Стеклянная рука - Страница 1

– Ну? – Я поглядел на Тоску.

Тоска открыла портфель из крокодиловой кожи – приз за лучшую публикацию в подростковом журнале «Жизнерадостные страницы».

– Прошу. – Тоска достала из портфельных глубин свежую, пахнущую краской газету и протянула мне.

Приложение к всероссийскому еженедельнику, рубрика «Персона». Круто.

– Ты мне приносишь удачу, – заявила Тоска. – Редактор сказал, что пошлет этот материал на областной конкурс юных журналистов. И еще, что шансы у меня велики.

– Поздравляю, – зевнул я. – Будешь великим журналистом.

– Журналисткой.

– Журналистом, – настоял я. – Слово «журналистка» мне не нравится, оно убогое.

Тоска задумалась, потом согласилась, что убогое.

– Читай статью, – сказала она. – Мне важно твое мнение.

– Сие есть крупная ошибка. – Я стал разворачивать газету. – Настоящему журналисту должно быть плевать на чье-либо мнение. Ибо, как говорили братья Гонкуры[1], писатель не отражает мир, он его делает.

– Какие братья? – заинтересовалась Тоска.

– Потом, – отмахнулся я и стал изучать статью.

Тоска достала из портфеля толстую самодельную папку в красной обложке. Затем небольшую зеленую бутылочку и набор салфеток. Папку Тоска положила на стол, выдавила из бутылочки на салфетку зеленый гель и принялась аккуратно протирать крокодилью кожу портфеля. Тоска очень гордилась этим портфелем, любила его и всюду с ним ходила. Даже в школу. Даже за молоком.

Тоска холила свой портфель, я читал.

Материал назывался «Титановый Феликс: портрет последнего романтика». Титановый Феликс разместился на полполосы. Большая статья, с фотографией. На фото я был не очень похож на самого себя, уши оттопырены больше, чем надо. А так ничего, героически выгляжу.

И текст мне понравился. Приятно написано, с фантазией.

«Феликс Куропяткин снимает со стены томагавк. Это не простой томагавк. Этот томагавк подарил ему вождь племени могаук, посетивший наш город по программе народного культурного обмена. История чрезвычайно загадочная. Вождь выступал в университете. Рассказывал про жизнь индейцев в резервациях, про их борьбу за свои права, про индейские обычаи. Потом он вдруг замолчал. Тишина продолжалась минуты три, затем индеец вышел из-за кафедры, спустился в зал, подошел к сидящему в восьмом ряду пареньку и вручил ему сверток. И, ничего не объяснив, вернулся за кафедру и продолжил лекцию.

Пареньком был Феликс Куропяткин, а в свертке был томагавк.

Сам Куропяткин утверждает, что этот томагавк имеет магическую силу. Он начинает вибрировать в зонах с паранормальной активностью. Потому что томагавк выкован из куска металла, взятого из потерпевшего крушения НЛО. Куропяткину виднее – с томагавком он на «ты»: с сорока метров срубает березку.

Вообще Феликс Куропяткин – весьма необычный молодой человек. Он не катается на скейтборде, не играет на компьютере и не ходит по ночным клубам. Он верит в привидения, в леших, вампиров и оборотней. Если вы очень попросите и если у Куропяткина будет хорошее настроение, он покажет вам свои трофеи. Томагавк из металла НЛО – не самый необычный предмет в комнате у Куропяткина. Есть еще лапа, отрубленная у оборотня, несколько штук вампирских клыков, белый порошок в трехлитровой банке – Куропяткин уверяет, что это разложившаяся субстанция призрака из коровника совхоза «Веселая Заря». Много чего. Небольшой магазинчик ужасов.

Но самое интересное Куропяткин прячет в тумбочке. В тумбочке под двумя замками хранится красная папка. В красной папке – отчет о приключениях Куропяткина за последние пять лет. Если усыпить бдительность Куропяткина и отправить его на кухню за кофе и бутербродами, можно прочитать секретные записки.

Так я и делаю. Открываю и листаю наугад.

«Инцидент девятнадцать.

Необычное происшествие.

Если вампир укусит слона, станет ли слон вампиром? Станет.

