Ставка на невинность (СИ) - Страница 47

Дав мне лишь пару секунд, чтобы привыкнуть к распирающему органу, Гера, черт бы его побрал, повторяет ту самую картину с выставки: идеальную позу, когда женщина просто расслабляется и получает удовольствие. Он соединяет вместе мои дрожащие колени, и я оказываюсь вся обёрнута вокруг каменного стояка в моей пульсирующей киске.

Я знала, что у Бергмана сильные руки, но я не знала, насколько…

Обхватив меня, он начинает мной пользоваться, трахать мной свой безупречный, потрясающий толстый член, легко приподнимая меня и с усилием опуская до основания.

Головка давит и прокладывает дорожку сразу через несколько чувствительных местечек в беспомощном, расслабленном и растянутом до упора влагалище. Напряженный изнывающий клитор, сдавленный в промежности, добавляет сладких мучений.

Я ничего не могу сделать сама, только принимать мощные толчки, чувствуя, как начинает гореть киска. Я так теку, что сочные хлюпающие звуки разносятся по номеру, перемежаясь с влажными шлёпками моих ягодиц о пах Бергмана.

Не выдерживая, я принимаюсь ласкать грудь и получаю серию карательных укусов в шею.

Чудовище…

– Гера… хороший мой, – всхлипываю я, но беспощадный Бергман, не меняя темпа, продолжает буравить мою дырочку, растягивай под себя.

– Гера, пожалуйста…

Но он меня не слушает.

Моё хныкание вовсе не похоже на протест, скорее, на то, что мне очень сладко.

Если бы у меня была возможность, я бы уперлась пятками в постель и двумя-тремя сильными движениями довела бы себя до вершины, но такой возможности мне не оставили.

Тело ломит, с каждым погружением в меня неумолимого Геры, я будто поднимаюсь на ступень выше, а лестница кажется бесконечной. Обжигающими нитями пронизывается каждая мышца внутри моей пещерки, и без всякого моего усилия стеночки начинают сокращаться.

Я, наверно, впервые в жизни по-настоящему закричала от оргазма.

Не остановившийся на этом Бергман продолжает вторгаться в тело заполняющееся, медом удовольствия, и добивается того, что у меня перед глазами расцветают белые вспышки с малиновыми искорками.

С трудом отдышавшись, я обнаруживаю себя лежащей на постели, а Бергмана стоящим надо мной и деловито раскатывающим резинку на блестящем от моей смазки члене.

Это не все? Я уже переела…

Но крышесносный оргазм, поработивший мое тело, отступая забрал с собой все силы. Каждая мышца во мне расслаблена, и язык во рту еле ворочается.

– М ... – протестуя, выдаю я.

Гера, как обычно, интерпретирует все так, как нравится ему.

– Какая ты нетерпеливая.

Закончив со своим ответственным делом, Бергман перекатывает меня живот, поглаживает татуировку и ныряет пальцами к киске.

– Урок третий, Ян.

Он сейчас серьезно? Я даже фамилию свою не помню…

– Внутренняя открытость облегчает взаимопонимание, – Гера размазывает смазку между булочек, и прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, входит в расслабленное после оргазма запретное колечко.

Заскулив, выгибаюсь, а толстый член, благодаря моим сокам и лубриканту на презервативе неумолимо погружается глубже.

– Тшшш… моя хорошая, – Бергман поглаживает попку, задвигая поршень все глубже.

Дышу открытым ртом, позволяя Герману покорять новое пространство.

– Я же сказал, Ян. Все дырочки. Все мои.

И войдя до конца, двигается назад.

Медленно растягивает вельветовое отверстие. Немного освоившись, Бергман приподнимает покорную попку, заставляя согнуть ноги в коленях.

Божечки… Урок пошел впрок. Еще никогда в жизни я не была так открыта…

Я готовлюсь переждать завершающий этап для Германа. Тело мое сыто, и ни на какое удовольствие я больше не рассчитываю, но Гера меня удивляет.

Бергман, совершив еще несколько деликатных толчков, переходит к тому темпу, что я люблю в киске.

Оказывается, я много о себе не знаю.

Жесткий анальный секс навсегда обретает свое место в моем сердечке.

