Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Страница 47

Только две вещи радовали: размеры «Хюгеля» и растительность. Убежденность Альфреда в токсичности запахов его собственного тела усиливалась с годами, а теперь он еще и уверился в том, что его легкие могут за час поглотить целую комнату кислорода и он начнет тихо задыхаться. И вот, при наличии трехсот комнат, когда его охранники и слуги укладывались на ночь и освобождали обширные коридоры, он мог бродить повсюду, немножко поспать в одной из комнат, а потом, с подозрением понюхав воздух на предмет наличия в нем углекислого газа, переходить дальше. Он был живым призраком, поселившимся в собственном замке; в темноте беспокойно маячила по залам тень на тонких ногах – похожее на паука измученное привидение.

Иногда он останавливался у окна и с удовольствием смотрел на деревья. Особенно хороша была роща секвойи, но самое большое впечатление производило единственное красное дерево у похожего на пещеру главного входа. Оно и тогда было огромно, а через три поколения после его пересадки достигло невероятных размеров. В Рурской области находятся люди, которые утверждают, что его кроваво-красная крона с каждым десятилетием становится все краснее, хотя это, скорее всего, просто плод воображения.

1 сентября 1877 года, в годовщину Седана, кайзер Вильгельм I прибыл со своим четвертым визитом на фабрику и впервые остановился в «Хюгеле». Его сопровождала толпа генералов и князей в сверкающих одеждах, а в печати широко распространились сообщения о том, что «Всевышний» проверяет использование того вклада, который он внес в завод. Понятно, что это раздражало Альфреда, который хотел, но не получил монаршего участия, а через своего министра финансов был вынужден неоднократно давать опровержения. Единственным мотивом кайзера была всепоглощающая страсть к военным игрушкам. Его впечатление от нового замка до нас не дошло, но он был доволен подарком Круппа – двумя отлично отполированными орудиями, предназначенными для его яхты «Гогенцоллерн». В свою очередь он подарил Альфреду свой портрет в натуральную величину в знак «вечной благодарности» за вклад «пушечного короля» в победу Пруссии семь лет назад.

Несмотря на то что Альфред не любил живописи, «Хюгель» все больше загромождалась картинами. (Так это остается и поныне. Среди других на стенах главного холла висят портреты Вильгельма I. Фридриха III и Вильгельма II в полных униформах вместе с их увешанными драгоценностями императрицами. Снят только портрет Гитлера, который занимал почетное место с 1933-го по 1945 год.) Иностранных монархов не интересовали его финансовые проблемы: дальность стрельбы и начальная скорость снарядов – вот что было важно, и после падения Франции практически каждый глава государства, имеющий военные устремления, обменялся с Круппом подарками, приказал отлить в его честь медаль. Единственными заметными исключениями были королева Англии Виктория и герцог Франции Макмакон, которые пестовали свою собственную военную промышленность, а также президенты Соединенных Штатов. Альфреду следовало найти какой-нибудь способ воздать должное США, поскольку благодаря американским заказам он быстро погашал свой огромный долг. Он не встречался с Томасом Проссером с 1851 года, но контракт, который они подписали в Лондоне, действовал, и переписка относительно поставок между Нью-Йорком и Эссеном нарастала с каждым месяцем. В результате первой рекламы с его именем – «Джентльмены предпочитают сталь Круппа для всех видов дорожных инструментов» – стал процветать трансатлантический бизнес. Теперь же давали рекламу клиенты Проссера; железнодорожная компания «Кэнэдиан Пасифик рейлуэй» объявила своим пассажирам, что в целях их безопасности «используются исключительно тигельные стальные колеса Круппа». Железнодорожные компании «Нью-Хейвен», «Чикаго», «Берлингтон энд Куинси», «Филадельфия энд Рединг» и ряд других также оснащали свои вагоны бесшовными стальными колесами Альфреда. Почти все железные дороги использовали рельсы Круппа. Когда-то молодой американский железнодорожный магнат по имени Гарриман разместил единственный заказ на 25 тысяч тонн рельсов от имени «Сазерн Пасифик» – на их годовую поставку. В 1874 году, пока Альфред проходил через свое тяжкое испытание с прусскими банкирами, Эссен осуществил поставку 175 тысяч тонн рельсов из Гамбурга в порты восточного побережья Америки. Записи Проссера в Нью-Джерси показывают, что телеграммы с заказами на рельсы и колеса отправлялись в Рур почти ежедневно. Их ежегодный объем достигал нескольких миллионов долларов; крупповская сталь крест-накрест пересекала всю нацию.

