Среди красных вождей том 2 - Страница 7

— Значит, я могу обращаться к вам в банк "Шелль и Ко.".

— Извольте видеть… лучше прямоко мне… так мы всегда с Исидором Эммануиловичем делали… они позвонят мне… и через пять минут все готово.. и на луч­ших условиях…

Впоследствии, когда я, нуждаясь в услугах банка, note 32познакомился с банком Шелль, я узнал, что Сакович выдавал себя ложно за директора этого большого и солидного банка, (Много позже, когда я был уже в Лондоне,

Н. П. Шелль обратился ко мне с письмом, в котором, сооб­щая что вынужден преследовать Саковича судом за присвоение себе звания доверенного и директора его банка, просил меня дать письменные показания о нем, что я немедлен­но и исполнил. — Автор.) что на самом деле он был лишь обыкновенным посредником, достававшим и предоставлявшим иногда этому банку клиентов, получая за это опре­деленную комиссию… Конечно, нам, представлявшим собою крупного и желательного для всякого банка клиента, не было ни малейшей нужды в таких посредниках, наличность которых лишь удорожала операции… Зачем же Гуковский пользовался услугами Саковича? Ответ простой: он и Эрлангер получали от него в свою пользу тоже часть его комиссии…

В тот же день Гуковский представил мне и Линдмана. Я позволю себе в дополнение к тому, что я выше о нем говорил, заметить, что он также, как и Сако­вич, произвел на меня впечатление (а по ознакомлению с делами, я увидел, что был прав) просто прожженного малого, готового на что угодно и "на все остальное"..

Приходили ко мне и еще некоторые поставщики, и все почти в унисон просили "не обходить", быть милостивым" к ним ивсе без исключения уверяли меня в своей готовностибыть полезным в любом отношении"…

Приходил еще Гуковский, надоедал своими "советами", несколько раз грозил мне ранами и скорпионами своих доносов… Настаивал еще на том, чтобы я оставил у себя на службе Эрлангера, чтобы я note 33приблизил к себе Биллинга… Я, отшучиваясь и смеясь над его наивностью, отказывался.

— Не смейтесь, Георгий Александрович, — сказал он, наконец, — не смейтесь… Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела, хе-хе-хе!… А кошечка — это я, хе-хе-хе!…

— Послушайте, Исидор Эммануилович, — ответил я серьезно, — неужели вам не надоело наседать на меня со всеми этими вопросами? Неужели вы не видите, что ваши угрозы на меня не действуют, что я не боюсь вас…

— Не боитесь? — прищурив свои гнойные глазки, спросил он. — Ой, боитесь… хе-хе-хе!.. И вы увидите, что я вас и погублю… хе-хе-!.. А что касается Эрлангера, я больше не настаиваю. Я его спас от ВЧК и у него заграничный паспорт готов… да, готов… я не бо­юсь и говорю вам: я сам устроил ему это дело и он вольная птица. Послезавтра пароход "Калевипоэг" уходит в Стокгольм, и он с ним уедет…

И действительно, в указанный день вся эта поч­тенная компания,

т. е., Эрлангер с женой и Биллинг уехали на пароходе "Калевипоэг" в Стокгольм, освободив ту квартиру, которую снимал и меблировал для них на казенный счет Гуковский…

Худо ли, хорошо ли, но этот гнилой зуб был вырван… И в тот же вечер Гуковский напился до положения риз. Вернувшись домой лишь около пяти часов ут­ра и пьяно и гадко ругая меня за глаза, он кричал курьерам свирепые угрозы по моему адресу: — Это я с горя, — кричал он, — но Соломон меня попомнит! (непечатная ругань)…

Так почтил Гуковский день отъезда Эрлангера, ко­торый, по слухам, "заработал" в Ревеле около двух note 34миллионов шведских крон и занялся не то в Швеции, не то в Германии коммерцией… Гуковский раздобыл ему за бешенные деньги очень хороший фальшивый паспорт, и он живет под вымышленным именем…

