Ставка на проигрыш (с иллюстрациями) - Страница 4

Бирюков не проронил ни слова. Старушка глубоко вздохнула, отвела в сторону глаза:

— Каяться пришла — главное ведь вчера утаила. Ключ-то от квартиры Юрий Палыч оставлял мне, а я отдала Анатолию Николаевичу Овчинникову, инженеру из нашего домоуправления. Он в квартире Юрия Палыча водопровод чинил и, знаете, это… женщин приводил туда…

— Выходит, Саню привел Овчинников?

— Нет, нет. Саня — особая статья. Я расскажу…

— Зачем же утаили такое? — досадливо спросил Антон.

Ксения Макаровна потупилась:

— Овчинников запугал. Упрекнула его однажды за разгул, а он показывает длинную отвертку и говорит: «Будешь, Макаровна, вякать — пырну — и весь воздух из тебя, как из футбольного мячика, выйдет». — Сказав это, старушка словно спохватилась: — Конечно, Анатолий Николаевич, возможно, пошутил. Он любит пошутить…

— Деменский, что, знаком с ним?

— С Овчинниковым все жильцы нашего дома знакомы. Безотказный он на случай срочного ремонта. Бутылку водки покажи — мигом тут как тут будет. — Ксения Макаровна опять вроде спохватилась: — Нет, нет! Денег с жильцов Анатолий Николаевич не берет, а вот спиртное… крепко уважает.

— Говорите, инженером в домоуправлении работает?

— Точно сказать не могу, милок. Это наши жильцы его так зовут, а вообще-то Анатолий Николаевич большей частью водопроводы чинит. Вот и Юрий Палыч, уезжая в Свердловск, вместе с ключом пятерку мне оставил, сказал, что договорился с Овчинниковым насчет починки водопровода. Так получилось…

— Слава, наведи справку об Овчинникове, — повернувшись к Голубеву, шепнул Антон и, когда тот вышел из кабинета, опять спросил старушку: — Ну а как же получилось с Саней?

— Ключ от квартиры Юрия Палыча Саня у меня спрашивала, — обреченным голосом ответила Ксения Макаровна.

— И вы отдали?

— Нет. Указала адрес нашего домоуправления, где работает Овчинников. Ключ-то уже у Анатолия Николаича был.

— Она к нему поехала?

— Не знаю, милок.

— Вы ничего не сочиняете?

— Да зачем же мне сочинять-то!..

Когда Ксения Макаровна, на прощание низко поклонившись, вышла из кабинета, вернулся Голубев. Бирюков взял принесенную им справку и стал читать:

«Анатолий Николаевич Овчинников родился в Новосибирске. Образование среднетехническое: окончил Новосибирское речное училище по специальности штурмана-судомеханика. Прописан по улице Челюскинцев. В домоуправлении числится слесарем-водопроводчиком. К работе относится добросовестно. С 19 августа — в очередном отпуске».

— Вот штурман-водопроводчик объявился, — дочитав до конца, вздохнул Антон и посмотрел на Маковкину: — Что, Наталья Михайловна, займемся делом вплотную? И начнем его, пожалуй, со знакомства с Овчинниковым, а?..

— Да, конечно, — чуть подумав, согласилась Маковкина.

Бирюков повернулся к Голубеву:

— Тебе, Вячеслав Дмитриевич, тоже надо включаться в работу. Познакомься сейчас у Натальи Михайловны с материалами дела. Есть там телеграмма Деменскому из Адлера от какого-то Реваза, а в показаниях Ксении Макаровны упоминается железнодорожник «кавказской наружности» в возрасте около шестидесяти. Повстречайся с руководством вокзала Новосибирск-Главный и выясни, есть ли среди вокзальных сотрудников такие мужчины. — Бирюков поднялся из-за стола. — А я сейчас наведаюсь к Овчинникову на квартиру.

Садясь в служебную машину, Антон не предполагал, что через несколько минут возникнет новая загадка: Анатолий Николаевич Овчинников третьи сутки не появлялся дома. Получив на работе отпускные, он будто в воду канул.

