Стая - Страница 51

— Много он знает, твой Виктор.

Галей снова овладело ощущение пустоты, одиночества и тревоги.

— Они все знают,— убежденно ответил Пашка.— Больше нас с тобой знают. Точно я тебе говорю.

И вдруг Галя вспомнила фразу, которую бросил на ходу этот самый Виктор: «Встречусь с ним я». Неужели встретился? И поэтому никто... Но тогда...

Она порывисто прижалась к Пашке, зарылась лицом в его старенькую, пахнущую бензином и маслом телогрейку и в отчаянии прошептала:

— Страшно мне, Паша... Страшно....

Пашка обнял ее, впервые, кажется, обнял, как друг, словно защищая от всех. И, следуя какому-то неведомому закону передачи мыслей, вдруг сказал:

— Если ты здесь, значит, они поймали его. Поняла? Значит, и бояться нечего, глупая.

Он еще крепче прижал ее к себе и внезапно почувствовал, что она вся дрожит.

— Да тебе холодно, Галочка!

— Не холодно... не холодно мне... Я подумала... Знаешь, Паша, мне надо повидать этого Виктора, надо вещи кое-какие ему отдать. Чтобы не жгли они мне руки больше, проклятые...

— Какие такие вещи?—удивился Пашка.

— Ну, в общем не мои вещи.

И Пашка, поняв ее с полуслова, уверенно кивнул головой.

— Это мы запросто. Телефончик у меня его есть.

...Сама того не зная, Галя в этот момент оказала Виктору такую помощь, без которой он и его товарищи ни на шаг не продвинулись бы вперед в решении головоломной задачи: что стало с Фирсовым.

Первым в то утро, кого, явившись на работу, встретил Виктор — хотя бюллетень требовал лежать дома по крайней мере еще дня три,— был Бескудин. Собственно говоря, этого следовало ожидать: так рано в Управление приходил он один.

Столкнулись они в коридоре, и Бескудин, оглядев Виктора, покачал головой.

— Да, брат,— и виновато добавил: — Все собирался тебя проведать, да вот...

— Знаю, Федор Михайлович, о всех неприятностях я уже знаю,— сказал Виктор.— Таскают еще?

Он с горечью всматривался в усталое лицо Бескудина, заметил новые продольные морщинки на впалых щеках, покрасневшие веки, мешки, вдруг обозначившиеся под глазами.

— Их дело такое,— коротко вздохнув, ответил Бескудин.— Но я вот все думаю, почему он этот номер выкинул. Что-то я, видно, задел такое невзначай. Чего-то он испугался, сильно испугался. И решил от меня отвязаться. Опытный, стервец.

— И своего, как видите, добился,— заметил Виктор.

— Ну, ну, поглядим еще. Поглядим, говорю,— возразил Бескудин и деловито спросил: — Чем думаешь заняться?

— Есть у меня тут одна мысль. Насчет Фирсова.

— А! Ну, пошли ко мне в кабинет. Потолкуем.

Разговор был недолгим. Бескудин все одобрил и под конец сказал:

— Машину возьми. Рано тебе еще по троллейбусам скакать.

...Когда Виктор приехал в почтовое отделение; утренний разнос почты давно кончился и почтальоны собирались в большой, светлой комнате при отделе доставки, готовясь к новому обходу своих участков.

Через пять минут Виктор уже весело разговаривал с шустрой черноглазой девушкой в синем ватнике и пестрой косынке, сидевшей возле массивного, со специальными отделениями стола для сортировки писем.

— Десятая квартира, Фирсовы? — переспросила девушка, ловко сортируя письма.— Помню я это письмо. Она его как взяла...

— Она разве дома была? — удивился Виктор.

— Только пришла. Вся заплаканная...

Выйдя из почтового отделения, Виктор нерешительно остановился возле поджидавшей его машины, потом, нагнувшись, сказал шоферу:

— Давай, Степа, езжай. Я тут задержусь, пожалуй.

— Сам велел тебя ждать,— ответил шофер.

— Езжай, езжай, долго ждать придется.

— Ну, как знаешь.— И шофер завел мотор/—Счастливо тогда.

Машина уехала.

Виктор с минуту еще постоял у края тротуара, соображая, в какую сторону идти. Дом, в котором жили Фирсовы, был где-то совсем рядом.

Дверь открыла высокая худая женщина.

