Спор на жизнь (СИ) - Страница 40

— Уже больше четырехсот лет.

Он потер лоб, и на его руке сверкнул старинный золотой перстень с золотым драконом на филиграни.

— Ты Владислав Дракула, — с недоумением повторила она. — Почему ты свободен? Я думала, что все попадающие в ад обречены на вечные муки?

«Хотя само по себе пребывание здесь превращается в кару!» — подумала она.

— Я жду… — коротко ответил он.

— Чего? Чего ты ждешь?

— Также как и ты, я не совсем мертв, я жду вторую половину своей души, чтобы принять наказание, хотя что может быть страшнее того, что происходит сейчас?!

В этот момент в пещеру ворвался порыв огненного ветра, обдав беглецов с ног до головы. Юноша подскочил к ней, расправив полы плаща, будто пытаясь закрыть от нестерпимого жара. Анна прижалась к нему, но тут же отпрянула, получив ожог от его доспеха. Когда вспышка миновала, девушка решилась продолжить:

— Я не совсем понимаю! Разве можно расколоть душу на две части?

— Не уверен, что у меня есть ответ на этот вопрос, — проговорил он, но видя ее вопросительный взгляд, все же попытался объяснить. — Это было очень давно: по древнему обычаю Трансильванских земель меня, как старшего сына, отправили заложником к турецкому султану. Много лет я провел там как почетный гость, но прав все же не имел. Обучали меня наравне с детьми известных вельмож, однако большую часть времени занимали уроки рукопашного боя и владения различными видами оружия.

— Теперь понятно, почему ты так ловко обращаешься с оружием, — проговорила девушка.

— Я тебя не совсем понял… Мы раньше встречались?

«Он ничего не помнит», — подумала девушка, а вслух добавила: — Ничего страшного, продолжай.

— Но вскоре дни отрочества закончились, меня назначили предводителем небольшого войска и отправили на войну. Получив многочисленные награды за отличие в бою, я был приближен к турецкому султану. В тот момент на родине началась смута, и мой отец был вынужден бежать, а власть захватили самозванцы. Поскольку Османская империя желала сделать Трансильванию своим протекторатом, я пошел на сделку: султан обещал дать мне армию, в обмен на присягу. И я согласился…

В этот миг в его голосе отразилась глубокая досада и печаль, но, преодолев этот мимолетный порыв, юноша продолжил говорить:

— После этого разговора должна была состояться битва на Косовом поле…

— В народе ее прозвали Косовской резней. Из-за жестокости одного из командиров, — вмешалась Анна.

— Моей жестокости, — с горечью добавил он.

Девушка машинально кивнула, не без интереса для себя отметив, что Дракула, даже будучи человеком, обладал тем же непреодолимым шармом и обаянием, заставляющим людей с жадностью ловить каждое его слово.

— Это знают все, но никому не было известно, что в ночь перед сражением я прошел тот же путь, что и ты сейчас. Я проснулся посреди поля от манящих звуков голоса, которому был не в состоянии сопротивляться. Он появлялся и раньше, будто жил во мне, но в тот раз он будто переступил черту, сводя меня с ума. Не выдержав, я пошел на его зов. Так я оказался здесь, но выбраться назад уже не смог.

— Но что здесь произошло?

— Я много раз пытался это понять, по крупинкам складывая мозаику, но некоторые события просто исчезли из моей памяти. Когда я подошел к кровавой реке, этот голос предложил мне помощь, посулил возврат фамильных земель, победу в битве и славу, а так же пообещал показать дорогу, чтоб я мог выбраться отсюда. Побыв здесь несколько минут, я был готов заплатить любую цену, чтоб не возвращаться сюда вновь. В обмен он просил лишь сущую безделицу — на время битвы я должен был позволить ему направлять мою руку, отбросив сомнения и чувства. Разжигая мою ненависть к врагам, воскрешая в душе желание мстить, он заставил меня отказаться от человечности. В битву я вступил без страха и жалости, с темными крыльями за спиной. Лишь позже я понял, что стал жертвой страшного обмана: через врата в мир живых смогла пройти только одна часть моей души, та, что лишена сострадания, жалости, миролюбия. Та, что утонула в гневе, желании пагубных страстей, мести и лицемерии.

