Сребропряхи - Страница 12

Однако по-своему этот наглый музейный жучок, дьявольски неустрашимое создание, заслуживал уважения: бродит себе меж пришпиленных собратьев, взбирается вверх по булавке и кидается жрать. Среди людей, кажется, не бывает столь безбоязненных особей.

Вскоре от насекомых мысль Мати, вернее всего, перекинулась бы на энтропию: выбор между противным природе самопожертвованием и энтропией во имя некоего грядущего откровения — это ведь столь невероятное деяние, что термодинамические и энтропические основания для него могли бы стать темой для великолепного словонагромождения. Да, вероятнее всего, так бы и было, если бы Мати вдруг не заметил, что к его крепости подъезжает микроавтобус. Лик букашечьего бога нахмурился.

Рядом с шофером сидела Вероника.

Чего еще ей надо? Мати терпеть не мог, когда нарушали его утреннюю свободу, да и кому это может нравиться? Он быстро убрал свои коллекции и звукозаписывающие принадлежности на полку и задернул занавеску.

— Утро доброе, Мати! — прощебетала Вероника с улыбкой, такой ослепительной, что Мати тут же решил: добра не жди. — Как тебе здесь спится-то? Не мерзнешь? — И сама ответила: — Нет, я вижу, у тебя здесь полный комфорт. Может, еще одно одеяло нужно?

— Тут совсем неплохо, — пробормотал Мати. Куда же делись его риторические способности, элегантность и изящество тирад, радость их произнесения? Только что он был уверен и спокоен, как дремлющий на крыше кот: о потере равновесия и не думает. Открывает глаза, зевает во весь рот навстречу солнцу, сладостно потягивается. Ох уж эта кошачья грациозность! А сейчас, при появлении Вероники, кот превратился в пса: со скрежетом он скользит, съезжает на брюхе к желобу крыши, тупые когти царапают, не могут зацепиться за железо. Сейчас единственный выход — применить проверенную систему подлежащего и сказуемого, иначе разговор свернется, как оборванная струна рояля, превратится в спутанный моток, концов не найдешь.

— Ты, я вижу, в хорошей форме и в прекрасном настроении, — констатировала Вероника, заметив его затруднение, нет, вернее, пожалуй, догадавшись о причине трансформации самочувствия Мати. Ее взгляд обежал внутренность вагончика, задержался на полотенце, повешенном на спинку стула для просушки; Мати был доволен, что от полотенца пахло свежестью прозрачного холодного родника. И на столе не было хлебных крошек или колбасных шкурок, ничего, что могло бы свидетельствовать о тяготах и трениях холостяцкой жизни, о монотонной маете прозябания в одиночестве, что, несомненно, надеялась обнаружить Вероника. Это несколько приободрило Мати.

«Уважаемая аудитория, — мысленно произнес Мати в воображаемый микрофон. — Если какой-то человек вас раздражает, если вы хотели бы его спровадить, но не имеете возможности это сделать, я посоветовал бы вам следующий психологический трюк, который, весьма вероятно, окажет успокоительное действие. Пристально посмотрите на докучающего вам субъекта и постарайтесь припомнить зверя, птицу, пресмыкающееся, любое живое существо, хотя бы амебу, на которое он похож. При известном навыке это, как правило, удается. Затем спроецируйте объект исследования в естественную для него среду и с бесстрастным интересом естествоиспытателя понаблюдайте за его поведением. Вы заметите, что ваше раздражение пройдет. Н-да… Нет ли в этой прыткой и шельмоватой хлопотунье, скачущей по моему бастиону, чего-то сорочьего? Дорогие слушатели, я хотел бы обратить ваше внимание на броскую красоту этой птицы, полюбуйтесь контрастом между ее черным костюмом и жемчужно-белой блузкой. Восхитительно, не правда ли? И к тому же сорока смекалиста и кокетлива. При первой же возможности непременно понаблюдайте за этой хитроумной птицей, между прочим, большой охотницей посещать помойки и свалки, где подчас попадаются блестящие вещицы, которые она тащит в своз гнездо».

— Понаблюдайте, дорогие друзья, за сорокой! Чарующее зрелище!

Последние слова Мати произнес вслух. Вероника обернулась и пристально на него посмотрела, чуть склонив по-сорочьи голову.

— Ты что-то сказал?

— Наверное, подумал. Вслух. — Мати снова смутился.

