Спящий с Джейн Остин - Страница 29

Джин оказалась великолепной компанией — позвольте мне быть первым, кто это признал. Должен признаться, что под влиянием этого эффекта я даже написал письмо ее родителям, и мне кажется, что несколько добрых слов из уст подобного человека утешат их несравненно лучше, чем любые соболезнования, сказанные профессиональными доброхотами.

«Ваша милая дочь, — писал я, — которую я, к сожалению, знал очень недолго, показалась мне чудесным и обаятельным человеком. Она обладала редким умением мгновенно создавать непринужденную, раскованную обстановку. У нее был заразительный смех (думаю, вы и сами это знаете), и она часто ободряла друзей веселыми остротами и добрым словом. Думаю, вам будет отрадно узнать, что она умерла смеясь. В заключение осмелюсь сказать, что она умерла необычайно легко и не страдала ни на йоту дольше, чем это было необходимо. С наилучшими пожеланиями на все времена…» и т. д. и т. п.

Сейчас я, разумеется, уже не могу воспроизвести текст буквально, но вы поняли суть и смысл. Я утешал несчастных родителей. В конце концов, я не являюсь «неизлечимым чудовищем, без единой позитивной черты», как сказал некий толстый адвокат. Я могу быть мягок и сентиментален, как Озерный Поэт [86]— если захочу, конечно.

Само собой, все, что я сказал родителям, было полнейшей чушью. Когда я применил свой инструмент копуляции к ее слуховому отверстию, их очаровательная дочка выдала очередь грязных ругательств, которые, скорее всего, заставили бы залиться пунцом самую что ни на есть калахарскую женщину. Признаюсь, я и сам несколько покраснел. Теперь, когда эмоции утихли, я объективно могу сказать, что отнюдь не был очарован эпитетами вроде «долбаный хер» и «грязная гнида». В конце концов, человек может заплатить значительную сумму за подобное обращение, если он не является (думаю, теперь уже можно говорить прямо) безумным серийным убийцей, свободным от всех моральных долгов и обязательств.

Что же касается легкой и безболезненной смерти мисс Джин… ну…

Попробуйте сами — и тогда сможете судить объективно.

Квартира, куда меня привела мисс Джин, была обставлена с изысканным вкусом (полагаю, именно так должен изъясняться агент по недвижимости). Здесь имелось — как мы шутливо говорим в Данди — все, кроме волынки на ходу.

В спальне обнаружился даже предмет мебели, опознанный мною как priedieu — деревянная подставка для коленей, необходимая во время молитвы. «Загадочный предмет меблировки», — скажет невежда, обнаружив эту штуковину в недрах квартиры, предназначенной для любовных утех (воздержитесь, пожалуйста, от сексуально-остроумных комментариев!). Вещи, которые люди покупают на рынке Денс-роуд, никогда не перестают изумлять.

Как ни прискорбно, но с Джин Броди возникла все та же старая проблема. Подобно многим другим женщинам ее сорта, торгующим вразнос собственной плотью ради холодного, бездушного кошелька, мисс Джин была аu fait [87]со всеми этими стандартными штучками, которые происходят по умолчанию. Она могла лечь на спину и раздвинуть свои купленные ноги для целого полка. Она могла обволочь ваш детородный орган своими оплаченными красными губками быстрее, чем регбист способен двинуть вас по уху в толчее.

Но вот незадача: пожелайте побаловаться с ее ушами, и девушка станет неуклюжей и вялой. Очевидно, этикет ушного секса был для мисс Джин китайской грамотой — как и для многих иных из этого порочного женского общества. В наш просвещенный век людям стоило бы иметь побольше амбиций в плане развития своих профессиональных навыков. Я хочу сказать, некоторые считают себя счастливыми только потому, что вообще имеют работу, даже если это непыльный, легкий труд, заключающийся в добывании денег при помощи собственной промежности. Здесь я мог бы сказать: «Маленькая шутка, чтобы снять напряжение», но это не она. Напряжения не предвидится по меньшей мере несколько минут.

