Стая - Страница 14

Еще три дня назад, в тот самый вечер, когда они долбили эту проклятую стену и Генка Фирсов выкинул свой номер,— в тот самый вечер Гусиная Лапа отозвал его в сторону и велел срочно подыскать именно такого парня, как Пашка. Все последующие дни Розовый ломал себе над этим голову, но ничего не мог придумать. А Гусиная Лапа каждый вечер с нарастающей тревогой спрашивал, нашел ли Розовый нужного парня. И вот вчера, когда со стеной было покончено, Гусиная Лапа предупредил: «Последний у нас срок — среда. Понял? Не найдешь, гляди тогда».

Дело было затеяно и впрямь нешуточное, невиданное еще дело, лихое и опасное. Он, Розовый, знал про это, ему одному доверился Гусиная Лапа. Остальные ничего не знают, думают: так, мелочь, вроде того ларька. Если им сказать — враз струсят, особенно Толька Профессор. Они узнают потом, когда дело будет сделано, и деться им тогда будет некуда. Даже Галя и та, наверное, ничего не знает.

Между прочим, именно на нее сейчас и рассчитывал Розовый, вспомнив, наконец, про Пашку. Еще бы! Они с Галкой и не такие номера откалывали.

А приказ Гусиной Лапы заключался в том, чтобы Розовый нашел шофера, которому можно абсолютно довериться, словом, «своего парня», и к тому же отчаянного.

Вот таким человеком и был, по мнению Харламова, Пашка Авдеев. Правда, пока что он удоцлетворял только двум из трех требований. Он «шоферил» лихо, до дерзости, любил «левачить», н потому не было у него больших врагов, чем строгие орудовские инспектора.

Конечно, «своим», да еще абсолютно, Пашка не был, но, по мнению Розового, он для этого вполне созрел. Подбить Пашку на какое-нибудь рискованное дело, казалось ему сейчас, тем более просто, что мечтой Авдеева было скопить деньги на машину, не новую, конечно, а хотя бы подержанную, которую он потом уже сам доведет до совершенного «блеска» и заставит работать «как часы». Ни о чем другом Пашка, казалось, говорить вообще не мог.

И еще одно обстоятельство притягивало Розового к этому парню. Он догадался, что у Авдеева уже было кое-что скоплено. А самым страстным и постоянным стремлением Розового было погулять и выпить на чужой счет. Для этого у него был разработан даже свой метод, хитрый и, как ему казалось, безотказный. Только бы попался подходящий «фраер» с деньгами. И вот сейчас такая возможность, кажется, тоже перед ним открылась.

Поэтому Розовый в тот вечер старался вовсю, обрабатывая Пашку, в страстной надежде убить сразу двух зайцев.

— ...Девочка — блеск,— вкрадчиво говорил он, отведя того в сторону от остальной компании.— Красотка такая, что закачаешься. Как в кино.

Пашка снисходительно усмехнулся.

— Женщина никогда не бывает такой красивой, как автомобиль.

— Ты что, совсем чокнутый? — удивился Розовый.— Да ты только на нее посмотришь — ножки, мордашка и все такое прочее, И тут уж не беспокойся, порядок будет. Раз, два в ресторанчик — и готово.

— Ладно, поглядим,— без особого энтузиазма согласился, наконец, Пашка.— За поглядеть деньги не берут. А они мне на данном этапе для другого дела требуются.

— Будет! — быстро, подхватил Розовый.— Куча денег будет. Со мной, брат, не пропадешь. Ты за меня держись. Ясно? Я такое тебе устрою — не приснится.

...Вот в этот-то момент наблюдавший за ними Виктор Панов и решился на рискованную комбинацию. Двигали им при этом досада, что не удалось сегодня выполнить до конца задание Бескудина, и горячность, и, главное, нетерпеливое желание скорее нанести первый, ощутимый удар по опасной группе. А подтолкнуло его то, что в группе парней, стоявшей невдалеке от Розового, он заметил одного, который сегодня утром видел его вместе с участковым уполномоченным, когда они шли по этому переулку.

Решившись, Виктор не торопясь пересек мостовую и на виду у всей сразу насторожившейся компании подошел к Розовому.

— Привет, Коля,— спокойно сказал он и протянул руку.

Розовый невольно пожал ее.

А Виктор все тем же спокойным и уверенным тоном, не давая ему опомниться, прибавил:

— Ну-ка, отойдем на минутку. Два слова тебе надо сказать. Ребята тебя извинят, надеюсь.

