Сполохи (Часть 3) - Страница 6

Изменить размер шрифта:

Так вот почему стучали всю ночь топоры! Стало быть, царь-государь разобрался, как обещал, да только с другого конца.

Старик запер двери снаружи, но Егорка, приложившись к щели, спросил:

- Дедушка, а дедушка!

- Что тебе, сынок?

- Неужто в самом деле?.. - голос у Егорки сорвался.

- Да уж так оно. Вешают вашего брата, головы рубят. Мартьяна Жедринского да Мишку Бардакова, который сына Шорина в Коломенское привез, удавили, словно собак. Куземку Нагаева, стрельца, да Лучку Жидкого сказнили, да еще многих других. По Москве кровища хлещет, удавленники болтаются... Страшно жить стало, сынок...

- А Поливкина как?

Но стрелец уже отошел от двери, потому что на дворе раздался злобный окрик:

- Эй, караульный, ты о чем там шепчешься? Вот я ужо!..

Провка обхватил голову ладонями, закачался из стороны в сторону, замычал, вдруг вскочил, бросился к окошку, надрывая горло, закричал:

- Отпустите нас! Не виноватые мы! Не виноватые!

Егорка оттащил его от окна, и Провка, бородатый мужик, расплакался, уткнувшись лицом в трухлявую солому.

- Да полно тебе, авось обойдется. Да, конечно же, обойдется, - Егорка неумело, как мог, утешал товарища...

К вечеру их вывели из подклета и провели в низкую, сложенную из толстенных бревен избу. Пройдя несколько ступенек вниз, они очутились в просторном помещении с закопченным потолком. Пол и стены в одном углу были сплошь в каких-то темных пятнах. Там горел очаг, освещая мрачную горницу трепещущим багровым светом, из очага торчали железные пруты, над огнем на крюке висел большой котел с кипящим маслом. С потолка свисала толстая веревка с петлей, под ней лежало бревно обхватом в аршин, обвязанное ремнями. Рядом на лавке валялись клещи, кнуты, ремни... Солдаты в страхе перекрестились, ибо сразу же сообразили, что попали в пытошную: отсюда, говорят, если и выйдешь живым, то на всю жизнь - калекой.

В глубине избы за длинным столом грузно опирался на локти думный дворянин, за высоким воротником и низко опущенной на глаза шапкой не разглядеть лица. В сторонке на маленькой скамье пристроился молодой подьячий, на колене чистый столбец бумаги, за ухом перья. А у самого входа сидел капитан Онисим Панфилов, поставив меж ног тяжелый палаш.

Солдат подтолкнули в спину, поставили лицом к дворянину. Тот долго молчал, исподлобья разглядывая узников.

- Кто? - наконец спросил он глухо.

Егорка собрался с духом, превозмог страх:

- Солдаты полка Аггея Шепелева, - громко и отчетливо произнес он.

- Твои? - обратился дворянин к Панфилову.

Капитан нехотя поднялся, подошел к узникам, пристально поглядел на них.

- Мои, Иван Офонасьевич, копейщики это - Егорка Поздняков да Провка Силантьев.

- Который Егорка?

Капитан ткнул пальцем, отошел, снова сел у дверей.

- Отвечай, образина, что делал в Коломенском?

Егорка тряхнул кудрями.

- Ничего не делал. Как пришел, так и ушел с ним, с Провкой. Нас стрельцы по дороге домой взяли.

Подьячий, склонившись, строчил пером по бумаге, перо поскрипывало, потрескивали в очаге поленья.

- Думаешь, поверю?

- Воля твоя, думный...

- Моя, то верно, - дворянин поднял голову, и Егорка узнал в нем Прончищева.

"Теперь пропадем, - с тоской подумал он, - этот из нас душу вынет".

- Коська! - позвал Прончищев.

Из темного угла появился медвежьего вида, в рубахе до колен, лысый, с растрепанной бородой заплечных дел мастер, глаза под низким лбом были тусклы, как у покойника. Солдаты глядели на него как завороженные, тесно прижавшись друг к другу плечами.

- Иван Офонасьевич, дозволь слово молвить, - раздался голос Панфилова.

Прончищев запыхтел, потом высморкался на сторону, подумав, кивнул головой.

- Молви.

- Это добрые солдаты, право дело. Знаю их давно. Надежные. Так мыслю по глупости ушли в Коломенское.

- По глупости, - пробурчал Прончищев, - вот за ту глупость и ответ держать станут.

- Истинный Христос, то добрые солдаты, право дело.

- Добрые! - вскричал дворянин и с силой ударил по столу. - Государя чуть до смерти не убили. А кто из них царя за грудки брал, кто об руку с ним бился? Они мне все скажут!

