Спецназовец. Сошествие в ад - Страница 1

Как обычно, непогода пришла откуда-то из Европы, и, несмотря на конец августа, в Москве уже вторую неделю дождило и было по-осеннему холодно. Нервные москвичи по привычке обвиняли в этом правительство и мигрантов, хотя между неприятными погодными явлениями и всеми этими людьми не было никакой причинно-следственной связи.

Юрий Якушев неторопливо шел по улице. Он не вертел головой и даже не морщился, несмотря на то что изрядно промок, а все из-за того, что так и не заимел привычку таскать с собой зонтик. Сколько он себя помнил, зонтики его раздражали. Снимаешь чехол, раскрываешь, потребуется куда-то зайти – закрываешь, вертишь в руках, не зная, куда приткнуть, и, наконец, где-нибудь забываешь…

Зеленый сигнал светофора прервал его философский экскурс, сочиняя который Якушев чуть не забыл о том, куда и зачем он идет. Что ни говори, годы, проведенные некогда на филфаке МГУ, давали о себе знать.

Поначалу после возвращения на гражданку Якушев подумывал вернуться в университет и закончить его, чтобы заиметь, как и все порядочные люди, диплом о высшем образовании, но все его мечты таковыми и остались. Его затянула в свою сеть повседневность, время от времени прерывавшаяся неурядицами, в разрешении которых просили его поучаствовать. Якушев обычно не отказывал в таких просьбах боевым товарищам: со всяким может неладное случиться.

Юрий ступил на проезжую часть, предварительно глянув влево-вправо. Мало ли какой ублюдок, который передвигается исключительно на «мерседесах» представительского класса с мигалками, решит вдруг полихачить.

Якушев насмотрелся в своей жизни на таких лихачей по самое не хочу. После демобилизации ему на первых парах все в Москве казалось непривычным и диким. Раньше он переходил дорогу на зеленый свет, будучи уверенным в том, что и все остальные участники дорожного движения прилежно соблюдают правила, но после того, как его «приняла» на капот «ренджровера» какая-то блондинка, наверно севшая за руль первый раз в своей жизни, Якушев стал на порядок осторожнее, осознав бесхитростную истину, что в Москве вероятность погибнуть ненамного ниже, чем в районе боевых действий.

Сейчас его давить никто не собирался, поэтому Юрий спокойно перешел проезжую часть и, скользнув равнодушным взглядом по яркой вывеске продуктового магазина, вспомнил, что забыл купить к ужину шпроты. А без шпротов, как ни крути, сытного ужина не получится.

«Да и сто грамм не грех пригубить сегодня, – подумал Якушев и поправил рукой мокрую прядь волос, сползшую на лоб. – Пора отдохнуть душой. А то все никак не получается: то одно, то другое. То у соседа что-то протекает, то бабка с первого этажа разоряется, что, мол, я ворую у нее тепло из батарей. Рановато что-то для осеннего обострения. Может, стоит ей разок надеть мусорное ведро на голову в профилактических целях? С некоторыми людьми для лучшего понимания ими житейских ситуаций нужно разговаривать на их же языке».

Около магазина царило оживление. У самого входа стояла группа подростков, от которой несло алкоголем за добрые пару метров. Якушев добродушно усмехнулся, понимая, что таким образом дети пытаются казаться взрослыми.

«Лучше бы читали полезные книги, – подумал он. – Я в их возрасте только и делал, что читал да шпынял мяч в дворовой футбольной команде. Да только где ты им объяснишь. Сейчас такая молодежь пошла, что скажешь пару лишних слов, и тебя пером чиркнут по боку, хорошо, если не по лицу».

Якушев неторопливо вошел в продуктовый магазин, отобрал с полок все, что ему было нужно, и с корзинкой, доверху набитой продуктами, занял место в километровой очереди. Люди закупались так, словно завтра намечался потоп.

Непонятно откуда взялся низкорослый кавказец, слегка небритый, с опухшими и красноватыми глазами. Он увидел в очереди своего приятеля, который стоял перед Якушевым, и приветственно поднял руку. В руках у кавказца была бутылка дешевого пива и какая-то сушеная рыба в вакуумной упаковке. Было ясно, что горец собрался похмеляться. Он нагло протиснулся вперед.

