Старая эльфийская сказка (СИ) - Страница 19
— А скажи-ка мне, добрая хозяйка, — женщина, набивающая рот хлебом, ухватила женщину за руку, и та испуганно вздрогнула. Странная гостья произвела на нее впечатление помешанной немой, и она не ожидала от старухи вопросов. — Нет ли в городе вашем такого человека — молодого, но всего израненного, искалеченного? У него синие глаза и темные, как ночь, волосы?
— Ты говоришь, верно, о Ночном Терновнике? — неприязненно ответила хозяйка, высвобождая свою руку из цепких худых пальцев старухи. — Только он не человек. Он полуэльф.
От злости старуха заскрежетала зубами и с такой силой сжала в ладони ложку, что чуть не переломила потемневшую от времени деревянную ручку.
— И где же он? — глухо спросила старуха.
— Он уехал, — сухо ответила хозяйка, делая вид, что занята. Она сметала какие-то несуществующие пылинки со своей стойки, и, сама не зная почему, искренне радовалась, что Ночной Терновник не встретил странную ночную гостью. — Еще засветло он покинул город.
— Как?! — прокаркала старуха, подскакивая. Ее бледные щеки загорелись румянцем, ноздри трепетали. — Я же чую, что он тут!
— Твое чутье подвело тебя, орочья дочь, — все так же неприязненно ответила хозяйка. — Наверное, он часто ходил по этим улицам, раз ты пришла сюда по его запаху. Да только правду я говорю. Уехал он.
Старуха зло шипела, сжимая бессильно кулаки.
— И преследовать его я бы тебе не советовала, — уже грубее продолжила хозяйка. — Не знаю, из каких земель ты пришла, но в наших запрещено охотиться на кого бы то ни было. Если Терновник погибнет, а Король узнает, что ты его преследовала, плохо тебе придется.
Старуха перевела взгляд горящих глаз на хозяйку, и ее тонкие губы разъехались в недоброй ухмылке.
— Преследую? Я? — словно бы искренне удивилась она. — Да вовсе нет. Я к нему по делу. Но никак не могу нагнать его.
Хозяйка, видимо, не поверила старухе ни на грош, но смолчала.
А ведунья спряталась поглубже в тень. Ей не хотелось привлекать к себе внимания.
Глава 20
И снова туда, туда, где все и началось! Отчего-то казалось, что это странное, страшное и священное место отчаянно звало, влекло к себе Ночного Терновника так, словно не израненный мальчик нуждался в древнем колдовстве его темной воды, а наоборот.
Все все больше Ночной Терновник задумывался о тревожащих его с самого детства снах, о том, кто были те Эльфы, что зазывали его под темные лапы елей, поближе к заброшенному колодцу, и не находил ответа. Но больше всего его теперь угнетало то, что с пути его, словно почуяв неладное, исчезли все звери, даже днем крохотные птички умолкали, стоило лошади Ночного Терновника ступить на тропу рядом с их маленькими гнездышками. А ведь днем в седле была Гурка!
И это было странно и страшно.
Гурка от волнения не могла спать; она глядела на притихший испуганный ночной лес глазами своего возлюбленного и видела, как прочь уносятся даже светляки, и белый пес зря рыщет в кустах, выискивая добычу. Все лесные обитатели были надежно упрятаны, ушли от тропы прочь, были укрыты лапами елей, словно дети руками родителей.
— Лес не хочет отдавать никого, — горько заключила Гурка.
— Или источник не хочет того, кого лес согласен отдать, — ответил Ночной Терновник. — Ему нужен особый дар.
Внезапно собака, до того молча бегающая в темноте, залаяла. В ее голосе были злость и страх, и сердце ночного Терновника дрогнуло.
— Лес отдает нам того, кто хочет источник, — прошептал он.
Громкий грозный рев пронесся над испуганным притихшим лесом, с визгом выскочил белый пес из кустов, трусливо прижимая уши, и Ночной Терновник соскочил с коня, нервно заплясавшего под ним.
Он пошел на звуки, доносящиеся из темноты, тропа вывела его на прогалину в лесу.
Небольшой холм, поросший бьющейся под порывами холодного ветра жесткой сухой травой, присыпанной снегом, весь окруженный лесом, был ярко освещен луной, и под ее ослепительно-белым серебряным диском стоял прекрасный олень, огромный зверь с черной блестящей шкурой, с белой, как снег, грудью.
