Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ) - Страница 93
— Война! Да будет война!!! За справедливость!
— Да будет война! Слава Императору! Пусть придет справедливая война!
Оттовио поднялся с трона, вздымая обе руки, не для того, чтобы прекратить аплодисменты, а словно отдавшись единой воле людей чести. Гетайры добавили грохота, лязгая сталью в зловещем ритме, и, наконец, музыканты решили, что их работа здесь лишней не покажется. Зов труб и грохот барабанов дополнил аплодисменты и крики, создав завершенную композицию верноподданического экстаза. Лица обоих Вартенслебенов стали еще холоднеее и неприятнее. Князь едва заметно покачал головой, Шотан поджал и так тонкие бледные губы, отдавшись собственным размышлениям, которые, надо полагать, не отличались светлой радостью.
— Издавна Господь наш в Шестидесяти Шести Атрибутах определил наилучший, самый верный порядок вещей! — звучно провозгласил Оттовио, для большей выразительности взявшись за кольцо на груди. — Он отмерил каждому долг и привилегии, определил всякому смертному его место. Одни молятся, другие трудятся, третьи воюют. Император же суть заступник и предстоятель за всех людей и все сословия пред Богом! Ныне устав забыт, грехи людские многочисленны, а преступления множатся, рождая смуту и раздоры! Ремесла в упадке, торговля хиреет, а люди чести умалены, терпя скорбь и лишения! Мужичье и городская чернь забыли свое место в едином движении! Их души растлевают пустыми обещаниями бесчестные владыки, пренебрегшие своим долгом! Но я положу этому конец! Каждый вновь обретет свое место в Богом установленном ходе вещей!
Толпа натурально бесновалась, раззявив рты, вращая глазами, рыча и воя, как стая голодных тварей. Большинство собравшихся отлично владело навыком чтения сказанного меж строк. И это большинство — неважно, с родословной до пят или без герба, но полными серебра сундуками — на лету поймало и расшифровало четкое, ясное обещание нового правителя.
Император желает вернуть статус «принцепса», первого среди равных, намерен забрать монополию, хотя бы внешнюю, на чеканку монеты и хлебное резервирование. Император не потерпит прямого вызова своим исключительным правам и ударит со всей силы по тому, кто позволил слишком многое. Но император понимает, что нет на свете абсолютной власти, он готов, как повелось исстари, удерживать весы в равновесии. Каждому свое, по рождению и привилегиям. А заплатят за все, как обычно, горожанин и мужик. Недаром же писано в «Трактате о скотской сущности земледельца»: Господь определил место низших в основании пирамиды, и по естественному правилу камни фундамента несут наибольший вес. Кто стремится облегчить бремя подлых людей, тот уподобляется архитектору, что своими руками вынимает кирпичи из основания дома, говоря «так будет прочнее!»
Оттовио вдохнул побольше воздуха и буквально взревел, как боевой рог, получивший обличье мужа:
— Во славу Пантократора необходимо, чтобы поднявший меч имел справедливое намерение! Лишенное страсти к нанесению ущерба, жажде мести, вожделению власти и прочей своекорысти! Деяния мои пусть утвердят добро и предотвратят сотворение зла! Старые, честные и справедливые порядки будут возвращены! И пусть сам Господь направляет мою руку!!!
Биэль Вартенслебен опустила взгляд и слегка прикрыла тонкой перчаткой лицо, чтобы никто не заметил гримасу разочарования. Апелляция к справедливости, праведности богоугодной войны была целиком придумана маркизой, будучи основанной на трудах подзабытого, но в то же время почитаемого аббревиатора. Оттовио использовал ее не к месту, да еще исказил оригинал. Пантократор, отец и спаситель, как все же трудно учить сумасбродных юнцов…
Кто первым ударил кулаком в грудь на манер гетайров, осталось незамеченным, однако яркий почин оказался подхвачен и скоро множество кулаков били до стали кирас, драгоценным тканям, золоту цепей достоинства в едином и устрашающем ритме. Казалось, дрожит сам камень из которого некогда сложили Галерею.
