Стеклянный Джек - Страница 13
Ещё две комнаты были завершены, и ещё два бура приобщились к рытью центрального туннеля. Его хотели сделать как можно более широким и углубить на десять или двадцать метров, прежде чем заняться вырубкой новых комнат. Конечно, Луон, Давиде и Э-дю-Ка заняли те, что были уже готовы; и, хотя Жак был рад тому, что в главной каверне им больше не приходилось сталкиваться друг с другом – странным образом отсутствие троицы превращало её в настоящую пещеру, – остальных это устраивало в значительно меньшей степени.
– Двадцать метров туннеля? – рычал Мо. – Я хочу комнату сейчас! Если взять все три бура, можно выдолбить мне комнату в два счёта.
– Я впереди тебя в очереди, – сказал Марит и свёл кулаки.
– Разберётесь позже, дамы, – сказал Давиде. – Надо углубить туннель, а потом мы займёмся вашими комнатами.
– Но не на двадцать же метров!
– Нет, – сказал Луон. – На столько, сколько понадобится.
Итак, новым заданием было бурение туннеля. Синяки на лице Гордия выцветали, делались коричневожелтыми, а заплывший глаз медленно начал открываться. Но Марит по-прежнему его преследовал, то и дело одаривая ударами, тычками и пинками. Как-то раз он заявил, что им следует расширить плантации ганка, и рубаха Гордия как раз подойдёт для новой питательной среды. Сначала толстяк принял это за очередную подначку, но вскоре стало ясно, что Марит не шутит.
– Разумеется, – согласился Давиде. – Почему бы и нет?
– Я же замёрзну! – взмолился Гордий.
– Ох, да ведь сейчас уже намного теплее по сравнению с тем, что было сразу же после нашего прибытия, – сказал Марит. Он не врал, хотя лёгкое потепление не отменяло того факта, что в главной пещере всё ещё царил лютый мороз. В отдельных комнатах было уютнее: альфы по очереди брали синтез-ячейку к себе на время сна, и маленькое пространство неплохо прогревалось, так что стены больше не испускали холод. Теперь синтез-ячейка снова была в главной пещере, но лишь потому, что Мо и Марит очень громко жаловались.
– Давай, – настаивал Марит с садистским ликованием, – снимай рубаху! Я оказываю тебе услугу – ты же совсем исхудал, дружище. Я выращу больше ганка, ты наешься от души и станешь пожирнее, чем сейчас.
Остальные улыбались, и Гордий смотрел на них с растущей паникой. Потом он совершил ошибку.
– Луон, – сказал он, – не позволяй им делать это…
– Почему ты просишь его? – зарычал Марит. – Меня надо просить, слизняк!
Миг спустя он уже наседал на толстяка, отвешивая ему шлепки – на этот раз ладонью, а не кулаком – по лицу и грузному телу, дёргая за рубаху и крича в лицо: «Снимай же её! Снимай быстрее!» Жертва покорилась, хныча; вскоре Гордий обхватил руками свой голый торс, заметно дрожа.
– Я замёрзну насмерть! – ныл он. – Честное слово… я умру от холода!
– Это ты-то, жирный тюлень? – сказал Марит, пришпиливая рубаху к стене возле светошеста осколками камней. – Да тебе голому должно быть теплее, чем всем нам в одежде.
– Ты же бог, верно? – сказал Мо. – Наколдуй себе немного тепла.
Мо и Давиде помогли Мариту втереть в ткань мерцающие водяные капли, а потом нанесли немного чёрных спор. Когда дело было сделано, Марит выглядел полностью удовлетворённым.
Они вгрызались всё глубже в скалу. Э-дю-Ка обнаружил спрятанный в камне сюрприз: кусок металла. Тот был чёрным, словно космос, и на ощупь казался плотнее, чем окружавшая его порода.
– Метеоритное железо, – с гордостью сказал Э-дю-Ка. – Настоящий металл! Сколько мы болтали о том, как нам выплавлять металл, – а не нужно! Вот вам натуральный кусок ранней Солнечной системы, вмурованный в астероид!
– Всё-таки непонятно, как его обработать, – сказал Луон. – Он ведь прочнее камня.
