Спор на жизнь (СИ) - Страница 20

— Мой друг, игра еще идёт, пока ведем мы равный счёт. Смогу я даровать прощение, если сможет он грехов добиться искупления. Раскаяние его спасёт, коль веру друг наш обретет.

— Не будет этого, Всевышний, твои старания излишни. Я сделал так, чтоб каждый день лицо своё он прятал в тень, и завтра Дракула увидит солнце лишь через ставни в маленьком оконце. А жажда крови станет нестерпимой, и это только ради мести мнимой. Хотя, признаюсь, я лукавил, нарушил пару-тройку правил… Забыл сказать ему о нескольких нюансах…

— Считаю, все же он достоин шанса. Ведем мы бой даже за души грешных, с пути господнего сошедших.

— Ну что ж, тем горше будет разочарование, которому не будет оправдания, я тебя предупредил, ведь за ним всегда следил. Семья его уж не признает, когда всю истину узнает. Ни что так душу не лишает милосердья, как предательство родных в порыве суеверья. Озлобится на весь он мир и учинит кровавый пир, но раз уж веришь ты в его спасенье, узри все сам без промедления.

— Да будет так, теперь ступай — тебе закрыты двери в рай. Пора героев выпускать на сцену, они придут тебе на смену.

========== Воспоминания ==========

Трансильвания. Осень 1861г.

В тот год зима была ранняя: в начале октября днем еще случались оттепели, но к середине месяца зима полностью вступила в свои права, укрыв всю землю тонким снежным покрывалом. Высокие сосны, покрытые снегом, стремились ввысь, своими макушками разрывая небеса. У самого подножия горных хребтов, будто змеей, вились мелкие тропинки, вливаясь в объездную дорогу, светившуюся в последних лучах заходящего солнца.

По одной из таких безлюдных тропинок брели двое детей, пробирающихся сквозь сумрак, спускающийся на землю. Со всех сторон путников плотно окутала стена безмолвия: снег лежал тонкой пеленой, но и ее было достаточно, чтобы умертвить все звуки в лесу. Слышались только приглушенные человеческие голоса да сдавленный крик запоздалых птиц.

— Гэбриэл, я больше не могу, мне страшно… и есть хочется…. Нам давно пора возвращаться домой, — проговорила девочка, идущая следом за отроком лет двенадцати.

— Потерпи еще чуть-чуть… Мы же напали на его след. Ты слышала, что говорили о нем охотники, неужели ты не хочешь его увидеть своими собственными?

— Хочу, очень… но мы, кажется, заблудились. Скоро стемнеет окончательно, мама будет ругаться, — подскользнувшись на льду, девочка полетела вниз, издав испуганный крик.

Свежевыпавший снег запорошил почти все следы, хотя кое-где примятый наст говорил о том, что огромный лось, которого так хотели увидеть дети, совсем недавно пробегал по этой тропе.

— Не волнуйся, Лоран, мы срежем дорогу по высокогорной тропе, она идет сквозь горы. Через несколько часов будем дома, — поднимая сестру за локоть, проговорил он.

— Все равно мне страшно…

За спиной раздался треск сухих веток — и в этот момент из-за деревьев показался огромный темный силуэт, едва проступающий сквозь темноту.

— Это оборотень! — вскричала девочка и пустилась бежать.

Гэбриэл, все это время неотрывно следивший за таинственной фигурой, облегченно вздохнул, когда убедился в том, что это лишь воображение сыграло с ними злую шутку, играя с ветром и кустом, не до конца сбросившим листья. Мысленно посмеявшись над трусостью сестры, он пустился вдогонку.

— Лоран, Лоран… это был всего лишь куст… тебе нечего бояться.

Поднявшись по небольшой тропе, мальчик остановился, пытаясь найти следы сестры, но они будто испарились в темноте. В этот момент странное чувство, неизменно овладевающее человеком в тот миг, когда приходит осознание того, что он уже был здесь, проникло в его душу. Каждое дерево, каждый валун казались удивительно знакомыми, разносясь в его сознании, подобно зову из прошлого.

Перед глазами возникла картина кровавого поединка, случившегося на этом месте столетия назад. В какой-то момент Гэбриэлу начало казаться, что он ощущает на себе силу ударов противников, чувствует их эмоции, смотрит на мир их глазами. Сном наяву промелькнула трагическая смерть воина, страдания соперника и кольцо, скользнувшее в расщелину между камнями.