Герман вколачивается в нежную попку, и под кожей оживает разворошенный муравейник, растянутое отверстие горит, позвоночник рассыпается в труху, в ушах шумит, а дырочка, оставленная без внимания, сочится и сжимается, вынуждая меня инстинктивно подмахивать бедрами.

Перед тем, как я задвинуть мне по самые яйца и кончить, Бергман сжаливается и потирает подушечкой пальца клитор, который, словно только этого и ждал, активизирует во всем теле взрыв электрических разрядов.

Я глохну.

Чувствую, как из попки выскальзывает наполненный презерватив, и содрогаюсь.

Гера нежно чмокает оттопыренную татуировку.

– Урок номер четыре. Не спорь со старшими. Они знают лучше.

– Левина, это твой, – доносится до меня, как сквозь вату, приглушённое ворчание.

Что?

Черт. Будильник.

Да пусть звонит, кому он мешает? Я вот могу спокойно спать и под него.

Ой, бля… Вспоминаю я. Свадьба…

Нашариваю оставленный Германом на тумбочке мобильник и, не глядя, поворачиваю экраном вниз.

Спать хочу. Мыслей вообще нет.

И как это бывает после затяжного секса, потенциальная энергия присутствует на сотом уровне из ста, а вот пошевелиться физически заставить себя почти невозможно.

С трудом разлепив глаза, я с ненавистью смотрю на спину Бергмана, который дрыхнет, видимо, в своей любимой позе на животе, обняв подушку.

Хорошо ему. Не надо краситься, причёску делать.

Бесит.

Очень хочется докопаться, но инстинкт самосохранения просыпается все-таки раньше вредности. Кряхтя, я поднимаюсь с постели, задавив в себе порывы к восстановлению справедливости.

Благодаря тому, что вчера всю нагрузку взял на себя Гера, мои шевелилки работают, и даёт о себе знать только… э… глубокий внутренний мир.

Жопа в том, что с каждым сигналом от этого самого мира, просыпаются воспоминания, заставляющие меня млеть.

Вот обрезанный мерзавец! Восхищаюсь я Бергманом, пытаясь высушить волосы. Они упорно не хотят ложиться в задуманную мной накануне умопомрачительную причёску, но меня это уже не волнует.

Меня сейчас вообще ничего не трогает.

Плевать, станет ли ревновать Лосев, насрать, будет ли Наташка смотреть на меня победно.

Из меня вытрахали все. Вот совсем все.

В теле царит зашкаливающая сытость.

Я капец плавная и в ванной вожусь, хрен знает сколько, пока Гера не начинает скрестись в дверь. Надо сказать, что сейчас он выглядит как простой смертный. Нормальный мужик. Заспанный, всклокоченный, со щетиной и с покачивающейся утренней реакцией, на которую я флегматично показываю фак и сваливаю из ванной краситься в комнату.

В итоге я и макияж делаю ополовиненный. Похер. Мне и так хорошо. Сойдет для сельской местности.

Даже не позавтракав, оба два сонных шланга, мы загружаемся в машину, и чалим к ЗАГСу, возле которого уже толпятся родственники.

Наше появление не остается незамеченным. И судя по реакции ясно, что у нас на рожах написано, чем мы занимались ночью. Пофиг. Пусть завидуют молча.

Притопывая на улице вокруг Бергмана под мрачным взглядом Лосева, пытаюсь вспомнить, что я забыла. И меня наконец озаряет:

– Гер, букет забыли…

– Зачем? Чтобы засунуть его кому-нибудь в задницу? – сварливо спрашивает так и не проснувшийся Бергман. – И прекрати мельтешить.

– Мне холодно стоять на одном месте.

– Я предлагал тебе посидеть в машине, Левина. Нет, надо пойти морозить жопу в чулках. Где ближайший цветочный?

Я указываю на киоск через дорогу, и, матернувшись, Герман поднимает воротник пальто повыше и широкими шагами удаляется добывать дежурный веник.

Хорошо идет, аж завидно. Даже не поскальзывается. Я пока до машины дошла, два раза чуть не навернулась, и тоже выслушала лекцию про каблуки и лед. Пф. Чтоб он понимал!

– Ян.

Я нервно оглядываюсь и чуть не теряю равновесие в третий раз.

Подкравшийся сзади Лосев успевает меня поймать.

– Ян, – выдавливает он, глядя на меня исподлобья. – Только скажи, и свадьбы не будет.