Бирюков не заметил, как промелькнул первый день напряженной работы «вслепую», когда каждое новое сообщение вместо ожидаемой ясности еще больше усложняет расследование. Так, например, получилось с ответом Свердловского уголовного розыска. Деменский на самом деле окончил учебную программу досрочно и на «отлично» защитил диплом. Превосходная характеристика, выданная Юрию Павловичу деканатом заочного отделения, не вызывала сомнений, но Антона насторожили два факта. Во-первых, находясь целый месяц в Свердловске, Юрий Павлович ни в общежитии института, ни в городских гостиницах прописан не был. О том, где он жил все это время, в деканате сведений не имелось. Во-вторых, в Новосибирске Деменский появился вчера, и, по словам Ксении Макаровны, прилетел он самолетом. В Свердловском же аэропорту за вчерашние сутки пассажира с такой фамилией не значилось.

Безрезультатно проработал целый день и Слава Голубев. Среди сотрудников вокзала Новосибирск-Главный мужчин «кавказской наружности» в возрасте, близком к шестидесяти, вообще не оказалось. Однако в отделе кадров Голубев выбрал несколько фотографий поседевших брюнетов и предъявил Ксении Макаровне для опознания. Ни в одном из них старушка не признала того мужчину, с которым видела Саню на железнодорожном вокзале.

Первую «ласточку» принес Антону эксперт-криминалист Дымокуров. Когда Бирюков с Голубевым уже собирались закончить бесплодный рабочий день, Аркадий Иванович вошел в кабинет, держа в одной руке маленькую ученическую папку, в другой — несколько дактилоскопических фотоснимков.

— Докопался я все-таки до сути, — весело сказал он и протянул Бирюкову фотоснимки. — Отпечатки на кнопке электрического звонка, а также на дверной ручке квартиры Деменского принадлежат рецидивисту Сипенятину.

— Что-то знакомая фамилия… — рассматривая сильно увеличенные контуры папиллярных линий, проговорил Антон.

— Последние три года Сипенятин отбывал наказание за мошенничество. Подделывал иконы и дурачил любителей старины.

— Теперь освободился?

— Вероятно, если появились его отпечатки.

— Чем, кроме мошенничества, известен?

— Привлекался за хулиганство, карманные и квартирные кражи, за угон частных автомашин, мотоциклов. Уголовная кличка «Вася Сивый». Кстати, получил Сипенятин эту кличку из-за того, что имеет необычайно белые волосы, — Дымокуров положил перед Антоном папку. — Я в порядке частной инициативы коллекционирую кое-что… Есть в этой коллекции и Васино. Вот посмотрите, пожалуйста, быть может, найдете здесь что-то полезное.

Раскрыв папку, Бирюков прежде всего увидел стандартные судебно-оперативные фотографии: правый профиль, фас, полный рост. На каждом снимке значилось: «Василий Степанович Сипенятин», и год рождения. Губасто-курносое лицо смотрело в объектив по-детски любопытно и настороженно.

Кроме портретных фотографий в папке имелись снимки сипенятинских татуировок. Антону доводилось видеть самые разные коллекции подобных художеств, но такую он увидел впервые. Сипенятин был расписан уникально. На его груди высился могильный холм с крупным крестом и надписью: «Спи родной пахан. Тибя танка задавила». Полукружьем над крестом выгибалась другая, не уступающая по грамотности фраза: «Каждый день всходит сонце и каждый день оно садитца». На предплечье правой руки чернела матросская бескозырка с развевающимися лентами и с клятвой под ней: «Не забуду боцмана!»

— Кстати, боцманская фотография тоже здесь есть, — сказал Дымокуров и, порывшись в папке, подал Бирюкову пожелтевший от времени фотоснимок.

На фоне приближающегося трамвая безногий большеголовый мужчина, сидя на низенькой роликовой тележке и протягивая перед собой забинтованную руку, вроде бы просил подаяние. Макушку его прикрывал блин бескозырки с лентой Черноморского флота, а из-под увешанного значками и медалями бушлата виднелся мутный треугольник тельняшки.

— Спившийся инвалид войны? — подняв на Аркадия Ивановича глаза, спросил Антон.

— Мошенник-попрошайка. Учитель Васи Сипенятина, с позволения сказать. Об этой компании много может поведать Степан Степанович Стуков. Он более двадцати лет проработал в нашем управлении.

— Степан Степанович?! — обрадовался Антон.

— Да. Знаете?

— Преддипломную практику у него проходил. И после, когда работал в райотделе, приходилось встречаться. — Бирюков повернулся к Голубеву. — Слава, ты ведь тоже должен помнить Стукова. Сухощавый такой, с чубчиком и в старинных роговых очках…