Старый моряк. Хороший тон. Весельчак - Страница 5

Мистрисс Джобсон улыбнулась, и подойдя к шкафу, достала оттуда с победоносной улыбкой семь опасных на вид сигар. Мистер Джобсон свистнул и, недоверчиво взяв одну из них, принялся осторожно ее рассматривать.

— Как они называются, мать? — спросил он.

— Начало и конец курения!

Мистрисс Джобсон невольно улыбнулась.

— Мы с девочками пойдем наверх одеваться. Присмотри за ним Берт.

Отец и сын улыбнулись друг другу; и чтобы скоротать время, каждый из них взял себе по сигаре. Только что они выкурили их, как послышался шум и шелест юбок, и мистрисс Джобсон с дочерьми, роскошно разодетые, вошли в комнату и остановились, застегивая перчатки. Сильный запах духов смешался с ароматом сигар.

— Окружите меня так, чтобы меня не было видно, — умолял мистер Джобсон, когда они вышли из дому. — Только пока мы выйдем из нашей улицы, там дальше — мне не важно!

Мистрисс Джобсон рассмеялась, подтрунивая над его страхом.

— Ну, если не хочешь, то перейди хоть на ту сторону, — настаивал мистер Джобсон. — Вон Билль Фолей стоит у дверей.

Мистрисс Джобсон презрительно фыркнула.

— Ну, и пусть стоит, — сказала она высокомерно.

Мистер Фолей не преминул воспользоваться этим разрешением. Он тщательно рассматривал мистера Джобсона, вытаращив глаза, и, когда компания приблизилась к нему, он от изумления медленно присел на ступени; но в этот самый момент дверь за его спиной предательски открылась, и он неожиданно опрокинулся на спину, показав взорам заинтересованного мира, пару подбитых колоссальными гвоздями подошв.

— Я предупреждал тебя, что это так кончится, — покраснев, сказал Джобсон. — Ты так же, как и я, знаешь, каков этот Билль.

Жена его молча кивнула головой, и все ускорили шаги. Голос простодушного мистера Фолей, жалобно взывающий к своей матери, преследовал их до самого конца улицы.

— Я знаю, что будет, — сказал мистер Джобсон, вытирая вспотевшее лицо. — Билль никогда не расскажет мне, чем это кончилось.

— Глупости, — сказала его жена, сдерживаясь. — Ты, может быть, хочешь сказать, что должен спрашивать совета у Билля, как тебе одеваться. Ты скоро надоел бы ему этим; да и кроме того, все, что произошло, — великолепно; пусть он узнает, кто ты. Немного найдется коммерсантов, которые унижались бы до знакомства со всяким штукатуром.

Мистер Джобсон почесал ухо и воздержался от ответа. Умственные волнения перестали его тревожить, но физически он чувствовал себя все более и более стесненным. Шляпа и воротничок беспокоили его больше всего, да и все остальные принадлежности костюма, никак не хотели привыкнуть к его телу. Его беспокойство выражалось так явно, что мистрисс Джобсон после некоторого колебания решила, что, кроме воскресений, он станет носить этот костюм только в исключительных случаях.

— Неужели мне придется надевать его каждое воскресенье? — спросил несчастный, побледнев. — А я ведь думал, что это только для больших праздников.

Мистрисс Джобсон кротко предложила ему "Не быть дураком".

— Только что им был, — серьезно сказал ей муж. — Ты не имеешь понятия о моих страданиях: у меня разболелась голова, я почти задыхаюсь, и у меня такое чувство, точно кто-то, кого я вовсе не люблю, меня крепко обнимает.

Мистрисс Джобсон сказала, что это скоро пройдет. Попытка мистера Джобсона оставить цилиндр в вагоне поезда, везшего их в Кристал-Палас, была замечена во время; его объяснения, что он совершенно забыл о ней, было обойдено молчанием. Всем стало ясно, что за ним нужно зорко следить, и, поэтому, всякие поползновения расстегнуться останавливались почти мгновенно.

День был очень жаркий. Воротничок Мистера Джонсона размяк, чему он был очень рад; галстук ему удалось большую часть дня проносить под левым ухом. Наконец, они вернулись домой. Мистер Джонсон был определенно мятежно настроен.

— Кончено навсегда, — закричал он, сорвав воротничок и швырнув фрак на стул.