А потом все исчезло — он опять стоял в одиночестве среди лесной поляны, оглядывая окрестности в поисках подтверждения своего видения. Будто проверяя его правдивость, мальчик кинулся к большому камню, оплетенному древесными корнями. В эту секунду можно было подумать, что какая-то неведомая сила вселилась в ребенка, руками раскапывающего снег, выгребающего из расщелин гниющую листву, ветки и грязь. Но вскоре его попытки увенчались успехом, и он наткнулся на предмет, доказывающий реальность его видений: в листве и грязи он отыскал старинный золотой перстень с изображением дракона. Юноша, как завороженный, смотрел на свою находку, пока отдаленный крик не вывел его из размышлений.

— Гэбриэл, где ты? Гэбриэл!

— Лоран… — мальчик сунул перстень в карман и изо всех сил побежал в ту сторону, откуда доносился зов сестры.

В этот момент картина сменилась, унося наблюдателя в еще более глубокие чертоги его разума. Крупинка за крупинкой, видение за видением, он собирал знания, которые приоткрывали таинственный полог, скрывающий его прошлое. И теперь взирая на себя с высоты, он испытывал смешанные чувства удовлетворения и страха, разливающиеся по душе.

В небольшой комнате, пододвинув к двери бельевой шкаф, сидел тот же мальчик, только повзрослевший на пару лет. Обхватив голову руками, он распластался на полу, пытаясь успокоиться.

— Гэбриэл, открой дверь, Гэбриэл, — раздавался женский голос за дверью.

— Уходите, я не желаю Вас видеть, — прокричал он, не поднимая головы.

— Гэбриэл, они могут тебе помочь.

— Я не сумасшедший и не больной, оставьте меня в покое.

— Сынок…

— Довольно, убирайтесь отсюда.

Но крики и уговоры никак не прекращались, грозя обернуться новым сумасшествием. Тогда юноша, не выдержав этого напряжения, вытянул из-под кровати собранный им ранее узелок с вещами и, со скрипом отворив окно, вылез на улицу.

Дуновение прохладного ветра, трепавшего каштановые пряди, отрезвили рассудок, и, ухватившись за ветку огромного дуба, нависшего над домом, юноша спустился вниз.

Вот уже несколько лет к ряду, с того злополучного момента в лесу, его неизменно посещали видения, которые настолько граничили с реальностью и возникали так спонтанно, что не ускользнули от посторонних глаз, обеспокоив семью, друзей и других обитателей деревни. Вскоре юношу начали считать одержимым или душевнобольным, — потянулись длинные вереницы врачей, травников и исповедников, обещавших ему освобождение от видений, но все было бесполезно. Они не отступали, превращаясь в настоящее проклятие, с каждым днем становясь все реальнее. Поэтому, спасаясь от постоянных кровопусканий и ритуалов изгнания, он убежал из дома, пустившись в долгие странствия.

Покинув туманные просторы Трансильвании, он побывал в Будапеште, Берлине, Праге и Вене, нанимаясь вольным рабочим к ремесленникам и крестьянам, дававшим в обмен за помощь кров и еду, но нигде не задерживался подолгу, опасаясь того, что кто-то узнает про его видения, пока, наконец, судьба не занесла его в Рим.

В попытках найти себе пристанище юноша обошел почти все лавки и мастерские, но город, издревле служивший не только религиозным центром, но и своеобразным торговым коридором, соединяющим Европу и Азию, был переполнен такими же искателями, как и он. Не нашлось ему места ни в кузнице, ни в пекарне, ни на почтовой станции, но, оказавшись там, юноша решил набросать несколько строк своей матери.

В этот момент очередное видение перенесло его в объятия далекого прошлого. Перед глазами пронеслась кровавая битва на Косовом поле; разговор, последовавший за ней; долгий путь по просторам Трансильвании; и, наконец, сцена в великом чертоге, завершившаяся изгнанием. Но в этот раз все было иначе: юноша больше не был сторонним наблюдателем, испытывающим схожие с персонажами сна чувства, он был непосредственным участником этих событий, вселившись в тело одного из них. Ярость, сострадание, раскаяние умножились десятикратно, обрушившись на голову молодого человека. Судорожно сжав в руке клочок бумаги, он выскочил на улицу и побежал, не разбирая дороги, сбивая с ног прохожих, не успевших пропустить его, пока не наткнулся на старую церковь.