— Знаешь, тебе придется поехать за медведем. Это я и пришла тебе сказать.

— Ладно. — Совсем неплохая новость. («Уважаемая аудитория, призываю вас впредь не быть столь предубежденными».) — Мадис тоже поедет?

— Нет. Только ты и Пекка.

Пекка, помощник Вероники, скелетоподобный парень, был безудержным поглотителем пива. Он мог выпить десять бутылок подряд. Как видно, у него крепкий мочевой пузырь, хотя сам он форменная соломинка. Так вот с кем придется мне пускаться в путь-дорогу. Значит, он, Мати, явный лапоть… (Ему вспомнилась известная сказка о лапте, пузыре и соломинке.)

— У Пекка есть права. Он поведет машину. И чем медведя кормить, тоже выяснит Пекка. Дрессировщика мы вызовем к съемкам… Так что для тебя это, скорее, увеселительная прогулка.

— Ну что ж.

— Ах да, чуть не забыла. Я вижу, ты тут роскошно устроился, не смог бы ты пожить здесь некоторое время? Распоряжение Мадиса — трудности с жильем.

«Ну, сегодня у нее и в самом деле только хорошие новости, — подумал Мати, — а я еще…»

— Вполне. Почему бы нет, — он обрадовался, но тут же сообразил, что эту радость не следует показывать. — А в чем дело? Литовцу, что ли, потребовалась квартира?

— Нет. Совсем не то.

— Ничего не поделаешь. Что нам остается. Нам … — Мати не прочь был немного притвориться. Покойные ночи, они тоже чего-то стоят.

Но это «нам» Вероника, как видно, пропустила мимо ушей. Она добавила:

— Первое время квартира будет за Марет.

— За Марет? — Мати ничего не понимал. Что же может быть лучше, если Марет получит квартиру! Хотя бы на время. Она же всегда будет открыта и для Мати… Но погоди-ка, почему костюмерше вдруг отдельная квартира? Что-то здесь не так…

— Марет необходимо помещение для репетиций… Картуль сказал, что Марет пробуют на роль невесты Румму Юри. Видишь, некоторым счастье прямо с неба валится.

— Роль для Марет?.. Да она… же… не… — начал заикаться Мати.

— Конечно, она «не». Но, возможно, из нее получится… Да и текста у невесты Румму Юри немного. Должна своими прелестями заманить старика в ловушку. Ну, что-то там между ними, кажется, происходит… Ты же сам вроде сценарий читал.

— Листал.

— Типаж у Марет будто бы очень подходящий. Да и чем она плоха — тихая, чуть теплая водичка, такая не брыкнет…

— Кого не брыкнет?

— Старика. Этого барона, разумеется. А ты что подумал?

Вероника громко расхохоталась и уставилась на Мати, голова набок, глаза блестят, опять уставилась, как сорока на вожделенную, манящую вещицу, в которой вдруг обнаружился новый блеск.

— Так что когда заберешь свои пожитки, оставь мне ключ — Мадису и Марет нужно помещение для работы… Ну, я пошла.

И она удалилась, что-то напевая.

«Да это же прекрасно, что Марет предлагают роль», — подумал Мати, вернее, попытался подумать. Он чувствовал, что в нем зарождается совсем особое, незнакомое доселе чувство. Что это? Мати сел. Неужели ревность? Он и представить себе не мог, что такое чувство вообще может возникнуть, обычно Мати не знал, как отделаться от женщин; что касается ревности, то он жил, словно в стерилизаторе, от подобных микробов полностью застрахованный… А, ерунда! Откуда такие дурацкие мысли! Именно этого, наверное, Вероника и добивалась, для того ока все так и преподнесла.

Мати представил себе скромное спокойное лицо, серьезные добрые глаза. Марет излучает тепло и верность. И ощущение домашности. Потому-то Мати и позволил ей проникнуть так глубоко в свое «я», глубже, чем кому-либо из прежних женщин. Как это Вероника сказала? «Тихая, чуть теплая водичка, такая не брыкнет…» Это было скверно сказано. Как она посмела это сказать!.. Э, да чего можно ждать от такой, как Вероника, она только и добивается, чтобы ты проявил слабость, а потом ею воспользуется. Ясное дело!

Да, но Вероника останется с носом. Получение роли только приблизит начало совместной жизни с Марет, с ней заключат договор, они смогут присмотреть мебель.