Среди красных вождей том 2 - Страница 3

— Так что же… хе-хе-хе… по вашему, я тоже «уго­ловный преступник»… как и мои… хе-хе-хе… «уголов­ные друзья»?

— Я все сказал, и больше мне нечего прибавить, можете делать, какие угодно выводы, — ответил я вста­вая.

— А, вот что, — просипел он, глядя на меня озлобленным, точно злая крыса, взглядом своих гнойных глаз. — Так, значит, вы объявляете мне войну?! Что же, будем воевать… Только, смотрите, не было бы хуже для вас, — многозначительно постучал он пальцем по столу. — Я настою, и вас отзовут, и не только отзовут, а еще и познакомят с тем учреждением, где мой друг Аванесов членом коллегии… с ВЧК… И note 12вас не спасут ни ваш друг Красин, ни ваш друг Меньжинский, этот чекистский Дон-Кихот, от подвалов ВЧК и от того, чтобы Вы под гул грузовика пе­реселились в лучший мир… Ха-ха-ха! —зло и нагло расхохотался он.

Я направилсяк двери, не прощаясь.

— Подождите!.. Куда же вы? — вдруг испугался он. — Ведь нам надо еще договориться… мы еще не кончили…

— Чего же еще договариваться? — спросил я.

— Все уже переговорено… все выяснено… Я сегодня же выезжаю обратно в Москву, — заявил я.

— В Москву?! — скоре удивился,чем испугался он. — Зачем?

— Об этом я скажу в Москве…

Вдруг он сразу переменил тон. Стал противно любезен:

— Постойте, Георгий Александрович… Ведь мы же с вами старые товарищи… нельзя же нам так… здо­рово живешь… Какое впечатление на всех окружающих… Это не годится, — говорил он, явно неподготовленный к такому выходу. — Ведь мы же можем договориться… Хотя мне и пишут, что вы человек очень решительный, но нельзя же так…

Я молча стоял со шляпой в рук. Он продолжал:

— Ну, я согласен… Вы хотите ревизии? Пусть бу­дет ревизия! Ловите старика Гуковского… хе-хе-хе… это­го мошенника, развратника!… Я все знаю, что обо мне говорят…

В конце концов в это наше первое свидание мы договорились с ним, что на другой день Никитин начнет ревизию, проверит все книги, наличность, суммы в note 13банках и пр. Само собою, я ни в какой торг с ним о моих обязанностях не вступал и сказал, что буду держаться того назначения, которое мне дало Политбюро, и действовать на основании имеющейся у меня государ­ственной доверенности.

— Ну, а вот еще вопрос, — сказал Гуковский. — Как будет с моими сотрудниками? Оставите вы их на их местах?

— Я их не знаю, ваших сотрудников, — ответил я. — Я пригляжусь к ним и тогда решу этот во­прос.

— Ну, хорошо, а моего секретаря по коммерческой части, Эрлангера, вы оставите при себе?

— Эрлангера? — переспросиля. — Вы шутите? Конечно, нет. Он мне не нужен.

— Напрасно… хе-хе-хе… напрасно…

Далее мы сговорились с Гуковским по сложному вопросу о распределении и разделении наших функций. В мирном договоре с Эстонией пункт о взаимном обмене посланниками не был оговорен и об этом пред­стояло договориться особо. Сделано это было для того, чтобы не затягивать мирные переговоры и скоре начать торговые сношения. Это то и дало основание Чичерину для его второго письма, о котором я выше упоминал. Само собою, в интересах сохранения престижа моего прави­тельства, я не хотел, чтобы шли толки о моих недоразумениях с Гуковским и вообще давать пищу для продолжения скандала. А потому я охотно пошел навстречу распределению между нами обязанностей. Мы догово­рились, что он сохранит за собою все дипломатические права, я же веду только торговые дела. Поэтому он ( во избежание скандала) сохраняет за собой — но только чисто формально, обязуясьне пользоваться им — note 14право подписи для банков, передает мне все хранящиеся суммы в банках и сообщает им о том, что чеки и всякого рода корреспонденции буду подписывать я и пр.

Все было бы хорошо, если бы я имел дело с честным человеком, но, как увидит читатель из дальнейшего, Гуковский не стеснялся нарушать это соглашение…

В тот же день после обеда я вновь посетил Гуковского. По-видимому, утренняя беседа произвела на не­го некоторое впечатление и мы, относительно, спокойно говорили с ним о помещении для моего кабинета и для моих сотрудников.

