Списанная со счетов (СИ) - Страница 22

Каменные мантикоры смотрят мне вслед, хищно разинув свои пасти, и мне кажется, что они смеются надо мной.

Ева

Да что они о себе возомнили?

Кто дал им право судить без разбора?

Нет, ну мужа леди Вайлер понять можно — проще сразу отказать в приёме, чем разбираться, кто там в чём замешан или не замешан, и как оно было на самом деле. Но меня злит, что кто-то явно раздул из мухи слона! И под "кто-то" я имею в виду леди Ехидну и её подельниц!

Это же целая компания по очернению репутации леди Лоривьевы Милс!

Пыхчу, направляясь к ещё одному мрачно-величественному особняку в конце улицы. На этот особняк мне также указал кучер, который любезно подвозил до Вайлеров.

Там проживает пожилой вдовец, которому меня представлял на приёме сам Рэйнхарт, и я очень надеюсь, что лорд Торп не окажется ханжой, как остальные…

— Конечно-конечно, леди Милс, я выслушаю ваше предложение! — лорд Торп доброжелательно улыбается и приказывает слугам накрыть чай с десертами в гостиной.

То, что он не боится дурных сплетен, вселяет надежду.

— Благодарю, это очень любезно с вашей стороны, но не стоит из-за меня беспокоиться, — отдаю накидку слуге, и он аккуратно складывает её на широком пуфе возле входа.

— Что вы, что вы, леди Милс, никакого беспокойства! Проходите вперёд, обсудим всё за чашечкой свежего аргианского чая, — хозяин особняка жестом указывает на проход в комнату с весело потрескивающим камином.

Немного расслабляюсь от такого радушия и улыбаюсь в ответ.

Чувствую, как тяжёлая мужская рука ложится на мою талию и слегка движется вниз.

— Милорд, как это понимать? — резко отстраняюсь и вопросительно приподнимаю бровь.

— Как мою полную поддержку, дорогая леди Милс! Вам больше не о чем беспокоиться, я смогу вас полностью обеспечить!

— Вот как? То есть вы решили, что я хочу стать вашей содержанкой?

— А что в этом такого? Насколько мне известно, вы… кхм… вы одинокая леди… в том смысле, что за вами не стоит опекуна! Следовательно, вы нуждаетесь в деньгах и покровителе. А я, как видите, не против тёплой компании!

— И вы уверены, что моё тело — единственное, что я могу предложить?

— А разве не так?

Самое поганое, что его удивление выглядит искренним.

— Всего хорошего, милорд!

Разворачиваюсь и шагаю к выходу.

Меня стошнит, прямо на эти дорогие ковры, если проведу здесь, ещё хотя бы секунду.

Подхватываю свою накидку и вылетаю из парадных дверей. Оденусь, когда окажусь за воротами.

— Леди Милс! Куда же вы?! Погодите!…

Куд-куда-куд-куда… не вернусь уже туда…

Всплывает какая-то дурацкая песенка.

И эти люди называют себя обществом праведников? Да тут, куда ни плюнь, сплошь избалованные курицы да шизофреники-извращенцы!

От злости пинаю носком ботинка камушек так, что он отлетает на противоположную сторону улицы.

Я ещё планировала на обратном пути пройти мимо особняка Орнуа, но мои моральные силы остро нуждаются в передышке.

Ну каково, а? Я бы даже сказала: кАково!

Чеканю широким размашистым шагом.

Леди так, не ходят, но мне, очевидно, не судьба ею стать.

— Сэлли, милая, где мои серьги? — первое, чем интересуюсь, влетая домой.

— Те, что подарил милорд?

— Да!

— Не знаю, госпожа. Я ещё тем утром, когда вы вернулись в грязной одежде, заметила, что на вас их не было, — Сэлли как раз убирает что-то странное, рассыпанное и замешанное прямо на полу.

Маленькие хулиганчики стоят рядом и попеременно взирают то на это безобразие, то на собственные перепачканные в подозрительной субстанции пальцы.

Подхватываю обоих и несу к умывальнику. За эти пять секунд трёхлетний Катур успевает оставить на моей щеке отпечаток своей маленькой ладони. Видимо, на память.

— Уверена, что не было?

— Уверена, госпожа. Ни серёжек, ни броши той красивой на вас не было!

Ну с брошью понятно. Я, когда со склона катилась, её выронила. А серьги-то куда пропали?