На время они забросили рытье туннеля, собрались вокруг находки и принялись выдумывать разные способы обработки железа. Давиде попытался отполировать его рабочим концом бура в надежде, что трение согреет металл и сделает ковким, но кусок просто развалился пополам. Все закричали, словно глыба металла была сложной машиной, которую непоправимо испортили. Потом, по предложению Мо, они приложили её к теплому боку синтез-ячейки. Она немного согрелась, но не помягчела. После этого у них случился затяжной спор о том, можно ли ковать металл при помощи грубой силы. Идея Давиде состояла в том, чтобы прижать глыбу к стене и воспользоваться скруббером как кузнечным молотом; но все остальные решили, что это ужасное предложение.
– Повредим скруббер – и умрём через несколько часов, – сказал Луон.
По схожим причинам не стали использовать и синтез-ячейку. Они по очереди попытали счастья с самыми твёрдыми камнями, какие только смогли найти, – лупили ими по металлу, но ничего не добились.
Но железо всё-таки было трофеем. Э-дю-Ка взял себе кусок побольше, а Луон – оставшийся.
Как-то раз, когда Мо, Марит и Луон орудовали бурами, а Э-дю-Ка и Давиде спали, Гордий подобрался к Жаку.
– Я тут думал, в чём может состоять твой план, – возбуждённо прошептал он. Не успел Жак ответить, как он продолжил: – Я знаю! Я знаю! Но им не скажу. Я знаю, что это как-то связано с окном, которое ты мастеришь. – Он указал на то место под рубахой Жака, где были спрятаны осколки стекла. – Кажется, я всё понял. Ты хочешь сделать стекло прозрачным и вставить в бок астероида. Я всё думал: ну не может такого быть, ведь оно окажется слишком маленьким, чтобы глядеть наружу. Но потом я сообразил: ну хорошо, получается, что ты и не собираешься смотреть наружу. Вот я думал-думал и придумал. – Гордий потёр ладони друг о друга и принялся растирать широкую грудь со складками кожи, чтобы хоть немного согреться. – Ну так вот, я понял: это не для того, чтобы ты смотрел наружу это чтобы кто-то другой смог заглянуть внутрь. Я прав? Не в том смысле, конечно, что кто-то станет подглядывать за нами в замочную скважину. Я другое имел в виду… Ну вот если бы я был пилотом космического корабля и искал своего компадре Жака Безногого среди астероидов. Я бы знал, что он внутри одного из них, но попробуй выбери нужный из десятка миллионов! Как же мне понять, в котором из них Жак? Что ж… может, в том, из которого вырывается лучик света?
От его улыбки у Жака болезненно сжалось сердце.
– Звучит не очень-то правдоподобно, Гордий, – ответил он со всей деликатностью, на какую был способен. – Надо подойти очень близко к правильному астероиду, чтобы просто заметить слабый свет, источаемый нашим светошестом, через кусок стекла размером не больше ладони. И ведь обитаемые астероиды – некоторые из них почти такие же, как наш, – часто светятся. Кстати говоря, как я могу вделать окно в поверхность астероида, не выпустив весь воздух в космос?
– О, я многие детали ещё не обдумал как следует, – охотно согласился Гордий. – Но мыслю-то верно, да?
– А ты не подумал, – осторожно начал Жак, – что я занимаюсь стеклом, просто чтобы не сидеть без дела, чтобы как-то потратить очередной день из тех четырёх тысяч, что нам предстоит тут провести?
– Нет, это всё не развлечения ради, – сказал Гордий с уверенностью, порождённой, как было очевидно Жаку, отчаянием. – Это часть твоего плана. Ты пират? У тебя есть команда?
– Нет, – сказал Жак с лёгкой грустью. – И нет. Я сам по себе.
Это заставило воображаемые паруса Гордия, раздуваемые ветром, слегка обвиснуть. Но он всё-таки сказал:
– Помни о своём обещании. Ты заберёшь меня с собой.
– Будь спокоен, Гордий, – сказал Жак. – Тебя-то я уж точно не оставлю.
Он сидел в ящике, ящике из камня, который вращался на околосолнечной орбите радиусом в несколько сотен миллионов миль. Орбита представляла собой искривлённую окружность. Жак сидел в ящике, и никто ему не мог помочь, спасти от людей, которые его убьют – не ради какой-то цели, а попросту со скуки.
И по мере того, как рытьё туннеля превращалось в рутину, скука делалась всё более серьёзной проблемой.
– В каком-то смысле, – однажды сказал Э-дю-Ка, – первое время здесь было интереснее. В каком-то смысле.