Отправился ночью сторожить зоопарк. Сначала все было хорошо, потом появились вампиры. Источник заражения: морская свинка – вампир из Южной Америки. Вампирами стали все. Удавы, волки, бегемот и т. п. Мой приятель Семафоров тоже. Пришлось всех замочить. Шутка, Семафорова во имя идеалов человеколюбия оставил».

Продолжаю читать.

«Инцидент двадцать два.

Необычное происшествие.

Будь осторожен в своих желаниях – они сбываются.

Каникулы у Чертова Омута в компании учеников школы выживания в экстремальных условиях. Я в качестве кока. Случайно обнаружен прибор неизвестного назначения. Необдуманно испытан. Как результат, руководитель экспедиции превратился в собаку. Участник по кличке Доход неожиданно начал набирать мышечную массу и чуть этой самой массой не был раздавлен. Участник по кличке Радист трансформировался в киборга. Участница по имени Кармен обрела разрушительный голос. Плюс воскрешение вооруженного маузером мертвеца. Пришлось всех замочить. Шутка. Пришлось уничтожить прибор».

Человек в здравом уме посмеется. Я не посмеюсь. Потому что мой брат был в той экспедиции руководителем. До экспедиции он очень любил кошек, после – просто их ненавидел. Не могу сказать, что он превратился в собаку, но что-то такое в нем появилось…

Листаю дальше.

«Инцидент двадцать четыре.

Необычное происшествие.

Никогда не гуляй по помойкам. Очень легко не вернуться.

Поход на помойку. Задача: спасти мир. Мир спасти не получилось. Зато я, мой брат, его друг и один физкультурник попали в лапы к помоечным мутантам. Нас едва не съели. Пришлось всех замочить. Шутка».

Любой сочинитель романов ужасов выложил бы за красную папку приличные деньги. Но деньги Куропяткина не очень интересуют. Его интересуют приключения. Если грива на вашей колли по ночам заплетается в косички, можете позвонить Куропяткину. Он наденет свой кожаный плащ, водрузит на нос очки и приедет. Он разберется.

И красная папка пополнится инцидентом тридцать четыре».

– Нормально, – сказал я. – Кое-где невыдержанно, но это можно списать на стиль. Почти все правда, это хорошо. Про кожаный плащ и очки с зелеными стеклами ты, конечно, придумала – их у меня давно нет. И про себя ты немножко приврала. Кармен? Интересно… Кармен, в Инциденте двадцать два ты ведь тоже поучаствовала. У тебя там, кажется, что-то с горлом было? Деревья голосом могла валить, если я не ошибаюсь?

– Это неэтично, писать о себе, – ответила Тоска. – К тому же это было давно.

– А как же правда?

– Правда – это то, во что верят, – отбрила меня Тоска. – Так говорили братья Гонкуры.

– Один – один, – сказал я. – Молодец, Тоска. А чего ты про красную папку принаплела? Красная папка – это ведь у тебя, а не у меня.

– Это не принаплетанье, это художественный вымысел. С красной папкой ты гораздо загадочней.

– Ты тоже. А почему «Титановый Феликс»?

– А почему нет?

Действительно, почему нет?

В красной папке Тоска хранила материалы для своей научной работы. Раньше она хотела написать книжку, но потом передумала. Решила, что книжка для нее – слишком жидко. Теперь Тоска собирала детский фольклор и думала на его основании провести настоящее исследование – про то, как менялись детские страхи на протяжении последних пятидесяти лет. В библиотеках сидела, взрослых опрашивала, детей. Искала разные истории, обрабатывала материал.

Старалась, короче. Серьезной такой стала, даже удивительно. И даже музыку почти перестала слушать, что на Тоску было совершенно не похоже.

Я ей даже завидовал. Мы вообще с ней теперь часто встречались, я был у Тоски чем-то вроде консультанта. Она раскапывала очередную дурацкую историю, затем шла ко мне, и я говорил ей, настоящая это история или нет.

Обычно все истории, что обнаруживала Тоска, были фуфловыми. Безжалостные котлеты-расчленители, летающая голова, крохотные зеленые человечки, разумные крысы-убийцы. А в конце появляется воин добра с мечом-кладенцом наперевес. Но иногда все-таки среди историй выдуманных попадались и настоящие. Их Тоска документировала, производила с ними какой-то анализ… ну, меня это, короче, не очень интересовало, мое дело было маленькое – слушать и делать выводы.