Они, конечно, могли потеряться, пока я ползала в темноте по оврагу… но на серёжках был надёжный замок и сами по себе они бы не расстегнулись… тем более обе сразу…

Проматываю вечер шаг за шагом, пытаясь сквозь туман замутнённого сознания восстановить картину. Дохожу до того момента, когда Эмильен Эмильтон потащил меня под фонарь и долго лапал то мой затылок, то голову, то лицо.

Мог он за это время снять с меня серьги? Да запросто! Извращенец и вор!

Только вот на кой они ему нужны-то?

— Время пить кулух! — Сэлли разливает по чашкам травяной отвар с молоком и специями. Ставит перед детьми и протягивает одну чашку мне. — Выпейте, госпожа, кулух рассеивает тревогу. А вилочку лучше мне отдайте.

Какую вилочку?

Опускаю взгляд на руку, в которой сжимаю большую вилку. И вот как-то так она меня успокаивает, что даже отдавать не хочется… но я всё же заставляю себя разжать пальчики и отложить вилку в сторону.

— Сэл, а где Ания?

— По делам ушла, к вечеру обернётся… — осторожно двигает чашку с кулухом ближе ко мне. — Кхм… госпожа, мне лучше не спрашивать, как всё сегодня прошло?

— Я даже не озвучила своё предложение! — беру чашку и залпом выпиваю тёплый травянисто-молочный напиток. Вкусно. — И знаешь что, Сэл? А не хочу я иметь дел с этими лордами! Надоели они пуще горькой ракаты!

— И что теперь делать?

— Делом заниматься! Надо хоть на чердаке убрать, а то спим среди паутины и хлама. И ещё там нужно доски отковырять, которыми окно заколочено. Тепло они не держат, а наверху душно. Вот только не знаю чем…

— Кочерга подойдёт?

— О-о, Сэл, да ты ж моя маленькая умница!

Вспыхивает, но довольно улыбается.

Кочерга отлично справляется со старыми досками, прибитыми на проржавевшие гвозди. На чердаке сразу становится светлее.

Теперь я вижу, что часть стекла разбита, а в щель кто-то запихал кусок тряпки.

Аккуратно толкаю круглую раму. Она скрипит, но поддаётся. Внутрь врывается свежий воздух, принося с собой запахи ранней весны.

Не знаю, как в других городах королевства, но в столице есть система канализации, в которую сливаются нечистоты, поэтому даже в бедных кварталах нет явных зловонных ароматов. Говорят, этой канализации уже несколько сотен лет.

Возвращаюсь к окну и смазываю петли капелькой масла, чтобы не скрипели.

Вместе с Сэлли вытаскиваем старые тюфяки на маленький внутренний дворик с колодцем. Дворик этот общий на несколько домов и окружён стенами, между которыми протянуты верёвки.

Вешаю на эти верёвки тюфяки. Пусть проветриваются, пока я уборкой занимаюсь.

Сэлли приходится вернуться к детям, а я поднимаюсь на чердак, выметаю полы, намываю стекло чердачного окошка и принимаюсь за скопившийся в углу хлам.

Полутрухлявые деревяшки, сломанные ножки стола и кусок старой двери отношу к догарающему очагу — как раз сойдут в топку. Туда же отправляются доски, которыми было забито окно.

Полусгнившую старую одежду складываю отдельной кучкой — это на тряпки. А вот красный платок оставляю: он хоть и рваный, но может пригодиться, так же как кусок верёвки, ржавые гвозди и пара костяных пуговиц.

Избавившись от хлама, тщательно прохожусь метлой по всем щелям и углам, чтобы вымести паутину и оставшийся мелкий мусор.

Ну вот. Осталось только полы намыть.

Приходится несколько раз поменять воду, но когда заканчиваю, цвет напольных досок приятно светлеет, а в воздухе появляется аромат древесины. Дождёмся, когда пол высохнет, чтоб затащить обратно соломенные тюфяки и наши вещи.

Разгибаюсь и потягиваюсь в разные стороны, приятно похрустывая поясницей. Любуюсь проделанной работой.

До уюта здесь ещё далеко, но так уже гораздо лучше.

Как будто и в голове стало светлее. Словно вся тошнотворность этого утра была выкинута вместе с хламом, сожжена вместе с гнилыми досками и выплеснулась вместе с грязной водой, которой я намывала чердачный пол.