Старший и младший - Страница 2

– Ты, кажется, говорил, что в лампах много керосина. Эта пустая.

– Мне показалось, что много. Вот погляди! Другая почти полная. Перельем немного керосина в эту.

– Как же это сделать? Придется погасить обе. У тебя есть спички?

Рут поискал в карманах.

– Всего две штуки.

– Ну вот! Придется проводить собрание при одной лампе. Надо было мне самому присмотреть за всем. Но я был занят в городе. Я думал, на тебя можно положиться.

– А мы быстро перельем немного керосина в эту жестянку, а потом выльем в другую лампу.

– Угу, и подожжем здание. Ну и помощничек!

Рут снова прислонился к стене.

– Скорей бы они приходили. Который час, Дик?

– Пять минут девятого.

– Так чего ж они задерживаются? Чего ждут? Ты говорил им, что надо прийти в восемь?

– Заткнись, малыш. Ты меня выведешь из себя. Я не знаю, почему они задерживаются. Может, празднуют труса. Ну помолчи хоть немного. – Он снова сунул руки в карманы куртки. – У тебя есть сигарета, Рут?

– Нет.

Было очень тихо. Где-то в центре города шумели автомобили, доносился рокот моторов и редкие гудки. В одном из ближних домов лениво лаяла собака. Порывистый ветер шелестел акациями.

– Эй, Дик! Ты слышишь голоса? Кажется, идут.

Они обернулись к выходу и стали напряженно прислушиваться.

– Я ничего не слышу. Тебе показалось.

Рут подошел к одному из грязных окон и посмотрел на улицу. Потом вернулся к пачке с листовками и аккуратно выровнял ее.

– Который час, Дик?

– Да успокоишься ты? Ты из меня тоже психа сделаешь. В этом деле нужна выдержка. Бога ради, покажи, что ты мужчина!

– Но я же в первый раз, Дик.

– Оно и видно…

Резкий порыв ветра с шумом пронесся по кронам акаций. Входная дверь щелкнула, одна из половинок медленно открылась, поскрипывая на петлях. Ворвался ветерок, зашелестел кучкой пыльных газет в углу и взметнул, как занавески, плакаты на стенах.

– Закрой дверь, Рут… Нет, оставь открытой. Так будет лучше слышно, если кто-нибудь подойдет. – Дик взглянул на часы. – Уже почти половина девятого.

– Ты думаешь, они придут? Сколько мы еще будем ждать, если они не явятся?

Старший посмотрел на открытую дверь.

– Мы уйдем отсюда не раньше половины десятого. Нам поручили провести это собрание во что бы то ни стало.

В открытую дверь теперь ясно были слышны ночные звуки: шуршание сухих листьев акации на дороге, размеренный лай собаки. В тусклом свете керосиновой лампы черно-красный портрет на стене казался грозным. Нижний край его снова взметнулся в воздух. Дик оглянулся на портрет.

– Послушай, малыш, – сказал он тихо. – Я знаю, ты боишься. Если тебя одолевает страх, гляди на него. – Он показал пальцем на портрет. – Он не боялся. Ты только вспомни, что он сделал.

Юноша поглядел на портрет.

– Ты думаешь, он никогда не боялся?

– Если и боялся, то никто и никогда об этом не знал. Заруби это себе на носу и никогда не выкладывай всем свои переживания.

– Ты хороший человек, Дик. Не знаю, что я буду делать, когда меня пошлют одного.

– Все будет в порядке, малыш. В тебе есть хорошая закваска. Я знаю людей. Просто ты еще не был под огнем.

Рут быстро обернулся к двери.

– Послушай! Кто-то идет.

– Брось ты морочить себе голову! Когда придут, тогда придут.

– Давай закроем дверь. Вроде холодно стало. Постой-ка! Кто-то идет.

Кто-то быстро шел по дороге, потом побежал. Загремел деревянный тротуар. В комнату вбежал человек в комбинезоне. Он тяжело дышал.

– Ребята, вы лучше смывайтесь, – сказал он. – Там на вас облаву устраивают. Никто из ребят на собрание не придет. Они хотят, чтобы вам досталось, но это не по мне. Живо! Собирайте ваше барахло, и пошли. Те, что собрались вас бить, уже совсем близко.

Рут побледнел, лицо его напряглось. Он беспокойно поглядывал на Дика. Старший поежился. Он сунул руки в карманы и ссутулился.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо за то, что сказал. А сейчас беги. С нами ничего не случится.