Так прошли первые дни моего пребывания в Ревеле. Я сразу же получил огненное крещение. Конечно, я ожидал от Ревеля всего худшего, но то, что встретило меня там и то, что мне пришлось пережить там в дальнейшем, превзошло все мои ожидания. Порою мне ста­новилось страшно, хватит ли у меня сил вынести эту борьбу. Но отступать я не хотел, это было не в моих принципах. И меня поддерживало сознание, что я, может быть вношу хоть крупицу в дело спасения России от полного развала…

Прошло несколько дней, и в Ревель, проездом в Москву, прибыл В. Л. Копп. Я уже говорил о нем, описывая начало его карьеры в Берлине, где я, по воле рока, так сказать, принял его от "советской купе­ли"… По изгнании советского посольства из Германии он, в качестве вчерашнего ярого меньшевика, был принят в Москве очень холодно. Правда, он поторопился заделаться "твердокаменным" большевиком, но доверия к нему не было и, насколько я знаю по рассказам других, особенно недружелюбно к нему относился Чичерин, тоже бывший меньшевик… Поняв, что тут взят­ки гладки, Копп обратился к Красину. Как я упоминал, покойный Красин был очень добрый и доверчивый человек, отогревший на своей груди не одного темного героя. Так, между прочим, еще в note 35дореволюционное время, будучи директором "Сименс и Шуккерт", он отогрел Воровского, Литвинова и многих других, поспешивших при советском режиме "отблагодарить" его и ставших его неукротимыми врагами, как, например, Литвинов, вечно тайно и явно копавший ему яму…

Красин относился очень терпимо к людям и их взглядам и, в частности, был чужд того беспардонного озлобления, с которым большевики относились к меньшевикам. В тяжелые времена подпольной работы революционеров он как и я, вел борьбу с меньшевицким крылом социал-демократической партии, но эта борьба никогда не переходила у него в личную. Поэтому например, выступая на всех партийных съездах против покойного Г. В. Плеханова, он сохранял с ним самые хорошие личные отношения до самой смерти последнего… Копп хорошо знал, с кем имел дело, и без труда сумел войти в доверие к Красину, принявшему его на службу в Комиссариат торговли и промышлен­ности на скромную должность заведующего одним из незначительных отделов. Копп понимал, что на этой должности он карьеры не сделает, он понимал, что для того, чтобы выдвинуться и заставить "сферы" забыть о своем былом меньшевизме, надо сделать что-нибудь выходящее более или менее из ряда обыденного.

Зная хорошо немецкий язык и Германию, он предложил Красину перебраться тайно в Германию и, поль­зуясь там личными знакомствами исподволь завести торговые сношения с Германией. Красин одобрил эту авантюрную идею. Но для осуществления ее требовалось согласие других и, между прочим, самого Ленина, ко­торый встретил этот проект крайне отрицательно, подозревая в нем какие то тайные меньшевицкие махинации. С большим трудом удалось Красину разубедить note 36Ленина и получить его согласие… В конце концов Кра­син наладил это дело так, что Копп был присоединен к одной из партий немецких военнопленных, возвращающихся на родину, в качестве германского сол­дата (конечно, переодетый в германскую форму), что было нетрудно устроить, так как Копп в совершенстве владел немецким языком. В Москве в то вре­мя находилось отделение германского "Совета солдат и рабочих", которое по рекомендации Красина выдало Коппу соответствующее удостоверение, и Копп двинулся в путь. Советское правительство с своей стороны снаб­дило его средствами, состоявшими из значительного количества реквизированных бриллиантов, которые Копп скрыл на себе и которые он взялся продавать, чтобы иметь средства для своих операций. Когда я возвращался из Германии в Россию, я узнал от комиссара Аскольдова, что дорогой, ночуя в Ново-Александровске, я раз­минулся с той партией германских военнопленных, с которой шел Копп.

Когда я был в Москве, от Коппа получалисьизредка письма, но никаких серьезных дел у него не налаживалось. Тем не менее, он стал на виду. А после того, как во всей Европе начался поворот в сто­рону установления мирных отношений с советами, Копп, хотя и не был аккредитован в Германии советским правительством, стал по существу торгпредом, развивая значительные операции, о которых ниже.