Он усиленно навязывал мне оста­вить на занимаемых ими местах своих сотрудников. но я категорически отказывался от решительного ответа, говоря, что должен предварительно к ним приглядеться. По поводу моего кабинета он тоже сделал мне оригинальное предложение:

— Вот, что я вам хочу предложить, Георгий Александрович… отчего бы нам с вами не помещаться в одном и том же кабинете, здесь у меня?.. Вот здесь мой стол, а там ваш…

Я со смехом отклонил этот идиллический проект. Тогда он снова перешел к вопросу об Эрлангере и стал настойчиво советовать оставить его при мне.

— Ведь он очень дельный молодой человек, — говорил он, зная, конечно, что Эрлангер мнехорошоизвестен. — Ведь у меня вся коммерческая часть толь­ко на нем и стоит, только им и держится…

— Полноте, Исидор Эммануилович, — ответил я — вы же хорошо знаете, как я отношусь к нему… Не будем же ломать комедии и тратить время на бесполезные разговоры…

— Нет, это не бесполезный разговор, — упрямо note 15стоял он на своем. — Я потому настаиваю, чтоэтопрямо гениальный коммерсант, который был бы вам очень полезен… он знает мою систему работы…

— Да, вот потому то он мне и не нужен, — возразил я. — Ведь вы же знаете, что я, мягко выражаясь, не признаю вашей системы, и вовсе не хочу хранить традиций этой системы, мною осужденной…

— Напрасно… — твердил он свое, — напрасно… моя система есть единственно правильная…

И тут он, ища, по-видимому, во мне сочувствия, стал рассказывать, как на этого «преданного делу и советской власти» Эрлангера сыпались самые грязные до­носы и как ВЧК стала настойчиво требовать его откомандирования в Москву. И, вынув и показывая мне свою переписку об этом с Дзержинским, он тоном провинциального актера на роли «благородного отца», продолжал:

— Но я не таков, чтобы, здорово живешь, выдавать головой моих сотрудников, людей честных и дельных… Вот видите, что я отвечал?..

И он читал и читал свою переписку, которая мог­ла бы служить материалом для обвинительного акта..

— И я его не выдал, как видите, он осталсянасвоем месте, — закончил он. — И я еще раз советую вам сохранить его…

Как раз в эти минуту кто то постучал в дверь, и вслед за этим вошла молодая женщина, одетаявкричащий костюм, вся грубо раскрашенная.

— А вот как раз кстати и мадам Эрлангер, — сказал Гуковский, представляя ее мне. (По-видимому, визит этот был инсценирован). — А я только что настаивал, чтобы Георгий Александрович оставил при note 16себе вашего мужа, — обратился он к ней. — Но он не хочет..

— Какой вы злой! — сказала она тоном капризного ребенка, надув свои раскрашенные губы и метнув на меня профессиональный взгляд своими сильно подве­денными глазами.

— Ну, вот, поговорите сами, — заторопился Гуковский. — Может быть, вы.. хе-хе-хе… скоре его убедите… Я вас оставлю наедине… Может быть, даме он не сможет отказать, — и он встал и направился к двери.

— Нет, Исидор Эммануилович, это совершенно напрасно… это ни к чему не приведет, — оборвал я его решительно и сухо, как только мог.

— У меня столь­ко дела, что мне, при всем моем желании, некогда раз­говаривать с госпожой Эрлангер, да и совершенно бесполезно… мое решение неизменно…

Она встала и, не скрывая своего озлобления, сказала:

— Ну, я пойду гулять… До свидания, Исидор Эм­мануилович… До вечера? — полуспросила она его. И, совершенно игнорируя меня, с сердцем вышла..

Несмотря на все препятствия со стороны Гуковского и его сотрудников, о чем ниже, мне через некоторое время удалось придать «Петербургской Гостинице» внешне более приличный вид. О том, что такое представляла собою до меня эта гостиница в этом отношении, скажу со слов Ипполита Николаевича Маковецкого, о котором я упоминал при описании обеда в Нарве и которого я назначил Управделом. Это был очень прилич­ный человек, не Бог весть, какой далекий, но вполне честный и неутомимый работник, разделявший со мною все трудности приведения в порядок этих авгиевых конюшен.