Однако же это было обременительно — тут не поспоришь. Нельзя упускать из виду и тот факт, что мне пришлось взять на себя руководящую роль — выдавать, так сказать, ценные указания. Сторонний наблюдатель, глядя на нас, решил бы, что это я на нее работаю, а не наоборот.

Для начала возникла проблема одежды. Вернее сказать, раздевания.

— Что именно мы будем делать? — спросила мисс Джин, едва мы пересекли порог ее спальни. — Мне раздеться или как? — Она была скованна и напряжена и совершенно не походила на ту Джин, которую я обрисовал ее родителям. Никаких тебе острот и веселых шуток. Ну да ладно, nil de mortuis [88], как сказали римляне, когда захватили Париж. Пусть родители лелеют свои иллюзии. Мы-то с вами знаем, как оно было на самом деле, — это все, что имеет значение. И не надо меня благодарить за проявленную доброту.

«Мне раздеться или как?» Что за вопрос такой? Джин оказалась всего-навсего очередной представительницей легиона пустоголовых девчушек. (Но это ненадолго, хо-хо.) Мы с вами, само собой, знаем ответ на ее вопрос, но я полагаю, что лучше обозначить его четко и доходчиво — для других глупеньких девочек, которые это читают.

Ответ на сей вопрос, девушки, вот какой: в любых обстоятельствах, лежащих в диапазоне от деторождения до хирургии, не говоря уж об ухаживании и сексе, мужчины всегда желают видеть вас голыми.

Боже-боже! Я ведь не полный кретин. Я любил интимные, обнаженные мгновенья, как всякий мужчина. И если случайно очередным мужчиной окажется ростовщик по имени Шейлок, я могу сказать только следующее: готов поспорить, что фунт плоти слетит с вас в один присест.

Я намекнул мисс Джин Броди, что действительно мог бы воспользоваться ее обнаженной плотью с преступными целями, если бы у меня возникли проблемы физического характера. Я заметил, что в некоторых случаях (хотя, спешу добавить, они довольно редки), таких, например, когда человек утомлен или ухо, являющееся объектом вожделения, не возбуждено должным образом, иногда возможно достичь необходимого эффекта посредством трения об обнаженное женское бедро — в традиционном ключе «собака и ножка рояля». Войдя в контакт с бедром, можно довольно быстро переключиться на ухо.

Вдобавок, это вопрос предпочтений. Назовите меня странным, если хотите, но часто ли подле вас оказывается скамеечка для молитв, причем именно в тот момент, когда вы собираетесь заняться любовью с женским ухом? Я бы ответил: «Крайне редко». А вы как полагаете? Меж тем человек должен извлекать максимум пользы из тех вещей, которые имеются у него под рукой. Если ваш самолет когда-либо совершал аварийную посадку в отдаленном районе Анд, вы знаете, о чем я говорю. В конце концов вы съедали своих товарищей по несчастью, верно? Так что не читайте мне моралей.

Я повторяю: сколько раз в жизни человек сталкивается с данной Господом возможностью воспользоваться скамеечкой для молитвы в сексуальных целях? Что-то порядка нисколько — вот какой ответ возник у вас в голове, да? Напрягитесь и попробуйте еще раз.

Я вовсе не собираюсь оправдываться и честно признаюсь, что не был до конца уверен в своей правоте. Однако же мое попранное католическое воспитание воскресило в сознании некую смутную мысль о том, что, если человек умирает с молитвой на устах, он — или она (никакой половой дискриминации, я вас умоляю; мы же британцы) — немедленно возносится на небеса. По крайней мере, это делает душа.

Так может быть, мне следует оказать мисс Джин такую любезность, когда я начну ее убивать? Извините, я сказал «оказать любезность»? Я всего лишь предлагал ей долбаную вечную жизнь, какие мелочи! В ином случае она умерла бы нераскаявшейся, а ведь все мы знаем, что это значит, — не так ли? Прямиком в ад без права пересмотра дела, плюс ни единого шанса на облегчение вечных мук. (Вечные муки — это когда души воют от боли, зная, что их конечной остановкой окажется рай. Вы можете подумать, что им следовало бы впасть в экстаз, вместо того чтобы устраивать такую бучу, но некоторым людям не угодишь.)