Участвовали и Шнайдер с Армстронгом, хотя и в гораздо меньшей степени; англичане получали полмиллиона долларов в год от американских железных дорог. В то время казалось, что этот поток мирной стали был чистым благословением. На самом же деле его последствия обернулись зловещей стороной. Американская стальная промышленность все еще была гигантом птенцом. Но по мере приближения к своему пику 1880-х годов – а темпы роста уже были фантастическими – она превращала европейского собрата в карлика. Скоро американский рынок будет закрыт для производителей стали Старого Света. Чтобы оставаться прибыльными, они вынуждены все глубже погружаться в производство оружия. Поскольку они были конкурентоспособны и пользовались поддержкой своих правительств, последствием стала беспощадная гонка вооружений. Конечно, эта гонка разжигалась и другими пожарами: шовинизмом, шатким балансом сил, авантюризмом первого внука кайзера, балканским национализмом, стремлением Франции к реваншу. Все это требовало оружия – и Рур, Мидлендс и Крезо давали его.

Торговцы смертью не способны читать будущее. В письме своим крупповцам Альфред писал: «В условиях мира мы продвигаемся к периоду процветания, и я полон огромных надежд на будущее. Но какой толк во всех наших контрактах, если работа и перевозки будут задушены войной! Даже наша фабрика может быть уничтожена; во всех случаях будет необходимо готовиться к увольнениям и даже к полному прекращению всей работы. И тогда на место заработков придут несчастья, ломбарды и ростовщики, потому что мои собственные активы и социальные фонды будут быстро исчерпаны. Я молюсь за то, чтобы не дожить до такой трагедии».

Отсюда у Альфреда, возможно, пошло суровое оправдание всех видов гонки вооружений – что не может быть мира без острых копий, – хотя историки обычно приводят вместо этих слов парафразу Бисмарка. В своей известной речи 6 февраля 1888 года, спустя семь месяцев после смерти Круппа, железный канцлер заявил в рейхстаге, что наращивание вооружений является лучшей гарантией мира: «Звучит парадоксально, но это факт. При наличии мощной машины, которой станет германская армия, не будет никаких попыток агрессии». К тому времени это звучало настолько убедительно, что получило единодушную поддержку.

Таким образом, произнося проповеди против войны, Альфред готовил к ней свои топки. Случаем для такого заявления были всеобщие выборы, на которых он призывал своих людей отдать голоса «патриотически настроенным членам рейхстага, чтобы военные оценки, которые только и могли обеспечить мир, превратились в закон. Лишь тогда рейх будет защищен». Он действительно считал, что единственным способом избежать всеобщей европейской войны было создание непобедимой тевтонской мощи. И хотя он, по-видимому, не осознавал по-настоящему той роли, которую американские доллары сыграли в спасении его от совершения глупостей во время паники 1873 года, он, безусловно, ценил свою мирную продукцию. По его указанию торговой маркой концерна стали три взаимно переплетающихся кольца. В XX веке тысячи европейцев решили, что кольца символизировали дула трех пушек, но 7 июня 1875 года, когда Лонгсдон впервые зарегистрировал эту торговую марку в английском журнале «Трейд Маркс мэгэзин», никто не был сбит с толку. Хотя пушки Круппа занимали все более видное место в его экспозициях на больших международных выставках тех лет в Сиднее, Мельбурне, Амстердаме, Берлине и Дюссельдорфе, фирма продолжала славиться своей железнодорожной продукцией.