Ставка на невинность (СИ) - Страница 2

Чувак, я тоже скована обязательствами и не могу послать тебя в дальние леса. Будь мужиком, прояви твердость, поставь крест на этой дурной затее сам!

– А в профессиональной деятельности это вам не мешает?

– Что вы! Даже помогает! Я – стоматолог! Всегда пою своим клиентам! Хотите посмотрю ваши маляры?

Судя по выражению лица Германа, неизвестно, что его пугает больше: мой вокал или моя профессия.

– Нет, благодарю. У меня с зубами все в порядке, – цедит он и с тоской поглядывает на часы.

Я тоже уже не знаю, что еще придумать, и как свалить из этого гостеприимного дома, не нарушив данного матери слова. Не то чтобы я была такой честной… Просто Роза Моисеевна как пить дать меня сдаст.

Надеюсь, это была наша первая и последняя встреча.

Посылая мне спасение, раздается рингтон моего мобильника.

О! Алка звонит!

– Да, мамулечка! – воркую я в трубку идиотским голосом под одобрительным взглядом Розы Моисеевны. – Можно я сегодня до девяти?

– Чего? – охреневает Алла, на заднем плане у которой надрывается кавер-группа. – Ты надышалась своих препаратов?

– Ну, хорошо. Тогда я буду в половине девятого! Я больше не буду опаздывать!

– Так. Я поняла, что ничего не поняла. Ты ко мне придешь?

– Конечно, домой! Как ты могла подумать?

– Э… Ладно. Вина купишь?

– Разумеется! Когда я тебя подводила, мам!

– Какая хорошая девочка, да, Гера? – слышу я умильный голос Розы Моисеевны.

– Да пизд… гм... вообще! – с чувством отвечает он.

– Обязательно проводи Яночку! – продолжает свое грязное дело бабуся.

О, нет! Только не это…

Озверевшая от моих речей Алка требует:

– Ты мне все расскажешь в подробностях!

– Да-да! Скоро буду! – я кладу трубку и, состроив максимально расстроенный взгляд, обращаюсь к Розе Моисеевне: – К сожалению, мне пора. Спасибо за приглашение, было очень приятно познакомиться.

– Не волнуйся, Яночка! Герочка тебя подвезет, – радостно отвечает бабусенция, блестя глазами и брюлликами в ушах.

– Это так благородно! В наше время невинной девушке так опасно поздним вечером в городе… – несу я какую-то ахинею, выбираясь из-за стола.

– Если девушка до сих пор невинна, то возможно, ей уже ничего не угрожает, – ворчит Гера.

Ах ты козлина! Вот хотела я с тобой договориться по-хорошему за дверями квартиры. Хрен тебе! Теперь повезешь меня до самого парка Гагарина!

– Я только на минуточку, носик попудрю… – предупреждаю я, потому что сил моих нет, как колется жуткая блуза, заправленная под юбку.

Герман машет рукой и идет в прихожую, а я юркаю в ванную, где, задрав проклятущий тяжелый бархатный подол, я с наслаждением, как мартышка, чешу живот под сбившейся комом блузкой. Она больше, чем нужно, размера на три и придает мне слегка беременный вид. И как эту хрень тетка раньше носила?

Хорошо, что я отказалась от идиотской идеи напялить парик.

Расправив пыточную одежду, я заодно решаю поправить чулок. Это-то и становится моей роковой ошибкой. Кажется, именно с этого момента все покатилось куда-то не туда.

Стоит мне принять позу цапли, ибо не так-то просто, удерживая подбородком подол, расправлять завернувшуюся резинку, я чувствую, что земля уходит у меня из-под ног.

Прежде, чем я успеваю понять, что происходит, опорная ступня в тапочке начинает свое несанкционированное скольжение, и я, взмахнув руками и подчиняясь гравитации, под звон посыпавшихся с полки баночек со всей дури плюхаюсь попцом на бортик ванной.

Удар такой силы даже бархатному чудовищу смягчить не под силу, и у меня перед глазами вспыхивают ослепительные звезды.

– Ёб твою в бога-душу-гроб-три креста-мать! – вырывается у меня.

Уже в красках представляю, как я завтра поползу с синей задницей в травмпункт со словами: «Помогите, хвост отваливается».

Пока я ловлю приход, пытаясь перевести дыхание, дверь в ванную распахивается:

– Инна, с вами все в поря… – по мере осмотра места происшествия голос Германа, чтоб ему грести ушами в камыши, становится все тише.

