Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды] - Страница 27

Была и еще одна причина, побудившая великого Фернандо выйти из игры. В апреле пятьдесят седьмого у него убили единственного сына — двадцатитрехлетнего Марио. Примерно за какой-нибудь месяц до его гибели у отца с сыном состоялся такой разговор:

— Отец, а ты никогда не думал бросить это все и начать новую жизнь?

— Чтобы замаливать грехи перед Всевышним?

— Можно это и так назвать, но ты же знаешь, отец, я никогда не хотел стать священнослужителем, и тебе вовсе не советую уходить в монастырь. Просто мне кажется, что твои деньги могли бы послужить доброй цели.

— Ты знаешь добрую цель в этом мире?

— Мне кажется, что да, отец.

— И это не служение Богу?

— Нет. То есть, конечно, это служение Богу. Но не только. Это еще и служение людям. Людей можно спасти, так мне кажется. Надо только оградить их от зла. Надо остановить бандитизм и произвол властей во всем мире. Для этого нужно совсем немного. Собственно, всего две вещи: деньги и сила. У тебя, отец, есть и то, и другое. Просто нужно это делать одновременно во всем мире. Нужно навести порядок.

— Постой, постой, Марио. Мне кажется, порядок в этом мире один раз уже наводили. Капитально так, с размахом. Ты же помнишь, я лично знал дуче… Лучше бы я не знал его… Ты что же, хочешь, чтобы все мои деньги были потрачены на новый фашистский режим, только теперь уже во всем мире сразу?!

— Если хочешь, отец, можешь назвать это так, но пойми, международный фашизм — это уже не фашизм, международное гестапо — это уже не гестапо. Сегодня самое главное — объединиться. Хватит грызть друг другу глотки по национальному и религиозному признаку. Давайте наведем порядок и будем жить в мире и благоденствии. Это очень просто. Надо только, наводя порядок, никогда не yбивать людей. Надо это взять за правило. Для этого понадобятся деньги, очень большие деньги, гораздо большие, чем для того, чтобы людей убивать, но у тебя они есть. Ты должен успеть потратить их с умом. Бог-то простит тебе всю кровь, тобой пролитую, а вот люди… Подумай о людях, отец.

Фернандо призадумался. У него было достаточно информации и связей, достаточно денег и сил, исполнительных слуг и новейшего оружия, чтобы в одночасье уничтожить все крупнейшие мафиозные кланы Италии и даже Америки. Заманчивая цель. Но что дальше? Можно поменять на руководящих должностях всех коррумпированных чиновников. Где? В Италии? Безусловно. В Америке? Да. Во всей Европе? Пожалуй, и это возможно. Но как быть с Россией, с этим чертовым Советским Союзом и его безумным социалистическим лагерем, как справиться с этими МГБ и ГРУ? А Япония, Китай, весь Дальний Восток? А Иран и Ливия, весь Ближний Восток, будь он проклят! Сколько денег потребуется на наведение порядка там? И помогут ли там деньги, если одни орут: «Вперед, к победе коммунизма!», другие объявляют джихад, а третьи сидят и медитируют?

— Ты бредишь, Марио, — сказал наконец Фернандо, — международный фашизм, не признающий наций и религий, фашизм, запрещающий убивать людей, всемирное благоденствие, купленное, на деньги кровавого мафиози!.. Ты бредишь, Марио.

Так и закончился тот исторический разговор.

А потом Марио убили.

Это известно: слова погибших приобретают особый, смысл. Тем более любимых нами и ушедших безвременно.

Фернандо понял, что сын его был в чем-то прав: единственное, на что в этой жизни стоит тратить деньги (большие деньги, по большому счету), так это на спасение самой жизни, на спасение человечества, а путь к этому спасению один — борьба с такими, как он, Фернандо Базотти. Базотти против Базотти. Стопроцентная шизофрения. Кто-то помимо него должен был возглавить или хотя бы организовать эту борьбу.

И такой человек нашелся.

Дьордь Балаш, чудом сбежавший в Штаты в пятьдесят шестом из отутюженного советскими танками Будапешта. Юрист, публицист, поэт, правозащитник, сподвижник Имре Надя — Балаш был страшно знаменит у себя в стране, а после кровавого ноября — и во всем мире. В Америке, предоставившей ему политическое убежище, Балаш, уже тогда выдвинутый на соискание Нобелевской премии мира, неблагодарно заявил в одном из интервью: «Америка Эйзенхауэра и Маккарти ничем не лучше России Хрушева и Семичастного, потому что коммунизм — явление временное и годы его сочтены, а вот спецслужбы, по мнению многих, вечны, и в них главное зло. Спецслужбы — это узаконенный бандитизм, — вещал Балаш, — и потому нет принципиальной разницы между ЦРУ и МГБ. Да что там, я вообще не чувствую особых различий между сотрудниками Интеллидженс Сервис и, скажем, опричниками или янычарами».

Случайно прочитав это интервью, Фернандо пригласил Балаша к себе. Они нашли общий язык довольно быстро. Наконец Базотти спросил:

— Ты знаешь, как бороться со спецслужбами?

— Знаю. Для этого нужно создать еще одну спецслужбу. Но совершенно новую. Единственную в своем роде. Абсолютно секретную. С жесткой структурой и единым центром. С огромным опережением в технике и информационном обеспечении. С полномочиями больше, чем у любого президента, больше, чем у всех международных советов, организаций, сообществ, включая ООН. Примерно так.

— Спецслужба с полномочиями Господа Бога, — улыбнулся Базотти. И грустно добавил, пробормотав себе под нос: — Международное гестапо… А эта спецслужба сможет заодно покончить с мафией и коррупцией?

— Разумеется! — обрадовался Балаш хорошему вопроcy — Борьба с коррупцией, с организованной преступностью и контроль за спецслужбами — просто неразрывно связанные задачи. Все это мы будем осуществлять одновременно… Только, простите, для организации такой спецслужбы потребуются огромные деньги.

— Деньги у меня есть, — сказал Базотти уверенно.

— Вы, наверно, не понимаете, о каких деньгах идет речь, — усомнился Балаш.

— Хорошо, уточните порядок величины.

— Это будут ежегодные расходы, сопоставимые с бюджетом крупной европейской державы. Единовременные расходы окажутся еще больше. — Балаш задумался боясь ошибиться. — Раза в четыре.

— Для меня вполне доступно, — спокойно произнес Базотти. — Правда, из политических соображений имеет смысл подключить к нашей программе федеральные средства некоторых передовых стран, таких, как США, Великобритания, Франция. Но вообще, друг мой, вам надлежит беспокоиться не о деньгах, а о самой идее.