейте - вам лучше знать. В цирке такой туман запросто делают.
- Вот что, молодой человек, - сердито и не без горечи заявила Алевтина Олеговна, вставая во все свои сто шестьдесят три сантиметра, - обратитесь в цирк. Там вам помогут.
- Не смогу. Во всем нашем доме нет ни одного циркового. А вы есть. И я пришел к вам, потому что вы - одна из тех немногих, на кого я могу рассчитывать сразу, без подготовки. Я ведь не случайно сказал о вашей душе...
- При чем здесь моя душа?
- При том... - молодой человек тоже поднялся и осторожно взял Алевтину Олеговну за руку. - Рано утром вы придете в школу, - он говорил монотонно, глядя прямо в глаза Алевтине Олеговне, - вы придете в школу, когда там не будет никого: ни учителей, ни учеников. Вы откроете свой кабинет, возьмете все необходимое, вы начнете свой главный опыт, самый главный в жизни. Пусть ваш туман выплывет в окна и двери, пусть он заполнит двор, пусть он вползет в подъезды, заберется во все квартиры, повиснет над спящими людьми. Вы сделаете. Вы сможете...
У Алевтины Олеговны бешено и страшно кружилась голова. Лицо молодого человека нерезко качалось перед ней, как будто она уже сотворила туман, чудеса начались с ее собственной квартиры.
- Но зачем?.. - только и смогла выговорить.
- Потом поймете, - сказал молодой человек. Взмахнул рукой, и туман вроде рассеялся, голова почти перестала кружиться. - Все, Алевтина Олеговна, сеанс окончен. Жду вас у подъезда ровно в пять утра, - и молниеносно ретировался в прихожую, крикнув на прощание: - Мужу ни слова!
Хлопнула входная дверь. Алевтина Олеговна как стояла, так и стояла этакой скифской каменной бабой. Глянула на письменный стол с тетрадками, потом - на обеденный с недошитым платьем. Медленно-медленно, будто в полусне, пошла в кухню - к газовой плите. А молодой человек, оказывается, не соврал: борщ и впрямь был готов.
Когда пресловутый молодой человек проходил по двору, старик Коновалов по-хозяйски принимал уже пятую машину с кирпичом. Хорошо ему было, радостно, будто вернулись счастливые деньки, когда он, солидный и авторитетный, командовал своей автоколонной, в которой, кстати, и "КамАЗы" тоже наличествовали. И тетрадка, кстати, пригодилась: Коновалов в ней ездки записывал.