Список - Страница 2

Открыв окно и убедившись, что Михаил меня не преследует, я выпрыгнула на траву. Тогда больно приложилась коленом и долго хромала, – к счастью, получила всего лишь растяжение связок.

На следующий день все было, как прежде: никто не замечал меня, не пытался проявить интерес.

Набравшись смелости, я подошла к Михаилу, чтобы извиниться за вчерашнее. Дома я миллион раз прокручивала в голове извинения: «прости, пожалуйста, я просто немного испугалась. Дело во мне».

– Миша… – стоило мне позвать его, как к нему подошла Машка, и поцеловала взасос.

Никогда не забуду этот мерзкий слюнявый поцелуй, который она подарила ему.

– Прошлая ночь была волшебной! – шепнув это, Машка с трудом отлипла от шеи Михаила, и вульгарной походкой ушла в коридор.

Я проследила за ней, повернулась и поймала пристальный взгляд одноклассника. В его глазах так и плескалось обидное: «на ее месте могла быть ты!»

Откинув мысли о глупых извинениях, я вернулась на свое место.

* * *

Наверное, стоит сказать, почему я зову его Михаилом? Бабушка учила меня быть вежливой. Она говорила, что имя дано человеку не просто так, и не стоит преуменьшать его силу. Бабушка никогда не звала меня Тиной, утверждая, что раз родители дали мне столь редкое имя, нужно пользоваться даром его силы.

Юстиния. Не думаю, что дети в садике способны понять смысл «справедливости». Дети в начальных классах еще проявят интерес к такому необычному имени, но средние и старшие классы…они превратят жизнь ребенка, выделяющегося из толпы, в ад.

Клички, коверкание имени, обзывания, – бывшие одноклассники делали все, чтобы я не забывала, что такое «справедливость». Последняя зазнавшаяся девочка получила от меня по зубам и меня выгнали из школы. А она даже не извинилась. Почему? Потому, что за нее заступились родители. Они вытрясли у бабушки последние деньги, которые она оставила на черный день.

Эти две истории связаны отношением к имени. Михаил вызвал во мне целую бурю чувств, но вместе с тем заставил почувствовать себя несчастной, ненужной и нежеланной.

Я чуть было не решилась порезать себе вены, чтобы быть в тренде страданий, но вовремя опомнилась. В голову пришла мысль: «какого хрена? Если это у него проблемы, почему я должна себе вредить?!»

С тех пор я не страдала из-за мальчишек. Пока не появился Тарас. С ним я прошла удивительно страшные, но вместе с тем волнующие события. За него хотелось отдать жизнь, не спать по ночам из-за переживаний, думать, обедал ли он сегодня?

Тарас в шутку обозвал меня своей беспокойной жёнушкой, на что я ответила, что, если он женится на мне после школы, ему действительно не поздоровится.

* * *

В тот день на мне были белые джинсы. Я копила на них семь месяцев и теперь, наконец, решилась надеть их в школу. Поскольку до шестнадцатого сентября никто не пытался подшутить надо мной, я наивно думала, что последующие два года обучения вплоть до экзаменов пройдут нормально. Как бы не так!

Все начинается с малого: сначала безобидная капля дождя, а потом потоп, уносящий жизни сотен тысяч человек. Так же и в школе: безобидная шутка, вылившаяся во что-то более ужасное.

Так получилось, что с днем месячных в этот раз я просчиталась. Календарь куда-то подевался, видимо, бабушка его забрала и спрятала, а, может, вовсе выкинула. Я не чувствовала изменений до того момента, как зашла в туалет. Прокладки всегда лежали в рюкзаке на случай экстренной ситуации.

Я вернулась в класс, раскрыла молнию рюкзака и стала искать косметичку. Она точно лежала здесь, под хламом из салфеток, оберток от конфет и кучи запасных ручек.

Из-за соседней парты донесся смех.

– Не это ищешь, Долохова? – противный писклявый голос принадлежал Люсе.

Людмила для нее – слишком громкое имя, по сравнению с прекрасным произведением Пушкина³.

Обернувшись, я увидела в ее цепких лапках косметичку, обернутую в черный пакет. На нем еще поблескивали темно-желтые буквы в местах, где покрытие не отвалилось. Точно, моё!