Я срочно опускаю подол, стараясь не задумываться, как много он успел увидеть. Стесняться мне нечего, но не про него цветет моя калина.

– Со мной не все в порядке, – занудно отвечаю, входя обратно в образ. – Я немного поскользнулась.

– Да? – с сомнением переспрашивает Герман. – А мне послышалось, что здесь слон рухнул на портового грузчика.

– Я определенно здесь абсолютно одна, – постно отвечаю я.

– Это-то меня и смущает, – выглядит он очень задумчиво. Господи, он что розовых трусов не видел никогда в жизни? А выглядит так, будто его ничем не удивить. – Что ж вы, Инна, такая нестойкая?

Я перевожу взгляд на кафель в поисках объяснений своему пируэту и обнаруживаю, что какой-то гандон, не будем показывать пальцем, капнул жидким мылом на пол. Вот уверена, что это не Роза Моисеевна оплошала.

И меня еще спрашивают, почему я в тридцать не хочу замуж!! Только все вымоешь, придет и капнет мылом! Или тарелку оставит! Или вообще будет дома, когда там я!

Меня прям раздирает ответить Герману, что, если в доме скользко, то некоторые должны посыпать все собственным песком! А то помада у него на шее алеет девчачьего цвета, а самому небось сорокет стукнул!

– Это я от избытка впечатлений, давно в обществе не была, – старательно смущаюсь я, гоня от себя воспоминания о прошлой пятнице, когда мы с девчонками славно зажгли в «Чемберлене».

– Ну… Если не надо проверить, нет ли там травм… – тянет Герман хоть и со смешком, но такое ощущение, что ему требуется проверить, не показалось ли ему, что под саваном на мне человеческие трусы, а не панталоны – ровесники романсов девятнадцатого века.

– Благодарю вас, не стоит беспокоиться. Я сейчас, – с намеком произношу я.

Да проваливай ты, морда холеная!

Еще раз окинув меня странным взглядом, Герман покидает ванную, а я с кряхтением и проклятьями поднимаюсь с бортика. Сходила, блин, на смотрины. Кому скажешь, что задница болит, поймут не так. Ну да ладно. Будем считать это моей платой за то, что наша встреча никогда не повторится.

В прихожей уже одетый Герман дожидается меня.

Обуваясь, я ловлю на своей тщательно задрапированной в бесформенный бархат пятой точке недоуменный взгляд. На лице Геры усиленно отражается работа мысли. Не клеится у мужика картина мира, походу.

А еще я чувствую, что, помогая мне надеть пальто, он принюхивается.

Блин, а вот про духи-то я и забыла. Они у меня мускусные, и старой деве совершенно неподходящие.

Палево!

Я быстренько выскальзываю на лестничную клетку, Герман следует за мной, как привязанный на восьмой крейсерской. На запах, что ли, повелся?

Пока он хлопает по карманам кашемирового пальто, открывается соседняя дверь, и оттуда высовывается вихрастая пацанячья голова.

Парниша, не смущаясь, осматривает меня с ног до головы, особенно уделяя внимание бархатному ужасу, подметающему полы, и моей косице.

– Ма-а-ам! – орет он кому-то за спину. – Гера сломался!

И прежде чем Герман успевает что-то ответить, дверь опять захлопывается.

– Так, Инна, – раздражается почему-то на меня Гера. – Валим отсюда пока вы мне репутацию не загубили окончательно.

Я только глазами хлопаю. Это какую, блин, репутацию? Его после восьми вечера с бабой застукали? И тут до меня доходит… Ах ты, гаденыш!

– Не расстраивайтесь, Герман! Я всем расскажу, что вы – настоящий джентльмен, и ничего себе не позволяете лишнего! Что вы – не такой!

Дергающаяся щека товарища становится мне наградой.

– Вы лучше помолчите, – советует он мне.

Что ж. Меня устраивает.

Мы спускаемся в гробовом молчании под сердитое сопение Германа. Когда он подводит меня к своей тачке, я от зависти готова удавиться. Вот ровно такую я себе и хочу взять. Дорого, блин. Мне если только бэушную… Но мечтать-то не вредно!

Гера перехватывает мой взгляд на машину и понимающе усмехается. По его серым глазам вижу, что он приходит к какому-то выводу, скорее всего, не в мою пользу.