Дружный вопль десятков глоток, схожий больше с воем, ответил повелителю громовым эхом:
— За старый порядок!!! За Императора!!! ДА БУДЕТ ВОЙНА!!!
https://www.youtube.com/watch?v=6cHQkz5h8dg
* * *
Елена сидела на толстом войлоке смотрела в костер и думала, что, наверное, стоит все же попробовать объясниться с Раньяном. Да, гордость, да, всяческие комплексы, но все-таки она объективно была неправа. И, сложись все чуть менее удачно… Впрочем, заниматься в очередной раз самоедством она не хотела и сосредоточилась на самоподготовке к объяснению. Благо привал большой компании, тем более поздним вечером — хорошее место для того, чтобы отойти подальше и разрешить все проблемы. Или хотя бы попробовать.
Однако сделать это ей было не суждено.
Когда из-за туч показалась огромная луна, юный Артиго сказал одно лишь слово:
— Пойдем.
Мальчик достал из костра горящую ветку и направился в темный лес, держа ее словно факел. Старое смолистое дерево горело хорошо и жарко. Елена повиновалась без вопросов и промедления. Она не видела, как Раньян дернулся, было вслед, но стиснул зубы и сел обратно, на поваленный ствол, демонстративно отвернувшись, будто мечника волновала исключительно горячая плошка с бульоном. Гаваль тоже начал подниматься, и Бьярн положил ему руку на плечо. Не в первый раз уже старый верзила придерживал менестреля, однако впервые жест оказался таким… достойным. Без обычного для искупителя пренебрежения.
— Не торопись, — посоветовал Бьярн с вежливым спокойствием. — Это между ними. Больше ни для кого.
Гаваль моргнул целым глазом и последовал рекомендации. Голова болела, пустую глазницу, казалось, заполнили раскаленными углями, но молодой человек испытывал некий подъем, ощущение всеобщего принятия. Так, будто все предыдущие месяцы он шел в стороне от Армии, очень близко и все же наособицу. Теперь же стал равноправной частью компании. Пульрх молча протянул музыканту обжаренный на огне сухарь. Гамилла так же, не говоря ни слова, дала мятую оловянную кружку с пустой, без жира, но горячей похлебкой. Гаваль склонил голову, благодаря, и впервые за очень долгое время почувствовал себя… нет, не счастливым, скорее по-настоящему живым. Тем, кто имеет значение, вес и силу. Тем, кто не плывет бесполезной щепкой, увлекаемый течением великих событий, но участвует в них наравне с… товарищами? Не спутниками, защитниками, кормильцами, а друзьями. Побратимами, связанными общей жизнью, опасностью и пролитой кровью, своей и чужой.
Менестрель жевал горячий сухарь, запивал горячей же похлебкой, изрядно приправленной ароматными травами, и старался привыкнуть к новому амплуа. К осознанию себя человеком, который готов не просто играть роль за еду и защиту, но, в свою очередь прикрыть спину товарища с оружием в руках.
Шапюйи рассказывал какой-то городской анекдот, слушатели от всей души смеялись, хлопая себя по бедрам, с размаху кидая шапки оземь от полноты чувств.
Они отошли довольно далеко, так, что костры обновленной Армии мерцали огоньками, как большие звезды. Вокруг шумел под легким ветерком темный лес, изредка опускались, кружась, последние, слишком задержавшиеся на ветках листья. Елена и Артиго, не сговариваясь, соорудили свой небольшой костерок. Женщина отметила, с какой легкостью даются ей уже привычные действия аборигена. А ведь в прошлом она, скорее всего, не сумела бы зажечь ночной огонь даже спичками…
Лицо мальчика белело под лунным светом, как гипсовая маска, движения были чуть заторможенными, однако точны и уверенны. Казалось, что юный Готдуа избавился от одной роли, решительно отбросив как ненужный больше костюм, и надел иной, отдавшись ему полностью.
Все так же, не перекинувшись ни единым словом, мальчик и женщина погрели над костерком озябшие руки. Елена поняла, что Артиго вновь принял какое-то решение, и ждала, что будет дальше. Некоторое время мальчик глядел в огонь, отбрасывавший причудливые тени на лица двух людей. Елена в свою очередь смотрела на патрона и думала, как же изменился этот «барчук» за время их не столь уж долгого знакомства. Хотя, правильнее сказать, за время совместного путешествия. От насмерть перепуганного ребенка, вцепившегося в юбку матери, готовой отдать свою жизнь ради сына (и наследника благородной фамилии) до воина с арбалетом в руках. Маленького воина, конечно, и самострелом, а не арбалетом, как непременно указала бы строгая в определениях Гамилла, но все же.