– Отдай.

– У тебя слишком хорошие джинсы, чтобы я могла позволить тебе разгуливать в них на людях, – хихикнула Люся.

Правильно, тебе-то в таких не походить, корова жирная!

– Послушай, мне нужно немного женской солидарности. Просто не будь такой вредной, – я с трудом удержалась от того, чтобы назвать ее стервой.

Терпеть не могу, когда люди сглаживают острые углы вместо того, чтобы сказать правду, но в этот момент я и сама была вынуждена использовать этот прием.

– Ох, надо же, я вредная, – она оглядела своих подружек и через мгновение они вместе уставились на меня. – Может, тебя и кофты лишить?

Люся кивнула в сторону моей парты. Я поспешила схватить одежду и повязать ее на поясе. Не хватало только таскать на своей заднице изображение «японского флага»⁴.

Наваляла бы Люське по полной, но пришлось сдержаться. На нас уже с интересом пялилась половина класса, и мне не хотелось заострять внимание на том, что у меня «потоп».

– Ладно, – стиснув зубы, выдавила я.

Взяв мобильник, отправилась в туалет и заперлась в кабинке. Этот телефон достался мне на местной барахолке за пятьсот рублей. Самое дорогое приобретение до прекрасных белых джинсов. Но если сейчас мне никто не поможет, они потеряют всю свою новизну, и две с половиной тысячи рублей улетят в унитаз.

Номер Дарьи был недоступен – на работе. Когда она валяется дома, то всегда готова поболтать, а сейчас настали тяжелые времена, раз она даже днем выключает мобилу. Дарья говорила, что не хочет, чтобы на работе пронюхали о ее втором телефоне. Мол, она может утратить доверие работодателя, а потом к ней будут плохо относиться коллеги. Я не осуждала ее, но про себя не могла звать этих людей как-то иначе, кроме как сутенер и проститутки. Меня совершенно не смущала «профессия» подруги, в конце концов, все мы люди, и она зарабатывала деньги, как могла.

Искусав губы в порыве нервозности, я набрала любимый номер.

– Чего? – полуравнодушный голос Тараса дал понять, что он либо со своими на деле, либо занят чем-то более важным.

– Ну…мне нужна твоя помощь, – я кашлянула, чтобы выбить из себя неловкость. Кто еще в своем уме будет просить парня принести прокладки в школу? – Сможешь сделать кое-что?

– Что?

– У меня стырили прокладки, – я опустила голову на свободную руку и закрыла ей глаза, чтобы было не так стыдно. – ЧП, Тарас. Если ты мне не поможешь, джинсы можно будет выкидывать.

Он помолчал несколько секунд.

– Свои не поймут. Нельзя, – сказал он.

Такой тон означал железное «нет». Когда Тарас говорил кратко и добавлял в конце «нельзя», это было нашей шифровкой. Перед тем, как начать встречаться, мы условились, что я не буду спрашивать его ни о чем подозрительном, если он сам не расскажет. А раз нельзя, значит, нельзя.

– Сходи в медпункт. Я сворачиваюсь, – добавил Тарас.

Он отключился до того, как я успела ответить. Блин, теперь тащиться по узким коридорам, а скоро звонок…черт возьми. Как же это все не вовремя!

Тарас молодец, напомнил про медпункт, но мне было обидно. Когда ждешь поддержки от близкого человека, о левых медсестрах думаешь в последнюю очередь.

Убедившись, что никто не подкарауливает меня возле дверей туалета, я прошмыгнула в коридор, сбежала по лестнице и добралась до медпункта.

Сильно пахло лекарствами и растворами, которыми обычно очищали приборы и кабинет. Когда состояние бабушки стало ухудшаться, я надышалась всем этим в больнице, но, как ни странно, от ненавистного аромата не тошнило.

– Здравствуйте, – я заглянула в помещение без двери, изолированное съемной перегородкой.

Ее соорудили из шторы для душа и палки, расширяющейся и цепляющейся концами к стене. Бюджетный вариант, напоминающий, что даже если школа хорошо спонсируется сверху, все равно будут места, до которых деньги не дойдут.