Он взял Розового под руку и увлек за собой, краем глаза заметив, как возбужденно зашушукались парни у него за спиной, подозрительно поглядывая вслед уходящим.

Только через минуту Розовый, наконец, пришел в себя и угрюмо спросил:

— Чего надо-то?

— Ничего особенного,— усмехнулся Виктор.— Не вспоминаешь меня?

— Ладно в жмурки-то играть.

— А я не играю. Как работается? Григорий Семенович не обижает?

Так звали мастера в смене, где работал Розовый. И тот, растерявшись, ответил:

— Не обижает.

— Ну, и порядок. Будь здоров,— сказал Виктор и снова потряс ему руку.

Когда, все еще хмурясь, Розовый возвратился к своим, один из парней враждебно спросил:

— Ты с кем это водишься?

Розовый задумчиво пожал плечами.

— С завода один гам.

— Я те дам «с завода»,— со злостью возразил тот.— Потявкаешь у нас.

...Между тем Виктор, подъезжая к дому, думал о незнакомой ему Гале, о которой так и не удалось узнать ничего путного. Думал он и о Харламове. Теперь тот уж непременно побежит оправдываться к главарю, сломя голову побежит, скорей всего завтра же. Надо будет присмотреть за ним.

И Розовый действительно побежал на следующий же день, но побежал... все к той же «тихой» Гале.

Это было уже совсем странно.

Мария Алексеевна сразу обратила внимание на этого пассажира. Высокий, стройный, светлая барашковая шапка и такой же воротник на модном пальто красиво оттеняли его смуглое лицо с большими, выразительными глазами и тонкими, тщательно подбритыми усиками, лицо было энергичное, веселое и сразу запоминалось. От всего облика этого человека исходило ощущение уверенности и силы.

Его провожали двое приятелей и высокая рыжеватая женщина в меховой шубке, женщина была красивая—» ярко подведенные глаза, ослепительная белозубая улыбка. Компания расположилась в купе — пассажиров в этот зимний день было мало. Открыли бутылку шампанского, говорили смешные тосты.

Потом, когда поезд уже тронулся, Мария Алексеевна узнала пассажира поближе. Он был весел, разговорчив, утонченно вежлив и буквально покорил ее своей щедростью. То и дело заходя к ним с Соней в служебное купе, он угощал их дорогими конфетами, редкими фруктами — гранатами, персиками, рассказывал смешные анекдоты. Его звали Роберт, и он им чрезвычайно понравился за двое суток пути.

Когда поезд уже подходил к конечной станции, Роберт, улучив момент, сказал Марии Алексеевне, понизив голос и проникновенно устремив на нее свои громадные черные глаза:

— Ах, дорогая, если бы вы могли оказать мне одну пустяковую услугу.

— Что же вам надо, Роберт? — улыбнулась Мария Алексеевна.

— Вы когда поедете обратно?

— Через двое суток.

— Я должен передать своему приятелю чемодан, он бы встретил вас на вокзале. О, мне так неудобно утруждать вас, но я оказался в очень неловком положении... Да вы его помните, конечно. Он провожал меня. Такой толстый и лысый. Я вам буду очень благодарен. Очень. Понимаете?

Она согласилась.

На следующий день Роберт привез ей чемодан и при этом сунул три красненькие десятки.

Так началась их дружба, такая выгодная для Марии Алексеевны.

Роберт часто наведывался в Москву и жил подолгу. Мария Алексеевна не задумывалась над тем, кто он, где работает. Она лишь исправно возила чемоданы, ящики, иногда по два, даже по три сразу. Ее встречали и провожали самые разные люди, но чаще всего Роберт. Однажды он зашел даже к ней домой, когда не было мужа — Григорий Афанасьевич, начальник поезда дальнего сле-давания на другой дороге, тоже подолгу находился в поездках. О нет, тут не было никакой «романтической» подкладки, Мария Алексеевна была уже не в том возрасте, чтобы заводить какие-нибудь шашни. Отношения с Робертом были чисто деловые.

Как-то Мария Алексеевна намекнула мужу на свои коммерческие операции: он удивился неожиданному пополнению семейного бюджета. Вот тут-то и произошла у них первая ссора. Григорий Афанасьевич, разволновавшись, кричал, что не потерпит подобных безобразий. Мария Алексеевна кричала еще громче. Это случилось днем, когда соседи были на работе. Она кричала, что он не умеет жить, что все кругом воруют, а она, слава богу, еще никогда чужого не брала, но оказать услугу... Дочери Гали она не стеснялась.