– Прошу прощения, – вежливо обратился к нему Якушев. – Займите свое место в очереди.

Кавказец, начавший уже рассказывать приятелю анекдот, замолчал на полуслове, хмыкнул и исподлобья уставился на Якушева.

Юрий был человеком неробкого десятка, поэтому подобные взгляды никогда его не смущали.

– Может, заткнешься? – «тыкнул» ему кавказец.

Якушев вздохнул, чуть кривя плотно сжатые губы. Он уже изрядно устал от то и дело навязывавшегося ему воспитательного процесса, но что поделаешь, если на просторах необъятной родины хулиганы и хамы составляют подавляющее большинство населения?

Якушев молча поставил корзинку на пол, выпрямился и, резко выбросив правую руку, схватил кавказца за горло и поднял его над полом. Тот судорожно засучил ногами, как суслик в когтях у беркута, и выронил бутылку пива, которая с грохотом разбилась на множество мелких осколков, заливая пол светлой жидкостью, весьма похожей на мочу.

Все разговоры в до того болтливой очереди стихли, и воцарилась напряженная, чуть ли не звенящая тишина, словно Якушев достал из-за пазухи пистолет и наставил его на кассира, требуя деньги, или показал всем пояс шахида, недвусмысленно намекая на то, что всего лишь одно неверное движение – и он отправит половину покупателей, если не всех, на тот свет.

Кавказец захрипел, выпучив глаза. Якушев чуть ослабил стальную хватку, опасаясь, что, чего доброго, этот невоспитанный подонок отбросит коньки, а это уже может квалифицироваться по соответствующей статье Уголовного кодекса, чего Юрий, собственно, не хотел.

Какая-то старушка завопила: «Что ж ты делаешь, душегуб окаянный!» Но люди не поддержали ее, опасаясь вмешиваться.

Все это время приятель кавказца молчал, не сводя отупелого взгляда с Якушева, боялся, наверно, что вот-вот тот возьмется и за него. Ни словом, ни жестом он даже не попытался как-то помешать организованному Якушевым воспитательному процессу, словно потерял дар речи.

– Веди себя нормально, и тогда проживешь долго и счастливо, – назидательно сказал Юрий, разжимая стиснутую ладонь. – А если будешь так еще делать, то я не удивлюсь, если тебя найдут потом в какой-нибудь канаве или подъезде.

Смертельно оскорбленный джигит с трудом перевел дыхание и попытался покарать обидчика, нанеся резкий и прямой удар правым кулаком.

Якушев плавно увернулся и, пропустив мимо бока летящее тело кавказца, коротко ткнул его локтем в позвоночник, после чего кавказец рухнул как подкошенный, раскинув руки в стороны.

Охранник издалека наблюдал за происходящим, но не торопился вмешиваться. По своему опыту он знал, что иногда лучше получить нагоняй от начальства и лишиться премии, чем встрять в чужую разборку и, чего доброго, получить удар ножом в брюхо или, того хуже, пулю из пистолета.

Юрий понимал, что кто-то из «сердобольных» граждан наверняка вызвал уже полицейских, а те не преминут забрать его в отделение, чтобы там угрожать завести уголовное дело и, прикрываясь этим мотивом, выкачать из него побольше денег, поэтому, чтобы не доводить ситуацию до столь глупой и банальной концовки, чертыхнувшись, зашагал из магазина, оставив на полу корзинку с продуктами. Ладно, с голоду не умрет, хотя шпротов действительно жалко.

Дождь несколько стих. Якушев достал из помятой пачки сигарету и закурил. Дым попал в глаза, и Юрий, недовольно поморщившись, повел плечами.

Якушев давно уже собирался бросить курить, да вот все как-то не получалось. Каждый раз после перенесенного стресса рука автоматически тянулась к пачке сигарет, как рот младенца тянется к маминой груди. Курить Якушев научился, когда принимал участие в боевых действиях, вечно пребывая на грани жизни и смерти. Все было достаточно просто: «Или ты его, или он тебя». Как тут не закуришь, когда остался в живых и отправил на тот свет своего врага?