— А другая часть души, та, что делала тебя человеком, хранящая в себе доброту и понимание, радость и милосердие, осталась гореть в аду. В аду осталась совесть. И ты являешься воплощением этой души, — будто продолжая его мысль, проговорила Анна.

— Именно так. С тех пор я жажду воссоединиться со второй половиной своей души, чтобы предстать перед высшим судом. Всю свою жизнь мне суждено было быть заложником, видимо Господь решил, что в смерти я не достоин большего, — ухмыльнулся юноша.

Анна с изумлением слушала эту исповедь, всей трагичности которой она была не в состоянии осмыслить в данную минуту, хотя в ней не было уверенности в том, что ее собеседник понимает все произошедшее с ним в полной мере. Однако одну истину девушка уяснила: в любом человеке удивительным образом сочетается добро и зло, которые уравновешивают друг друга, определяя людские поступки. Душа Дракулы, по непонятной для нее причине, была разбита на две части. Все добро, что было в этом человеке, осталось гореть в преисподней, в то время как его темная сторона, будто потерянная, выбралась на поверхность, определяя его дальнейшую судьбу.

Сейчас глядя на юношу, полного сострадания и желания помочь, душа девушки наполнялась жалостью к ним обоим: к тому, кто потеряв лучшую часть души, был вынужден влачить одинокое существование в вечности и к тому, кто был преисполнен доблестью, великодушием и состраданием, но по воле рока был обречен ждать свою половину в адском пламени.

«В своей жизни он потерял все: свободу, титул, землю, семью, любовь, даже лучшую часть души у него отняли, оставив его на растерзание злобе, которая отравляла его своим ядом», — подумала Анна, чувствуя, как к горлу подступил ком.

— Я никогда не думала, что твоя судьба была настолько трагична… — с сожалением проговорила она.

— Мы с тобой встречались раньше? — спросил он, всматриваясь в ее черты.

— Ты помнишь лишь прошлое, мы же встретимся в далеком будущем. Я знаю другую половину твоей души.

— Должно быть скверная половина, — с привычным смешком проговорил он.

Видя его игривое выражение лица, Анна не смогла не улыбнуться в ответ.

«Поразительно, как, проведя столько веков в аду, ему удалось сохранить подобную стойкость духа!» — пронеслось в ее голове.

— Что ж, увидишь его снова, скажи, что я его уже заждался, — все тем же тоном добавил он. — Однако ты мне так и не сказала кто ты, ты явно меня знаешь, самое время и тебе представиться.

— Я Анна Валериус…

— Поразительно, никогда не думал, что у меня будут такие красивые потомки, — шутливо бросил он.

При этом мимолетном замечании девушка понурила голову, пытаясь скрыть густой румянец, заливший ее лицо, но в этот момент раздался душераздирающий скрежет, заставивший их, схватившись за уши, опуститься на колени.

— Что это? — прокричала Анна, прижимаясь к своему спасителю.

— Они знают… стражи… ты должна уходить! — прокричал он, закрывая ее собой, чтобы как-то облегчить ее страдания.

— Но куда?

— Пойдем, — юноша, превозмогая боль и жар, ворвавшийся в пещеру, поднялся на ноги, увлекая за собой свою спутницу.

Выйдя из пещеры, они побежали вдоль ступенчатого яруса, где из пылающих могил к ним протягивали обугленные культи корчившиеся от боли страдальцы. Одному из них удалось ухватить девушку за ногу и потянуть ее к себе, но молниеносным росчерком меча юноша по локоть перерубил руку обидчика, подхватывая Анну под локоть. Они поднимались так быстро, что во рту у принцессы чувствовался вполне отчетливый вкус крови, в которой она вот-вот могла захлебнуться.

— Еще немного, потерпи чуть-чуть, — бросил он, притянув ее к себе.

Оглушающий скрежет становился все громче, хотя за это время беглецы успели к нему привыкнуть.

— Они нас догоняют, — прокричала Анна, сильнее вцепившись в его руку.

— Не догонят, они не так близко, как тебе кажется.