"Кончено, - мелькнуло в голове у Егорки, - разденут - пуговицу найдут, тут мне и смерть..."

- Не веришь ты мне, Иван Офонасьевич, - с досадой сказал Панфилов, - а надо бы поверить-то. Я слуга великого государя верный.

- Песковского, прапорщика, небось не выгораживал, когда его под батоги послали.

- Я и этих не выгораживаю. Знаю - не виновны. А Песковский невесть зачем в Коломенское подался, приказ полковника не выполнил, солдат бросил. А я роту собирал, в Москве держал, чтоб не встревали.

- А этих?

- Эти... Эти были посланы к сторожеставцу, да толпа их силой захватила, право дело. Силой-то даже купцов вели, лучших посадских людей.

Опять замолчал надолго Прончищев, спрятав лицо в воротник.

Коська тем временем, не торопясь, обтирал ветошью кнут, гладил рубцеватые грани.

- Будь по-твоему, капитан, - промолвил наконец Прончищев. - Пиши, подьячий: царским указом обоих в ссылку, в Астрахань. Коська, в кайдалы их! Да попятнать не забудь.

Железные обручи обхватили запястья и лодыжки. Несколькими ударами Коська расклепал кандалы кусками железа. Потом сгреб Егорку за волосы, пригнул голову к огню. Выхватив из очага железный прут, раскаленным концом прижал к левой щеке парня. Егорка дико закричал, забился, упал, звеня кандалами...

Навек осталась на левой скуле холмогорского парня багровая буква "Б", чтобы все видели и знали: перед ними бунтовщик, вор, осмелившийся поднять руку на государя, на боярство.

Глава вторая

1

Серое мглистое утро. Моросит нудный дождь. Зябко и сыро. По берегам озера чернеет оголенный лес. Осень, глубокая осень засиделась на Соловках. Вот уж и Покров прошел, а снега нет и в помине. Тихо кругом, только звенят по канавкам вдоль стен ветхой избы падающие с кровли увесистые капли.

Показалась узконосая лодка. Два человека в черных от дождя полушубках качались в ней взад-вперед, закидывая высоко, по-бабьи, длинные весла.

Поп Леонтий углядел через мутное окошко приближающуюся лодку, накинул на плечи дерюжку, распахнул скособоченную дверь. Сырость ударила в нос, и поп Леонтий, сморщившись, чихнул - прыснул по-кошачьи - и тут же осенил себя крестом, пробормотав скороговоркой:

- Ангел Христов, хранитель мой святой, покровитель души и тела моего, прости мне все, в чем согрешил я в прошедшую ночь...

Поплелся встречать рыбаков. Скользя подошвами сапог по мокрой жухлой траве, бочком спустился к воде, присел на корточки. Вода в озере темная от ила, у самого берега дна не видать. Отец Леонтий зачерпнул пригоршню, оплеснул лицо, утерся полой подрясника.

Лодка с ходу выехала на берег. Придерживая нос лодки и часто мигая припухшими глазами, поп Леонтий спросил дребезжащим голосом:

- С уловом али как?

- Есть кое-что, - ответил один из приехавших, крутогрудый и рыжебородый мужик, - какая уж сейчас рыба, да и погода - не приведи бог.

- А ты, Сидор, не возропщи, не возропщи на погодку-то, ибо так господу угодно, - наставительно сказал поп Леонтий и обратился к другому мужику в лодке: - Игнашка, тащи-ко рыбку.

Небольшого роста Игнашка-пономарь с серыми, как пенька, редкими волосами, которые сосульками свисали из-под скуфьи, подхватил корзину с трепещущим рыбьим серебром и враскорячку стал подниматься к избе. Сидор Хломыга остался в лодке. Ежась от сырого холода, он неторопливо перебирал снасти.

- На печку не клади снасти-то, погубишь, на чердак неси, там проветрит, - сказал поп Леонтий и поспешил в избу.

- Знаю без тебя, - буркнул Сидор.

С недавних пор расстался он с чеботной палатой и стал служить у старшего священника Леонтия. В нарушение всяких правил поп тайно приплачивал ему денег за службу. Тут-то и сплоховал Сидор Хломыга. Славился он по обители справедливостью и честностью, но зазвенело в мошне серебро, и от прежнего Сидора ничего не осталось. Сделался наушником и за это получал от попа Леонтия еще и еще... А сегодня тайком ловили рыбу в братском озере, грабежом, значит, занимались. Однако Сидор чуял, что не только свежей рыбки захотелось отцу Леонтию, что-то иное замыслил священник...

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com