— Можно видеть Анну Ивановну? — спросил Виктор.

— Я это,— сухо ответила женщина.— Чего вам?

— Поговорить с вами надо. Разрешите?

На худом, утомленном лице ее отразилось недовольство.

— Некогда мне разговоры разговаривать.

— Я из милиции. И разговор у меня серьезный.

— Только и знаете, что разговаривать,— хмуро ответила она и, насторожившись, добавила: — Проходите уж.

Виктора не удивила такая встреча, он был готов к этому и молча проследовал за женщиной по длинному, заставленному коридору с вешалками у каждой из дверей.

В небольшой, скромно обставленной комнате было чисто и даже уютно. Вокруг стола видны были четыре спинки вплотную придвинутых стульев.

Анна Ивановна отодвинула один из них и сдержанно сказала:

— Садитесь, раз так.

— Як вам насчет Гены,— сказал Виктор и, оглядевшись, спросил: — У вас закурить можно?

— Курите.

— Дело вот в чем, Анна Ивановна,— начал Виктор.— Мы арестовали одного человека. Очень опасного человека. Он знает, что случилось с Геной.

На хмуром лице женщины что-то дрогнуло, но она. поджав губы, смолчала, только крепче сцепила руки на коленях.

— Знает,— повторил Виктор.— Но не хочет говорить.

Он вдруг почувствовал усталость от этого первого напряженного дня, даже ощутил легкое покалывание в боку, там, где была рана, и, невольно поморщившись, прижал к ней локоть.

Женщина молчала, только в настороженных глазах ее мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Я вам скажу, что было, Анна Ивановна, вам это надо знать,— продолжал Виктор.— Дело в том, что тот человек подбил нескольких пареньков, в том числе и вашего Гену, совершить кражу. Они должны были продолбить стену какого-то магазина, наверное. Но Гена на второй вечер отказался долбить. Первым отказался, нашел в себе смелость отказаться, хотя и знал, что ему за это грозит. И тот человек (его кличка — Гусиная Лапа) решил расправиться с ним, отомстить.

Виктор снова заметил, как женщина вздрогнула при его последних словах, напряглась и как будто хотела сказать что-то, но не сказала. Сейчас она не казалась уже такой отчужденной, она уже не скрывала своего волнения, она только не могла еще решиться на что-то.

— Того человека мы арестовали. Это было нелегкое дело, между прочим. Сейчас, если бы Гена был здесь, ему ничего не грозило.

— Жив он,— вдруг тихо произнесла Анна Ивановна и, закрыв лицо передником, заплакала.— Жив,— повторила она сквозь слезы.

— Почему вы так думаете? — спросил Виктор.— Он вам написал, да?

Женщина отняла передник от лица и удивленно посмотрела на Виктора.

— Выходит, вы знаете?

— Догадываюсь,— улыбнулся Виктор.

— Написал,— подтвердила она.— Но только... не пойму я ничего там.— Она задумчиво прикусила зубами согнутый палец и, помедлив, добавила: — И где он, тоже не пишет. Но только жив. Жив. Его рука ведь.

— Анна Ивановна,— мягко сказал Виктор.— Можно мне на это письмо взглянуть? Может, я пойму.

Она молча поднялась со стула, вытерла передником глаза и подошла к буфету. Порывшись в одном из ящиков, она достала конверт и передала его Виктору.

Первое, на что обратил внимание Виктор, вынув письмо, это что адрес на конверте был написан совсем другим почерком. Но сейчас его прежде всего интересовало письмо. Он развернул сложенный вчетверо тетрадный листок.

«Мама,— писал Генка,— я пока живой и здоровый, чего и тебе желаю. Так что за меня не беспокойся. Только никому про меня не говори и в милицию не ходи. А то мне плохо будет. Я тебе сказал, что к тете Глаше поеду, а поехал в другое место. Но все равно мне тут хорошо и никто не найдет. Главное, не заявляй про меня. Будет спрашивать кто, говори: не знаю. Гена».

Виктор дважды перечитал письмо и задумался. Потом внимательно осмотрел конверт, положил его на стол рядом с письмом.

— Он боится.— Виктор задумчиво покачал головой.— Боится их и боится нас, думает, что придется отвечать за ту, несостоявшуюся кражу. Но отвечать ему тут не придется. И того человека ему уже бояться нечего. Теперь только отыскать его надо.