Список - Страница 5

«Сейчас начнет доставать меня как-нибудь иначе», — подумала Скалли.

Похоже, она оказалась права. Во всяком случае, мгновением позже она уже решила, что попала в точку. То, что начал говорить Сперанза, можно было расценить только так.

— Вопрос не в том, вернется ли Нич, — сказал он и принялся раскачиваться на стуле. — Вопрос в том, когда и как он вернется.

— Сперанза, что вы хотите сказать? — спокойно спросила Скалли, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном и повседневном, вроде сбыта наркотиков или скупке краденого. — Вы верите, что охранника Хоупа убил с того света Нич?

— А как иначе вы объясните смерть этого пидора? — вопросом на вопрос ответил не теряющийся Сперанза.

— Очень просто. Охранник совершил какую-то оплошность, а кто-то из заключенных ею воспользовался.

Вы на что это намекаете? — насторожился Сперанза и на миг перестал раскачиваться. — Вы не вздумайте на меня это повесить! Не получится! Я свои права знаю!

— Я ни на что не намекаю. Я просто ответила на ваш вопрос.

— Чепуха. Здесь не делают оплошностей. Нам носу не дают высунуть за решетку!

— Думаю, при наличии желания и упорства здесь можно многого добиться.

— Разумеется. У нас тут свой мир, и вам его все равно не понять. Но для того чтобы попасть из камеры в коридор или тем более в другую камеру, усилий даже всех зэков Ист-Пойнта не хватит. Тут понадобится помощь кого-то из охраны.

— Ну, значит, помог кто-то из охраны, — притворяясь равнодушной, уронила Скалли, а сама чуть не запрыгала на одной ножке от радости: Сперанза с ходу, сам того не ведая, подтвердил ее подозрения.

— А тогда при чем тут мы? — сказал Сперанза. — Охранникам, чтобы замочить одного из своих, помощь зэков не нужна. У них свои дела между собой. Вот среди них и ищите.

В логике поганцу трудно было отказать.

— Тем более, — сморщившись, добавил Сперанза, — в последние дни нас вообще гнобят как никогда. Шагу не сделать…

— Почему?

— Потому что все боятся того, во что стараются не верить.

— Что Нич вернулся?

— Конечно.

— Реинкарнация?

— Ну, мало ли каким ученым словом это можно обозвать… Он называл это переселением души.

— Но ведь это то же самое. А душа переселяется лишь в новорожденного… в тело, родившееся уже после смерти предыдущего тела. Вряд ли новорожденный мог появиться здесь, в тюрьме, и к тому же убить сильного мужчину.

— Кто вам сказал, что именно так это происходит?

— Ну… — Скалли почувствовала, что Сперанза все-таки заставил ее растеряться. — Все мировые религии, где упоминается о переселении душ…

— Нич сам был Богом, и он сам создал свою религию, — с превосходством отмахнулся Сперанза.

— Ах, вот как… — Скалли иронически улыбнулась.

— Не верите? Да вы спросите кого хотите. Этот человек был электричеством. Сам был электричеством, какой уж там стул! Он был сгустком энергии! Энергии в чистом виде!

«Он восхищается Ничем совершенно искренне», — подумала Скалли.

«Он из тех, для кого преступник всегда выглядит бодрее и энергичнее порядочного человека», — подумал Молдер.

Лязгнув, отворилась железная дверь, и в помещение вошел Бакли.

— Еще не наговорились? — спросил он.

— Как вам сказать… — ответил Молдер.

— Пожалуй, пока все, — ответила Скалли и встала из-за стола, — Но, знаете… Я хотела бы осмотреть камеру, в которой был убит Хоуп.

— Это можно устроить, — нехотя сказал Бакли и, приоткрыв дверь в коридор, зычно позвал: — Фармер!

Через несколько мгновений в комнату, явно не торопясь, вошел усатый охранник средних лет.

— Фармер, проводите леди в бывшую камеру Нича, — с едва уловимым оттенком иронии сказал Бакли. — Этого можно обратно? — он, указав на Сперанзу, вопросительно глянул Молдеру в глаза.

— У меня будет еще один вопрос, если позволите, — сказал Молдер.

— Да ради Бога, — пожал плечами Бакли, — Фармер в вашем распоряжении, мисс Скалли.

