Стальная мечта - Страница 67

Марш на Бору был настоящим триумфальным парадом. Раненых отправили назад, в Хелдон, а вошедшие через территорию Волака в Зинд пехотные дивизии были использованы в качестве гарнизонов, необходимых в столь обширной завоеванной провинции. Не прошло и двух дней после уничтожения зиндской орды, как СС уже приступила к строительству классификационных лагерей для доминаторских рабов-мутантов. Понимая, что хребет зиндского зверя сломан и на дальнейшее серьезное сопротивление со стороны противника рассчитывать не приходится, Феррик решил двигаться на Бору широким фронтом шириной в несколько сотен миль. Кроме того, он решил сделать крюк, чтобы пройти через генетические клоаки, находящиеся на юго-западе от Боры. По приказу Феррика, все строения, "фермы",  "кормовые ямы",  мутировавший скот, выродившаяся растительность, а также мутанты, встреченные на пути, — все это выкорчевывалось огнем и железом.

Тяжелая поступь хелдонской армии сотрясала землю. Овеянные славой герои шли на штурм последнего оплота доминаторов. Впереди победоносного войска ехал горячо любимый вождь — верховный главнокомандующий Феррик Яггер.

Для последнего похода Феррику был доставлен из Хелдона его сверкающий черный командирмобиль. Именно на нем собирался Феррик въехать в Бору во главе своих победоносных войск, окруженный верными паладинами — Вестом, Ремлером, Ваффингом и Богелем.

Сейчас эта бравая четверка восседала на переднем сиденье открытой кабины командирмобиля, а так как дородный Ваффинг занимал столько места на сиденье, сколько потребовалось бы двоим, остальные трое плотно прижались друг к другу, как горошины в стручке. Тем не менее настроение у всех было отличное. Командирмобиль мчался на восток в середине шеренги из танков и моторциклистов шириной в несколько сотен миль. Запасливый Ваффинг не забыл о провизии, уставив все свободное пространство бочонками с пенным пивом, к которому воины то и дело прикладывались. Феррик сидел в одиночестве на своем приподнятом заднем сиденье и с гордостью обозревал свои войска. Между его ног тоже стоял бочонок с пивом.

— Мы уже недалеко от Боры, — говорил Ваффинг. — Скоро мы ее увидим. Точнее, то, что от нее осталось. Боюсь, что военно-воздушные силы оставили нам не слишком много для разрушения.

Еще две эскадрильи пикирующих бомбардировщиков с ревом ушли на восток через безжизненные пустоши по направлению к Боре.

— Мои мечты исполнились, — сказал Феррик, — осталась одна: сокрушить Стальным Командиром голову последнего доминатора. Надеюсь, наши пилоты не подведут своего командира и сохранят жизнь одному доминатору.

Ваффинг громко заржал.

— Командир, вы сомневаетесь в мастерстве наших пилотов? — весело спросил он. — Не верится мне, что после наших бомбежек там хоть что-то останется.

— Неужели у наших пилотов не достанет меткости для этого? Ваффинг взмахнул рукой, обводя окрест. Повсюду, куда ни кинь взгляд, не было и намека на живую протоплазму. Только мертвый серый ландшафт. И ни одного строения.

— Доказательство перед тобой, мой Командир, — торжественно произнес он.

Феррик засмеялся:

— Было бы странным ждать от хелдонских военно-воздушных сил чего-либо другого.

Час спустя слова Ваффинга об эффективности хелдонских бомбежек полностью подтвердились. К востоку от серой безжизненной равнины с грязно-пурпурными пятнами радиоактивных джунглей стало заметно огромное зарево — будто за горизонтом началось извержение исполинского вулкана.

Войска победоносной Свастики шли напролом через радиоактивные джунгли, перемалывали их стальными гусеницами танков, а затем выжигали все дотла.

Вскоре Феррик уже без труда различал тучи бомбардировщиков. Подобно хищным птицам, они кружили над горящим городом, обрушивая на Бору тонны напалма и зажигательных бомб.

Даже отсюда явственно ощущался жар, исходящий от грандиозного погребального костра зиндских дрминаторов.

