Спорим, она будет моей - Страница 9

После урока преподаватель просит меня задержаться и говорит, что не будет подавать сведения об опоздании куратору, потому что я вроде как на хорошем счету, но это только один раз. В следующий раз наказания избежать не выйдет.

Выхожу из класса и наблюдаю забавную картинку. Парень, который еще час назад требовал от меня свидания, сейчас стоит ко мне спиной и прижимает к стене Соболеву, что-то нашептывая ей на ухо.

Что и требовалось доказать. Все они тут одинаковые.

Яна нигде не видно. Скорее всего уже уехал. Ему необходимо немного больше времени, чтобы спуститься. Даже гусеницы на коляске, это не ноги.

– Анастасия Сергеевна, – запыхавшись, без стука заскакиваю в кабинет куратора, – можно?

– Вошла уже, Василина. Говори, – кивает она.

– Анастасия Сергеевна, можно мне уехать домой? Очень-очень нужно. Я все нагоню, вы же знаете. У меня там мама…

– Хуже стало?

– Нет, просто… – не знаю, как объяснить. Это слишком долго и лично.

– Мы же говорили с тобой об этом. Если ты продолжаешь учиться у нас, то поблажек из-за диагноза мамы, кроме экстренных случаев, не будет. Детка, ты согласилась. А сейчас нас еще проверяют в связи с изменениями в лицее. Даже посещаемость на строгом контроле. Если не тянешь, давай мы переведем тебя в хорошую, но обычную школу. Там и требования другие.

– Нет, – кручу головой. – Мне очень нужно будет поступить по программе лицея.

– Знаю, – кивает Анастасия. – Поэтому прости, я не могу тебя отпустить без весомой причины.

– Я поняла. Извините, – вздохнув, выхожу из ее кабинета.

Ладно. Мамочку же сегодня у меня не заберут. Они просто не смогут, а я с Платоном поговорю и может быть у нас появится шанс побороться за то, что пытаются отобрать.

Расстроенная вхожу в кабинет истории. Влада уткнулась в свой реферат, ей сегодня его зачитывать. На моей половине стола лежит шоколадка… опять швейцарская. В этот раз на упаковке нарисован аппетитный фундук.

Беру ее в руки, чтобы вернуть Яну. Под ней записка. Разворачиваю свернутый вдвое листок и читаю вопрос, написанный красивым, каким-то совсем не мальчишеским почерком:

«А со мной пойдешь на свидание?»

Ян

Молча положила мне шоколадку на стол после урока и убежала. Были бы ноги, я бы догнал. Амелина и записку вернула. Я надеялся увидеть в ней ответ. Ничего… скомкал, кинул трехочковый в урну.

– Братишка, есть идешь? – напротив меня возникает Никита.

– Нет. Воздухом пойду подышу. Возьми мне яблоко или апельсин. Больше ничего не хочу.

– Ты мне так и не рассказал, как съездили в клинику вчера, – напоминает он.

– Потому что рассказывать нечего.

Снимаю коляску с тормоза, выезжаю в коридор. Никита задумчиво идет рядом. В душу не лезет, знает, что бесполезно. У меня в руках эта проклятая шоколадка и я начинаю заморачиваться еще сильнее. Именно на этой девчонке заморачиваться! Если по сторонам глянуть, я ищу ее. Вчера весь вечер о ней думал. Запала куда-то глубоко в меня. Не отпускает. Надо, чтобы отпустило.

Выезжаю на улицу, спускаюсь по крыльцу.

– Оставь меня одного, – прошу помощника. – А то тебя уволят.

Я здесь и сам справлюсь. Смотрю, куда развернуты камеры на стенах корпуса. Уезжаю за него и качусь вглубь через аллею. Слякотно, сыро, холодно, местами скользко. Дворники отлично почистили дорожки на лицевой части двора, а здесь так, чтобы было.

Скрываюсь из виду. Достаю сигареты. Голова немного кружится с первой затяжки, быстро отпускает. Меня вечно кроет после больницы. Ненавижу их. Они напоминают мне о том, что я не могу теперь ходить. Раньше по скалам профессионально лазил. На такие высоты поднимались с братом, что им и не снилось! Круглый год вылазки в лес с ночевкой, палатки, сплавы. Вся моя жизнь осталась там! Она словно замерла на эти два года, и всем мои планы к чертям собачьим! В МЧС меня не возьмут теперь. Если только в аналитику. Дед может устроить. А я полевым хотел в сложные условия. Чтобы таких вот самоуверенных идиотов, как я, спасать, когда они страховку не проверяют.

