Спящий мореплаватель - Страница 74

Он кладет подзорную трубу на тумбочку и снова сосредотачивается на тишине с видом человека, слушающего привычный диалог, хотя в этот раз он не пытается разгадать ее. Кажется, что дом накреняется. Дом — это скрипучий корабль, входящий в порт после долгого и тяжелого плавания. Скрип не слишком страшен. Яфет знает, что скрип его шагов никого не разбудит. К тому же, даже когда обитатели дома не спят, или думают, что не спят, они все равно ничего не слышат. Он всегда ходит босиком, и он открыл очень ловкий способ ходить, почти не наступая, по дорожке, которая проходит над землей. Его сильные босые ноги не касаются расшатанных досок пола. Высокий, мускулистый, крепко сбитый, великолепно сложенный, и все это благодаря смеси американской и кубинской крови в его венах, Яфет может скользить по крыше так, что она под ним даже не дрогнет.

Потихоньку выходить на «Мейфлауэре» в открытое море — один из его любимых секретов. Тайная привычка, которой он предается каждую ночь, не вызывая ни малейших подозрений (так, по меньшей мере, думает Яфет), всегда в ожидании удачного момента.

Так вот, пройти по скрипучим доскам дома и оказаться на пляже несложно. Сложнее зажечь свет. Он не решается зажечь фонарь, но все же берет его, сам не зная зачем. И еще он берет маленький компас на шнурке, который обычно болтается у него на шее. Подзорную трубу Яфет оставляет. Он больше доверяет своим глазам.

Яфет выходит из комнаты, взглянув напоследок на москитную сетку, под которой Немой Болтун улыбается во сне и ворочается на влажных от пота простынях. Спускается по лестнице. Прикладывает ухо к двери Валерии, за которой царит сонное спокойствие. Окно в прихожей закрыто, как, впрочем, все окна. Андреа и Мамина уже наложили на них засовы, опасаясь циклона. Яфет снимает перекладину засова, открывает окно и снова выглядывает в ночь. Он легко спрыгивает на козырек крыши и старается закрыть окно снаружи, чтобы никто не догадался, что он вылез здесь. Он быстро спускается по крыше галереи. Сверху некрасивый вид предрассветного пляжа обретает своеобразную красоту, за которой скрывается неясная угроза. Яфет поднимает фонарь. Не важно, что фонарь не горит: он освещает дорогу, которую способен видеть только Яфет. Его взгляд проникает сквозь тени, которыми полнится пляж. Не оставляя фонаря, он доходит до угла навеса и с привычной ловкостью съезжает по одной из тонких колонн. Лишь на мгновение задерживается на крыше первого этажа. И вот уже спускается по следующей колонне на террасу, где чувствует себя более уверенно. Ему хорошо на большой и прохладной террасе, с огромными, сейчас заложенными засовами окнами во всю стену, деревянным полом, нарядной балюстрадой и двенадцатью лампами в покрытых ржавчиной железных каркасах, похожими на светильники элегантного салона потерпевшего крушение корабля. Кресла привязаны канатами. На десяти выцветших креслах сегодня не спят кошки Андреа. И куры Мамины, должно быть, заперты вместе с коровой в бывшей уборной для прислуги.

Яфет беззвучно спрыгивает на землю и сразу же сворачивает со спускающейся к морю тропинки, которая хорошо видна из дома.

Среди деревьев запах моря, смешанный с особенно резкими на рассвете запахами угля и сосен, делается явным и угрожающим. И здесь лучше, чем из дома, слышно, как бьются волны, вступившие уже в битву с берегом. За очередным поворотом вид на сосны и бухту уступает место черному песку и скалам. С тех пор как Яфет вышел из дома, он старался не смотреть на море, или, по меньшей мере, не смотреть на него прямо. Может, он боялся, что огни и их послания рассеются?

Но огни по-прежнему на месте, и это постоянство все так же вселяет в него надежду.

Яфет достигает берега, и начинает моросить мелкий дождь, что вполне естественно. Пока что морось не может даже намочить песок. Слева от него спящий дом начинает таять, окутанный красными тенями.

Он поднимает руки с незажженным фонарем. Как будто отсюда жители Ки-Уэст, Нового Орлеана, Пенсаколы, Сент-Питерсберга или Тампы могли бы различить его приветствие.

Он оставляет фонарь на берегу и все еще с поднятыми руками заходит в воду. Мало что может доставить ему такое же удовольствие. Войти в море, которое впитало в себя весь дневной зной. Ритмично и нежно вода поднимается по его ногам до колен, и от этого Яфету становится еще приятнее. Он медленно идет к причалу, ощущая, как снуют вокруг его ног крошечные перламутровые рыбки. «Мейфлауэр» привязан к причалу канатом, больше похожим на пучок водорослей и лиан. Его деревянный каркас изрядно потрепан, а весла короткие и неуклюжие.

Яфет отвязывает канат и легко впрыгивает в лодку. Ставит весла в уключины. Прикосновение к отполированным ручкам весел вызывает в нем большее, чем обычно, волнение.

Вонзив весла в воду, он чувствует, что лодка проворна и быстра. Он ощущает себя легким как никогда. «Мейфлауэр» — плохое судно и никогда не было хорошим. Особенно сейчас, когда он такой старый. Но Яфет знает, что дело не столько в судне, сколько в капитане. И он абсолютно уверен в том, что сегодня ночью он мог бы доплыть до края света, если бы захотел.

Юноша гребет так, что плохая лодка выглядит даже благородно. Ветер то тянет ее вниз, то поднимает на гребень волны.

Яфет не поворачивает головы, чтобы не видеть того, что он покидает. И потом, что он покидает? Дорога лежит перед ним, и пусть она не такая прямая, как земные дороги, это не мешает ей быть дорогой.

Вдалеке мерцают огни островов и сорока двух мостов, перекинутых между ними [158].

Яфет как будто начинает путь по длинному каналу, узкому и темному. Он даже не слышит всплеска весел, которые мягко входят в воду, потому что он движется вперед быстро, но не торопясь, и ему нравится, что лодка повинуется каждому его движению. Окруженный туманом и тишиной, «Мейфлауэр» скользит вперед, разрезая воздух. И тогда Яфет закрывает глаза, не переставая грести, и думает или говорит:

— Это плавание мне конечно же снится.

Но даже если предположить, что мы с ним согласны и тоже думаем, что его плавание — сон, кто решится сказать этому мореплавателю, бесстрашному или наивному, что лучше бы ему проснуться?

Барселона и Пальма-де-Мальорка, 2007

Я должен выразить благодарность следующим людям:

Беатрис де Моура и Антонио Лопесу Ламадриду за помощь в редактировании этой книги.

Элзе Надал, которая, помимо того что моя сестра, много лет прожила в Нью-Джерси и на Манхэттене.

Гильермине де Феррари, которая дала мне возможность вернуться на озера Мендота и Монона и прогуляться по Моррисон-парку.

Маргарите Саморе, которая показала мне местечко под названием Куба-Сити на полпути между Айовой и Миссисипи.

Хуану Сересо и Ане Эстеван за внимательное прочтение и ценные замечания.

Монике Сорин, она сама знает за что.