— Мой Командир, вы теперь сами видите, что шансов выжить там нет никаких, — заметил Ваффинг, тремя могучими глотками опорожняя здоровенную кружку пива. — Я сожалею, я приношу вам мои глубочайшие извинения, но наши пилоты работают слишком хорошо.

Феррик почувствовал, что не может рассердиться всерьез. Какое там сердиться! Ведь это такая радость — видеть, как гибнет в чудовищном костре последняя твердыня заклятого врага истинного человечества! По сравнению с этой расовой, радостью его, Феррика, личное разочарование казалось мелким и не заслуживающим внимания.

А там, на горизонте, пожирающее Бору пламя вдруг слилось в исполинский огненный шар, от которого спешно уходили хелдонские аэропланы. Несколько мгновений над гибнущим городом висело будто бы привязанное к земле солнце; затем оно начало подниматься в небо, словно бы устремляясь на свое законное место. Оно поднималось на громадном огненном столбе толщиной по меньшей мере в милю, а высотой достигающем облаков. Казалось, сама земля из своих недр исторгла в небо этот огненный фонтан. И что самое удивительное гигантская огненная булава продолжала стоять над разрушенной зиндской столицей. Минуту, две, три командирмобиль шел вперед — а огненная булава все стояла, словно бы воткнутая в горизонт.

— Нашим бомбардировщикам удалось-таки поднять огненный шторм! воскликнул Ваффинг. — Армейские ученые предсказывали такую возможность: достаточно интенсивная бомбардировка способна породить столб огня, который будет гореть до тех пор, пока есть, чему гореть. Но даже мне не верилось, пока я не увидел собственными глазами.

— Он выглядит как легендарный Огонь древних.

Ваффинг кивнул.

— Погоди, и Огонь у нас будет, — сказал фельдмаршал. — Но и эта штука недурна.

— Жутко красиво, — пробормотал Ремлер, и его голубые глаза лихорадочно заблестели. На секунду он, отвел взгляд от огненной булавы, чтобы заглянуть в пивную кружку. На дне ее играли отблески дивного зарева.

Феррик понимал, что чувствовал сейчас командующий СС. Он тоже наслаждался зрелищем Огненного Шторма. Созерцание огненной булавы доставляло как эстетическое, так и патриотическое наслаждение. Да и что может делать сердце истинного человека, кроме как ликовать, видя, как гибнет в очищающем пламени последнее логово самых гнусных врагов истинного человечества! Самый вид ее — великолепный, роскошный, эстетический, поражающий воображение, животворный и жизнеутверждающий — заставлял трепетать сокровеннейшие из струн Ферриковой души. Феррик смотрел на Огненный Шторм, вставший над Борой, и видел в нем высочайший шедевр, какой не снился ни одному, даже самому даровитому художнику: благородный и зовущий на борьбу, поднимающий человека к немыслимым высотам духа, формой своей он невольно наводил на размышления о Прекрасном. Осталось только одно: увековечить это зрелище навсегда, дабы оно и впредь во все времена вдохновляло сердца хелдонцев.

— Богель, в воздухе над Борой сейчас находятся камеропланы?

— Конечно, мой Командир! Я был бы недостоин возглавлять Министерство Общественного Волеизъявления, если бы не позаботился заранее запечатлеть этот переломный момент человеческой истории. Уже сейчас все общественные телеприемники демонстрируют зрелище горящей Боры с воздуха.

— Замечательно, Богель! А я, со своей стороны, могу предложить твоим телекамерам кое-что еще, соответствующее значимости момента.

Феррику захотелось полюбоваться впечатляющим зрелищем с камероплана. Вряд ли можно было найти лучший ракурс для наслаждения произведением искусства, которое он сотворил силой собственного гения. Кроме того, эпизод с верховным главнокомандующим, созерцающим дело рук своих с самолета, будет увековечен в народных легендах. В этом Феррик не сомневался. С собой в камероплан он взял Богеля.

Камероплан шел по спирали вверх, обвиваясь вокруг огненного столба. То и дело камероплан проваливался в воздушные ямы. Богель сидел с позеленевшим лицом. Феррик же не чувствовал ни малейшего дискомфорта. Наконец, набрав высоту десять тысяч футов, самолет начал широкими кругами ходить над огненной булавой, а телекамеры — ловить наиболее эффектные ракурсы и планы.