Докурив, заканчиваю рефлексировать. Надо увеличивать нагрузку, укреплять спину, и я встану гораздо раньше, чем они прогнозируют.

Еду ко входу. На крыльце Амелина болтает с парнем из параллельного класса. Мило так болтает, улыбается ему. Меня замечает, вздрагивает. Чё, я страшный такой, что ли?!

– Помочь? – предлагает ее собеседник.

– Сам справлюсь, – меняю колеса на гусеницы, аккуратно поднимаюсь. «Тень» меня сзади страхует.

– Платон, – парень протягивает мне руку.

А-а-а. Тот самый Калужский, я полагаю. Наслышан уже. Интересный. Выделяется среди всех он и его компания. Есть в нас что-то общее. Вызов во взгляде, уверенность в том, что мы способны на большее и чего-то стоим.

Меня немного дергает от ревности. Чет новенькое. Чтоб раздражаться на такое поведение малознакомой девчонки – это прям сюрприз. А все потому, что реально нравится. Не как проходящая, хотя и этого у меня давно не было, а действительно нравится!

Какого черта она меня игнорит, а Калужскому улыбается?!

Я, кстати, первый раз с момента знакомства вижу ее улыбку. Она меняет эту девочку. Превращает ее из насупленного, напряженного ежа в солнышко. Теплое такое, в нем купаться хочется, и скажется, снег вокруг начинает таять.

Еще хочу эту улыбку. Только теперь для себя.

– Ян, – представляюсь в ответ и жму ладонь Платона. – Помешал?

– Нет, мы как раз закончили. Ты это, – кивает на карман рубашки, из которого торчит пачка, – аккуратнее. У нас за сигареты на территории наказывают. Парни с охраной договариваются и уходят за флигель. Там не видно, а здесь практически каждый угол просматривается. Да и Авдеева сейчас злая, лучше не нарываться.

– Не куришь?

Он только рукой неопределенно машет. Ну понятно. Слышал, вроде спортсмен бывший или даже настоящий. Я не разобрался еще.

А я начал, чтобы глушить безысходность, когда было совсем погано. И надо бы бросать, потому что это сажает мой организм и дыхалка сбивается там, где пару лет назад я нагрузки бы даже не заметил.

Приняв предостережение от Платона, убираю пачку из рубашки в карман брюк, там не видно. И раз они закончили, обращаюсь к ней, пока не сбежала:

– Вась, ты мне так и не ответила. Пойдешь?

– Ладно, я вас оставлю. – понимающе улыбается Платон. – Вечером наберу, – сообщает Амелиной и сваливает.

А у меня ее номера телефона нет. Я тоже хочу. Надо достать, Вася сама даст вряд ли. Она на нас с Ником после бассейна волком смотрит и обходит по дуге.

– Ян, – вздыхает.

Больше не улыбается. Опять взгляд загруженный, глаза красные, и до меня доходит…

– Плакала?

– Нет. Да и какое тебе дело вообще?! – выпускает колючки. – Не пойду я с тобой никуда. И с Никитой не пойду. Пожалуйста, не надо ко мне подкатывать!

– Я сейчас ничего не слышал, кроме «нет». Ответ неправильный, Амелина, – во мне включается хищник, которому отказали, а он уже настроился. – Я хочу твое «да».

– Пф! – челку сдувает.

Хищник во мне снова дергается вперед и тут же тихо скулит, потому что ему больно и зло. Она пошла, а я встать попытался, чтобы догнать. Рефлекс. Спину прострелило так, что дыхание перехватило на мгновение и в глазах потемнело.

Твою же!..

Хорошо, что она не оглянулась и не увидела мое перекошенное лицо. Мне еще жалости не хватало. Я за ее проявление в свой адрес уже готов убивать!

Ни хрена так не пойдет, Амелина! У меня будет твое «да»!

– Ты здесь, – на крыльце появляется Ник. – Холодно же, – передергивает плечами. – Чего случилось? Бледный.

– Да так, – отмахиваюсь.

– Брат, случилось чего?! – повторяет свой вопрос. Переживает. – Может в больничку? Спина?

Спина… она ноет. Почему? Обычно не так. Просто стреляет и отпускает. Это нормально. А сейчас ненормально. Закрываю глаза, выдыхаю. По коже мурашки бегут. Замерз. На улице легкий минус, а я в одной рубашке.