У него были большие ветвистые белые рога, словно высушенное дерево, на котором дожди и время нарисовали причудливые желтоватые узоры. Они были так огромны, что россыпи бледных звезд в темном небе казались листвой на них. Его лоснистый мех был покрыт каплями ночной росы, вспыхивающей в лунном свете бриллиантовой россыпью, пар белесыми клубами валил из огненно-алых ноздрей. Он поднял к звездному небу голову и вновь огласил притихший лес своим грозным ревом, а затем обернул взгляд своих огромных глаз к замершему перед ни на тропе охотнику.
И зрачки его блеснули зловещим рубиновым блеском.
— Лесной злой дух! — пискнула Гурка. — Это о нем говорили! Это тот, кто нужен источнику!
Ночной Терновник не ответил; медленно он вынул стрелу из колчана, глядя в глаза зверю. Но не успел он и коснуться тетивы, как могучий зверь сорвался с места и одним прыжком скрылся в чаще лесной.
— За ним! — выкрикнула Гурка отчаянно. — Это он! Он нужен нам!
Свистом Ночной терновник призвал собаку и пустил ее по следу ускользающей добычи, и верный пес, ощетинясь и рыча от страха, дрожа всей шкурой, все же пустился на поиски.
Теперь лес словно ожил; задышал, задвигался, распуская отвернувшиеся было от лесной тропы в страхе ветви. Ночные насекомые, светляки, проснувшись от зимнего сна, роями облепили деревья вдоль тропы, по которой бежал Терновник, преследуя оленя, а самые отважные ночные птицы метались над рогами убегающего зверя, словно призывая охотника.
Сильные ноги быстро несли оленя, и он бы сотню раз мог ускользнуть, убежать от Терновника, если бы не останавливался изредка и не оборачивался, словно проверяя — а преследует ли его отчаянный смельчак, не боящийся духа ночи?
Но Ночной Терновник не отставал. Привыкший к погоням, он бежал вслед за зверем, словно обезумев, ослепнув, оглохнув, и напрасно Гурка кричала и плакала, убеждая его, что хитрый зверь заманивает его куда-то — он не слышал.
Потеряв из виду зверя, Терновник остановился, переводя дух, и тотчас же олень выскочил на него из мрака, рогами поддев лук и вырвав его их рук охотника, сильным ударом грудью сбив Терновника с тропы. Оглушенный, тот покатился в подлесок, а рядом по белому снегу скакал олень, рогами расталкивая хлещущие ветки.
Избитый, растрепанный, Терновник выкатился из пышных кусов и попытался подняться на ноги, вытаскивая нож. Он все еще горел желанием убить страшного зверя, и хотел расправиться с ним как обычно расправлялся с прочей своей добычей. Но олень, вновь вынырнув из мрака, распуская холодный туман на ленты рогами, налетел на юношу и вышиб из его руки и это оружие. Нож улетел в жесткую желтую траву, торчащую колким ежиком из-под снега, и потерялся, а хитрый зверь отскочил прочь, словно опасаясь, что беззащитный эльф накинется и голыми руками разорвет ему горло.
Впрочем, наверное, так и было бы. Ночной Терновник, несмотря на ноющую боль в теле, вновь упрямо поднялся, переводя дух, и упрямо глядя в горящие, как угли, глаза лесного духа.
— Можешь не выставлять свои рога, — выкрикнул он, пошатываясь на ослабевших ногах. — Я все равно вырву твое сердце и отдам его источнику! Даже если ты заманишь меня в свое нечистое логово, и там меня встретят темные друиды и колдуны — вы не сможете остановить меня! Мне нужна жертва для источника, и я ее принесу!
Словно отчаянный волк, огрызаясь и едва не рыча от ярости, набросился Терновник на оленя и ухватился крепко за выставленные вперед острые рога, стараясь пригнуть голову животного к земле. Эта борьба длилась совсем недолго, Ночной Терновник не смог совладать с огромным зверем, и олень, мотнув головой, отшвырнул своего противника далеко в бьющуюся на ветру траву, в мертво мерцающий неглубокий снег.
— Я все равно убью тебя...
Несколько раз шибались они в поединке — олень, шумно дышащий горячей глоткой, и охотник, в кровь изранивший руки о костяные ветки оленьих рогов. И каждый их поединок оканчивался одинаково — могучий зверь отшвыривал Ночного терновника все дальше в лес. Тот упрямо поднимался и нападал вновь, стараясь победить. Но зверь все глубже и глубже сталкивал его во мрак...