Сталь - Страница 22

– Надеюсь, что ничего страшного, – явно не собираясь отдавать мне паспорта, накрепко зажатые в сильно загоревших руках, мужчина пристально смотрел на меня. – У вас кровь на бампере и серьёзная вмятина.

Что?! Что он сказал?! Кровь на бампере и серьёзная вмятина?!

С этой стороны я не ожидала прилёта неприятностей… Я даже не догадывалась о состоянии нашего бампера, даже не задумывалась… Хотя было бы логичным об этом подумать, но только будь я в стандартной ситуации, а я в таковой не была! Я спасалась от… Сама не знаю от чего я спасалась, но спасалась определённо точно!

– Ах это… – я неестественно широко заулыбалась. – Мы сбили собаку, – я резко перестала улыбаться, решив, что при таких словах улыбка неуместна. – Бедняга, она, видимо, была бездомной… – встретившись с собеседником взглядом, я запнулась. Неужели он знает?! Неужели знает?! – Неприятная ситуация, – через силу заставила себя выдавить заключительные слова я.

– Животные на дорогах – это всегда неприятно, – не переставал усердно хмуриться мужчина. – Однако у меня для вас есть ещё более неприятные новости. К сожалению, Вы не можете покинуть территорию Норвегии.

– Как же не можем? – на сей раз сдвинула брови я, наблюдая за тем, как с соседней полосы, с той, на которой ещё минуту назад стояли мы, стартует через поднятый шлагбаум красный минивэн, битком набитый подростками. – Граница ведь ещё не закрыта, верно? Людей пропускают, – я взмахнула рукой в сторону уезжающего минивэна.

– Во-первых, мы Вас отсюда в принципе не отпустим, пока Вы не купите в маркете кресло для перевозки ребёнка, – мужчина кивнул в сторону автомобильного мини-маркета, больше подходящего на нефункционирующую лавку. – А во-вторых, границу Вы всё равно не пересечёте.

– Почему же не…

– Потому что у Вашей племянницы нет паспорта. Новый закон: без паспорта за границу Норвегии не пропускаем. И без разрешения официальных опекунов детей Вы тоже не сможете провезти их на территорию другого государства.

– И что же это за закон такой? – протянув руку через открытое окно, я жестом попросила вернуть мне паспорта. – И когда его утвердили?

– Этим утром, – жёстко отчеканил мужчина. – Возьмите свои паспорта, отъедьте в сторону, чтобы не мешать проезжающим, купите детское кресло и поезжайте назад. Хорошего Вам пути, – мимолётно коснувшись козырька своей кепки, отчеканил военный, явно растеряв по отношению к нам всяческий интерес и дружелюбие.

– Послушайте, мне необходимо попасть в Швецию, – не желала сдаваться я. – У меня там старики и…

– Девушка, я наблюдаю за тем, как Вы сейчас же подъезжаете к маркету и через минуту выходите из него с детским креслом – Вам понятно? Скажите спасибо, что я не оштрафовал Вас за грубое нарушение общих правил безопасности перевозки несовершеннолетних.

Я заткнулась. Внезапно вспомнив о том, что помимо детей и русского чемодана неизвестного происхождения я ещё и домашнее животное пытаюсь перевести через границу в корзинке из-под кексов, без всякой специально предусмотренной и оборудованной для подобных целей переноски.

Поспешно закрыв своё окно, вдруг испугавшись того, что всё это время молчавший котёнок даст о себе знать достаточно громко и отчётливо, чтобы слить ситуацию на самое дно, я вцепилась в руль руками. Вот же она, граница: один шлагбаум, прямо перед моим помятым и испачканным человеческой – или уже не человеческой? – кровью бампером. Потом ещё один шлагбаум: шведский. И всё, я почти достигла своей цели.

Военный нетерпеливо замахал руками, требуя от меня освободить полосу. Тяжело выдохнув, я без энтузиазма начала сдавать назад.

Неужели это и вправду тупик? И что же дальше… В объезд? Не получится, ведь если не пропустили на этой погранзаставе, значит и на другой у меня потребуют паспорт Клэр, и разрешение от её официальных опекунов, и от опекунов Тристана, и Спиро, и заметят помятый, перепачканный бампер… Ладно, куплю это грёбанное детское кресло, а там что-нибудь придумаю…

Прежде чем я успела выстроить план своих дальнейших действий, впереди, у шведского шлагбаума, что-то произошло. Хлопок, но не взрыв, а что-то другое. Я резко затормозила. Все взгляды военных и людей, ожидающих своей очереди, направились вперёд, в сторону шведской границы.