– Ребята хотят, чтобы вам досталось, – повторил человек в комбинезоне.

Дик кивнул и, помолчав, сказал:

– Конечно, ведь они не думают о будущем. Не видят дальше своего носа. Беги сейчас же, пока тебя не поймали.

– Ну, а вы, ребята? Я помог бы тащить ваше барахло.

– Мы останемся, – упрямо сказал Дик. – Нам сказали, что бы мы остались. Что будет, то будет.

Человек пошел к двери. Потом он вернулся.

– Хотите, я останусь с вами?

– Нет. Ты хороший парень. Оставаться тебе нет нужды. Мы воспользуемся твоей помощью в другой раз.

– Ну, я сделал все, что мог.

Дик и Рут слышали, как он побежал сначала по деревянному тротуару, потом по дороге. Шаги его заглохли, и снова остались только ночные звуки. Сухие листья с шелестом неслись по земле. В центре города ворчали моторы.

Рут взглянул на Дика. Он видел, как у того в карманах сжались кулаки. Мускулы на лице старшего окаменели, но он улыбался младшему. Плакаты пошелестели на ветру и снова прилипли к стене.

– Боишься, малыш?

Рут было ощетинился, но тут же признался:

– Да, боюсь. Может, я не выдержу этого.

– Держись, малыш! – горячо сказал Дик. – Держись! И прочел, взяв с ящика листовку: – «Малодушным людям надо дать пример непоко… непоколебимости. Массы должны своими глазами увидеть несправедливость». Вот как, Рут. Таково поручение.

Он замолчал. Собака залаяла громче.

– Наверно, это они, – сказал Рут. – Как ты думаешь, они убьют нас?

– Нет, они не часто убивают.

– Но они будут бить нас, пинать ногами? Они будут бить по лицу палками, переломают кости. Длинному Майку они раздробили челюсть в трех местах.

– Держись, малыш! Ты только держись! И слушай меня. Если тебя кто-нибудь сшибет с ног, помни, что это не он виноват – виновато устройство общества, вся система. И не тебя он будет бить. Он будет пробовать свои кулаки на нашем великом учении. Ты будешь помнить это?

– Мне не хочется убегать, Дик. Честное слово, не хочется. Если я побегу, ты меня удержишь?

Дик подошел к Руту и положил ему руку на плечо.

– Ты выдержишь. Стойкий парень сразу виден.

– А не лучше ли нам спрятать литературу, чтобы они не сожгли ее?

– Нет. Кто-нибудь все-таки сунет книжку в карман и прочтет ее на досуге. Тогда это хоть пользу принесет. Оставь все на месте. А теперь молчи! От разговоров только хуже делается.

Лай собаки снова стал неторопливым и равнодушным. Сквозь открытую дверь было слышно, как порыв ветра погнал сухие листья. Портрет взметнулся и повис косо на одной кнопке. Рут подошел и приколол его снова. Где-то в городе взвизгнули автомобильные тормоза.

– Ты что-нибудь слышишь, Дик? Они еще не идут?

– Нет.

– Послушай, Дик. Длинный Майк два дня пролежал со сломанной челюстью, прежде чем его нашли.

Старший сердито обернулся. Он вынул из кармана сжатый кулак и, сощурившись, посмотрел на младшего. Потом подошел к нему и положил руку на плечо.

– Слушай меня внимательно, малыш, – сказал он. – Я не много знаю, но я прошел уже через такие переделки. Говорю тебе наверняка. Когда это начнется… больно не будет. Я не знаю почему, но не будет. Если даже они убьют тебя, больно не будет.

Он подошел к двери, выглянул, посмотрел в обе стороны и прислушался.

– Что-нибудь слышно?

– Нет. Ничего.

– Почему… как ты думаешь, почему они медлят?

– Почем я знаю!

– Может, и не придут, – сказал Рут, сглотнув слюну. – Может, этот парень все наврал, пошутил просто.

– Может быть.

– Ну… а мы будем всю ночь дожидаться тут, чтобы нам свернули шею?

– Да! Мы будем всю ночь дожидаться тут! Чтобы нам свернули шею! – передразнил Дик.

После неистового порыва ветер вдруг стих. Перестала лаять собака. Поезд прогудел у переезда и прошел, громыхая. Ночная тишина стала еще глубже. В соседнем доме зазвенел будильник.