Поднялся целый хор сетований и протестов, но он остался непоколебимым. Доротея начала зловеще фыркать, а Глэдис завистливо говорила о том, что сестры забрали отца в руки. И только тогда, когда все уселись за стол, а мистрисс Джобсон, не притрагиваясь к eдe, молча с укором поглядывала на мужа, мистер Джобсон начал выражать свое негодование. Он разобрал каждую часть своего нового туалета по косточкам, и только после того, как дело коснулось, наконец, цилиндра, его жена взялась за нож и вилку.

На следующий день его старинный рабочий костюм вновь появился в спальне, но остальное осталось еще в когтях тетки Эммы. Принесенный костюм был такой древний и ветхий, что после довольно продолжительного колебания мистер Джобсон, робко взглянув на жену, одел свое новое платье и ушел. Мистрисс Джобсон радостно кивнула головой своим дочерям.

— Он уже сдается, — прошептала она. — Ему понравилось, что кондуктор вчера назвал его "сэр". Я это заметила. Он все наденет, кроме верхушки, но не говорите об этом; делайте вид, точно так и должно быть.

С течением времени выяснилось, что она была права. Вещь за вещью достала она от тети Эммы, хотя и с некоторыми затруднениями, все части костюма, но ее супруг все-таки носил свое лучшее платье по воскресеньям, а иногда наряжался в него и по вечерам; дважды она застала его, неожиданно войдя в спальню, перед зеркалом, принимающим различные позы. Случилось даже, что он рассердился на прачку Доротею, не успевшую во время исполнить свою работу.

— Лучше отдать бы их кому-нибудь другому в стирку, — сказала ему жена.

— А рубашки? — возразил мистер Джобсон. — Нет ничего хуже плохо выглаженных манжет.

— Ты начинаешь довольно мило одеваться, — смеясь сказала ему жена.

Мистер Джобсон посмотрел на нее серьезно.

— Нет, матушка, вовсе нет! — ответил он. — Все это я сделал для тебя, исключительно для того, чтобы убедиться лишний раз, что ты права, как и всегда. Человек в моем положении не имеет права одеваться, как опереточный комик. Это компрометирует девочек и Берта. Я не хочу, чтоб им было стыдно за своего отца.

— Да этого никогда и не было, — сказала мистрисс Джобсон.

— Я стараюсь исправиться, — продолжал мистер Джобсон. — Какая польза от того, что хорошо одеваешься, когда не умеешь себя вести как следует? Поэтому, я купил вчера книгу, которая учит, как надо себя вести.

— Великолепно сделал! — сказала мистрисс Джобсон.

Мистер Джобсон очень обрадовался, убедившись в том, что мнение жены относительно покупки книги было одобрено остальными членами семьи. Ободренный их одобрением, он начал говорить о пользе ее; и за чаем в тот же день, после некоторого колебания, отважился сознаться, что эта книга может всем принести пользу.

— Слушайте, слушайте! — сказала Глэдис.

— Вот что, — начал мистер Джобсон тихо. — Я до сих пор не знал, что не принято дуть на блюдечко с чаем; да и пьют-то чай с блюдечка, сказано в книге, только в низших классах населения.

— А если торопишься? — спросил мистер Берт Джобсон, держа блюдечко на полпути ко рту.

— Все равно, как бы там ни было, — ответил ему отец. — Джентльмэн скорее совсем откажется от чаю, чем станет пить его из блюдечка. На эти вещи, один только Билль Фолей и способен.

Мистер Берт Джобсон задумчиво осушил свое блюдечко.

— Ковырять в зубах пальцами также не принято, — продолжал мистер Джобсон старший, глубоко вздохнув. — Пища должна быть удалена н-н-незаметным образом кончиком языка.

— Я этого никогда не делаю, — заметила Глэдис.

— Нож, — продолжал отец, — ни под каким видом нельзя подносить близко ко рту.

— Мама! Ты порезалась! — сказала Глэдис резко.

— Я думала, что это моя вилка, — ответила мистрисс Джобсон. — Я так внимательно слушала, что не думала о ноже. Как глупо!

— Она со временем все будет делать лучше, — сказал мистер Джобсон. — Но вот что, меня страшно интересует, как же быть с соусом? Его нельзя есть вилкой, а про ложку ничего не говорится. Ну, а как же с нашими холодными душами, мать?