Прямиком с соседнего государства, в сторону норвежской границы, прямо по дороге бежала толпа людей. Именно так я сначала всё восприняла.

– Эй, вы! – военный оглушительно постучал ладонью по капоту нашего автомобиля. – Я сказал: освобождайте полосу!

– Это ведь не люди, – прищурившись и наблюдая за приближающейся к норвежской границе толпой, полушёпотом произнесла я.

У каждого человека в стремительно несущейся в нашу сторону толпе голова была запрокинута, у каждого руки болтались словно тяжёлые плети, каждый из них был словно током ударенный – их волосы стояли дыбом и неестественно торчали в разные стороны.

Военный начал дёргать ручку моей дверцы, надеясь открыть её, но я всю дорогу от Грюннстайна, вернее от обломков русского самолёта, была заблокирована. Позже я буду сомневаться в том, что он хотел нас прогнать, возможно, он хотел сесть в нашу машину… Но зачем тогда он дёргал ручку моей дверцы, а не задней? Хотел выгнать меня из-за руля?.. Я этого никогда не узнаю.

Боковым зрением увидев военных, выбегающих из пограничного здания с оружием наперевес, я поняла, что если я не прорвусь сейчас, тогда, возможно, не прорвусь уже никогда.

Я не поступила в университет. Не потому, что не могла, а потому, что это не было тем, чего я действительно хотела от своей жизни. Моя мать очень сильно расстроилась из-за моего решения, как раз потому, что я могла позволить себе беспрепятственное поступление в любое высшее учебное заведение, настолько мои показатели в выпускном классе были высоки, но я этого не желала. Я даже видела, как в те дни она украдкой плакала из-за моей “необъяснимой глупости при столь высоком IQ-показателе”, как она тогда выражалась. И всё равно, как бы сильно она не расстраивалась, при мне она не позволяла себе слёз, за что в те времена она повысила мой коэффициент уважения к ней. Она могла бесконечно совершать попытки поговорить со мной о моём будущем, могла просить меня купить ей очередную порцию вновь быстро закончившегося успокоительного, могла укоризненно смотреть на меня, но никогда не замыкалась и не плакала из-за моего категоричного решения. Она всегда была открыта и всегда была стойкой, что бы кто из её детей не выкинул: переедь Рэймонд в Норвегию или откажись я от университетского будущего – она никогда не отстранялась от нас, даже когда мы совершенно не задумываясь принимали решения, влияющие на её собственную жизнь. Мы спешили жить собственными жизнями, по-своему, и совершенно не задумывались, каково нашим родителям не просто расставаться со своими неожиданно повзрослевшими детьми, но учиться жить по-новому, фактически без ценной, составляющей части созданной ими семьи.

Отец меня поддержал. Сначала он, конечно, был на стороне матери, где-то примерно неделю говорил мне о том, что я должна хорошенько пораскинуть своим способным мозгом, потом он занял нейтральную позицию, а уже в конце последнего семестра моего обучения в старшей школе он вдруг принял мою сторону. Мы с ним тогда находились в гараже, ковырялись в моторе его старого грузового фургона Scania-Vabis, от которого он в те времена никак не хотел избавляться, несмотря на его очевидную кончину.

– Ты действительно этого хочешь, Теона? – забирая из моих рук гаечный ключ на десять, заглянул мне в глаза он. – Ты уверена в том, что при своих способностях ты не хочешь поступать в университет?

– Я уверена в том, что хочу путешествовать. Я хочу просыпаться под звёздным небом, а не в университетском кампусе. Я ведь могу заниматься туризмом и без высшего образования, ты ведь сам это прекрасно знаешь. Так что да, папа, я действительно этого хочу.

Вскоре мой выбор приняла и мама, но только после того, как поняла, что я уже наверняка не отступлюсь от своего решения и что отец уверенно поддерживает мою позицию. Семь лет назад, в первый день июля, отец отдал мне в руки карточку с паролем от счёта, на котором лежала крупная сумма – все те деньги, которые родители долгие годы откладывали на свою мечту выучить меня в университете. А уже на следующий день отец договорился со своим кузеном, управляющим национальным парком Абиску, чтобы меня приняли в штат работников, естественно на испытательный срок. Мой новый дом ждал меня на другом конце страны, в более чем сутках езды от Хеслехольма. Даже не хочу думать о том, что в первые дни расставания со мной чувствовала мама. В любом случае, рядом с ней всегда был отец, так что они справились.