Скалли было очень любопытно, о чем вдруг захотел спросить Сперанзу ее столь долго отмалчивавшийся напарник. Но задержаться не позволяла гордость — она ведь уже заявила, что закончила допрос и хочет осмотреть камеру. Она лишь постаралась задержаться в дверях. То, что она услышала, ее разочаровало.

— Нич в своей речи перед казнью действительно поставил себе срок в сорок дней? Как вы думаете, почему именно сорок?

Ответа придурковатого и хитрого Сперанзы она не стала слушать. Вопрос был так себе, небогатый. И ответ уж никак не мог стать информативнее.

На сей раз путь оказался недалеким — всего-то полтора изгиба тускло освещенного, тающего в сумраке коридора. Но Скалли и он показался долгим. Такой тоской веяло от этих стен… Смертной тоской. Вязким, загустевшим от времени настоем тоски. «Как они тут живут», — подумала она о заключенных. Потом она кинула почти робкий взгляд на жесткое лицо Фармера, на его отчаянные усы. «Как они тут работают», — подумала она об охранниках.

Второе, пожалуй, было удивительнее первого.

— Фармер, скажите… вы знали Нича Мэнли?

— В определенном смысле, — чуть усмехнулся охранник. — Мы жили по разные стороны железок.

— Понимаю… Скажите, каким он был?

— Болтливым. Порой от него тошно делалось. Своими проповедями он мог довести до белого каления.

— Какими проповедями?

— Видите ли, мэм, тюрьма — место особое. Тут того гляди свихнешься. Человеку, очень влюбленному в собственную персону, лучше бы сразу оказываться на стуле, такое мое мнение. Нич свихнулся.

— И в чем это выразилось?

— Он решил, что стал Богом. Он уверовал в то, что та лапша, которую он всем тут пытался вешать на уши… надерганная то из Библии, то из Корана, то еще откуда-то… и впрямь истина, а он — ее пророк. Знаете, мэм, даже когда приличный человек на воле возомнит о себе такое, он делается довольно противным. А уж когда в Боги лезет сидящий в камере смертников поганый ниг… прошу прощения, мэм. Поганый убийца…

— Понятно, — Скалли поджала губы. С Фармером все было ясно: он оказался расистом, и на его объективность не стоило рассчитывать. Но несколько вещей все же следовало прояснить, — Как вы, профессионал, изнутри знающий здешнюю жизнь до тонкостей, думаете: кто мог убить Хоупа?

— Понятия не имею, — невозмутимо ответил Фармер, — Думаю, не Нич.

— Вы не боитесь?

Фармер чуть пожал плечами.

— Я стараюсь быть постоянно настороже…

— Вы не обращали внимания, — задала Скалли главный свой вопрос, — с кем из охранников у Нича Мэнли были наиболее теплые отношения?

— Теплые… — с непонятной интонацией повторил Фармер и чуть усмехнулся в усы. — Как вам сказать. В прошлом году Нич с корешами попробовал было устроить в столовке бунт. Обошлось без стрельбы… хотя этот самозваный Бог сделал все, чтобы подставить всю сотню обедавших в тот момент зэков под наши пули. Обычная провокация. Уверен, что дойди до крови — уже через полчаса тут были бы телекамеры десятка каналов и долгие вопли о нарушении прав заключенных.

«Понятно, как он относится к правам заключенных, — гадливо и презрительно подумала Скалли — и тут же вспомнила, что и ей самой, прежде чем начинать разговор со Сперанзой, захотелось дать ему оплеуху, чтобы нагличал поменьше. — Я ничем не лучше Фармера, — подумала Скалли с ужасом, но тут же нашлась: — Но ведь я только подумала, и все».

— Я Нича тогда довольно изрядно помял… После этого у нас установились особенно теплые отношения, — договорил Фармер и остановился, — Вот здесь, мэм.

В руке его блеснули серым тупым бликом ключи. Несколько мгновений сосредоточенного железного перезвона — и открылась решетчатая дверь. Смертник весь должен был быть на обозрении, как на ладони у находящейся в коридоре охраны — потому у этих камер не предусматривалось настоящих дверей; вместо одной из стен в камере была решетка, подвижная часть которой и являлась дверью. «Круглые сутки на выставке, — подумала Скалли с содроганием. — В любой момент…

Как они тут живут — и те и другие… по обе стороны от решетки?»